Хольм Ван Зайчик - Дело жадного варвара Страница 17

Тем временем поток прибывших стал иссякать, но никого, хотя бы отдаленно похожего на имперского посланца, ни Баг, ни Богдан пока не заметили.

– Верен ли рейс? – поинтересовался Баг.

Богдан пожал плечами. Вопрос показался ему неуместным.

Некоторое время они еще постояли молча, с каждым мгновением нервничая все сильнее. Баг мучительно боролся с потребностью немедленно закурить и даже нашарил за пазухой пачку сигарет «Чжунхуа». Но сделать это в зале было бы ни с чем несообразно, а выйти на улицу, оставив напарника волноваться в одиночестве – казалось ему еще более несообразным. Баг оставил пачку в покое.

Когда бегучая дорожка, неутомимо и невозмутимо струившаяся из глубины перехода, совсем опустела, и толпа у врат растаяла, молчать и делать вид, что все нормально, стало окончательно невозможным.

– Может, драгоценный преждерожденный единочаятель Чжу по каким-то причинам государственного свойства соизволил отложить свой судьбоносный визит? – с некоторым сарказмом в голосе предположил Баг. – Может, у него в последний миг живот схватило?

– Бог весть, – молвил Богдан, извлекая из рукава трубку в намерении связаться с Мокием Ниловичем и переадресовать этот вопрос ему.

– Не преждерожденных ли Лобо и Оуянцева мы созерцаем? – внезапно промурлыкал нежный женский голос позади.

Баг и Богдан стремительно развернулись и остолбенели. Прямо перед ними стояла некая весьма молодая дама в изящном, драгоценного желтого шелка халате, с высокой прической, сколотой многочисленными нефритовыми шпильками; нежное лицо дамы было, пожалуй, чуть излишне миниатюрным и чуть излишне бледным: ярко-алые тонкие губы выделялись на нем завораживающе ярким пятном. Черные глаза под искусно вычерненными бровями смотрели прямо и независимо, слегка даже свысока, хотя была она ростом ниже Бага, – и в то же время с некоей смешинкой. Дама была вызывающе красива. «Все слышала», – подумал Баг. От неловкости он готов был сквозь землю провалиться.

Позади дамы стояло пять желтых шелковых халатов попроще.

Несомненно, эта была та самая то ли миллионерша, то ли знаменитый ученый, которая прошествовала вон из вокзального зала четверть часа назад. Свита ее уменьшилась, пожалуй, вдвое; вуаль, каждая ниточка которой была унизана розовыми жемчужинами, она подняла, а ее накидка свисала с почтительно согнутой руки одного из сопровождавших ее желтых халатов – но это, вне всякого сомнения, была именно она. Каждое движение, даже самое незначительное, каждая интонация хрустального голоса дамы свидетельствовали о ее принадлежности к высшей культурной аристократии Цветущей Средины.

Жуткое подозрение опалило Бага и Богдана почти одновременно.

Дама шелохнула полой расшитого драконами халата и произнесла уже с явной насмешкой:

– Драгоценные преждерожденные расстались со своими языками?

– Э-э… – подал признаки жизни Богдан.

– Говорите же!

– Да, мы и есть Лобо и Оуянцев, – пробормотал Баг, не зная, куда девать глаза; они, словно алчущие нектара, не вольные в себе пчелы неудержимо стремились к бело-алому цветку лица дамы. – Но извините нас великодушно, драгоценная преждерожденная… наш долг взывает к тому, чтобы встретить того, кого мы встречаем, а отвлекшись на прекрасную и, я уверен, весьма содержательную беседу с вами, как бы нам его не пропустить.

– Уже не пропустили, – улыбнулась дама. – Драгоценный преждерожденный единочаятель Чжу не отложил свой визит по причинам государственного свойства, как вы предположили, ибо именно таковые причины вынудили единочаятеля Чжу проделать поучительный, но, признаться, малоприятный долгий путь посредством воздухолетной машины. Единочаятель Чжу – это я, принцесса Чжу Ли.

В сущности, внутренне уже готовые именно это и услышать, Богдан и Баг автоматически согнулись в глубоком поклоне.

«Да-а-а…. Какая женщина…», – подумал Баг.

«Так это женщина!», – подумал Богдан.

– Что же, драгоценные единочаятели, – принцесса Чжу медленно раскрыла веер. Блеснули на костяной рукоятке два крупных сапфира в окружении белых и черных жемчужин. – Теперь, когда вы наконец меня встретили, не соблаговолите ли вы сопроводить меня в мою резиденцию в Чжаодайсо? – И принцесса, взмахнув широкими до необозримости рукавами халата и обдав напарников тягучим ароматом сандала, повернулась к ним спиной.

Свитские в желтом, стоявшие до этого момента бесстрастными изваяниями, перед тем, как тоже развернуться, наконец позволили себе коротко глянуть на все еще травмированных напарников, как на полных идиотов, но внешне остались невозмутимы. Двое из них пошли впереди принцессы, готовые вежливо и тактично подвинуть чуть в сторонку любого, кого Небо сподобит оказаться на Высочайшем пути, а трое пристроились в качестве замыкающих, в паре шагов позади Бага и Богдана.

Те, ощущая себя хоть и немножко, да под конвоем, послушно потекли следом за принцессой – через зал прибытия, к выходу на улицу и на стоянку повозок. Головы их постепенно оттаивали после мгновенного замораживания, произведенного появлениям единочаятеля Чжу, и в них принялись вновь заводиться мысли. Покамест – две на двоих. В голове Богдана было: «Ну, я Раби Нилычу скажу пару ласковых слов о пресвятых угодниках! Что ж, он не знал, что ли?» А в голове Бага по-прежнему было то же, что и в первый момент, только в более откристаллизовавшемся виде: «Какая женщина!»

На стоянке принцесса, наморщив носик, некоторое время критически созерцала повозки, мельтешащие туда-сюда, а потом, как и учил нас великий наш Учитель Конфуций, заговорила для начала о погоде и поинтересовалась у Богдана, как тут в Александрии с этим делом и не случалось ли дождя. Богдан заверил принцессу Чжу, что с погодой у них вполне прилично, хотя Александрия Невская щедра на дожди и на всякие прочие подобные осадки, а буквально на днях вообще случился небывалый доселе ливень. «Не было ли это стихийным бедствием? – обеспокоилась принцесса, причем Багу показалось, что вполне искренне. – Не пострадали ли посевы зерновых? Не нанесен ли ущерб плодовым деревьям? Не повреждены ли всходы гаоляна?» Богдан, похоже, не знал, что ответить, особенно насчет весьма смутно им себе представляемого гаоляна, но принцесса опять обращалась именно к нему, в сторону Бага почему-то лишь время от времени взглядывая с непонятной озорной искоркой во взоре, – и Баг лишь зубами скрипнул от напряжения, мысленно подбадривая напарника: «Ну давай же, минфа, жарь! Это твоя работа – языком чесать! Она же решит, что мы и впрямь, как это варвары говорят, имбецилы-дебилы-кретины! Или, по-нашенски, инвалиды группы дуцзи[27] – полностью помешанные, слепые на оба глаза, лишенные двух нижних конечностей…»

Баг был в совершенно несвойственном ему смятении.

Напарник его, наконец, провернул шестерни мыслей в своей ученой голове и ответил в том смысле, что нет, не извольте беспокоиться, драгоценноприехавшая преждерожденная единочаятельница Чжу, все плоды остались на тучных ветвях, да и рожь колосится по-прежнему, а гаолян вообще уродился как никогда. Баг опять заскрипел зубами. «Какая рожь в шестом месяце, Богдан, ты что?! – едва на завопил он вслух. – Какой гаолян? Какие в начале лета плоды и ветви – в наших-то широтах? Или на уложении династии Тан и одиннадцати тысячах семистах семи поправках к нему тебя вконец заклинило, и шаг влево – шаг вправо тебе уже побег?»

Он покосился на напарника. Богдан был красен, как рак, по лбу его стекали струйки пота. Баг тут же преисполнился к нему сочувствием. «Хорошо мне отмалчиваться, – подумал он, ощущая позывы на угрызения совести. – А если бы она меня спросила про эти самые зерновые? – прочувствовав эту возможность, он ощутил неподдельный ужас. – Да переродиться мне червяком! Бедный Богдан…»

Принцесса, однако, в ответ на колосящуюся рожь и тучные ветви лишь успокоенно сказала: «А, мило, мило… Особенно радует урожай гаоляна», – и обратила взор на четырех носильщиков с обильной поклажей, спешащих к ней под присмотром одного из ее сопровождающих. Когда поклажа приблизилась вплотную, принцесса пожелала погрузиться в повозку и отбыть в резиденцию.

Императорская резиденция Чжаодайсо,

24 день шестого месяца, шестерица,

получасом позже

Чжаодайсо был незначительной частью на весь мир знаменитого своими фонтанами дворцового комплекса, расположенного в крайней западной части Александрии Невской, на южном берегу Суомского залива; здесь останавливались прибывающие в Северную столицу с неофициальными визитами, без семейного или церемониального сопровождения, члены императорского рода, и потому Чжаодайсо имел отдельный, собственный вход. Прочие сооружения дворцового комплекса – числом более трехсот – были выполнены по образу и подобию Запретного города Цветущей Средины и являлись официальной резиденцией императорского двора, когда оный по тем или иным причинам осчастливливал посещением Александрию. Имя Северной столицы – Бэйцзина, или, как это звучит на некоторых диалектах Цветущей Средины, Пекина – Александрия Невская носила по праву[28] .