Пусть вспыхнет пламя - Барталомей Соло Страница 17

лет экономика НШЗ была полностью перестроена – модернизированы финансовые институты, исчезли наличные деньги и чеки, видоизменились рынки. Внедрение Персональных аналитических чипов (ПАЧей) позволило выйти на новый уровень в развитии альянса. Всем новорождённым присваивался класс в зависимости от данных теста – рабочий, учёный, военный, чиновник и так далее. Всего двадцать шесть классов с девятью тысячами подклассов. Новорождённым вживлялся ПАЧ, и они жили себе спокойно до совершеннолетия, получая только то образование, которое будет им полезно в жизни. Система образования также резко изменила вектор – каждый класс получал лишь ту информацию, которая была необходима ему для выполнения рабочих функций. Для кого-то не было таких предметов как история, философия, биология. Другие не знали математики, правописания и физики. Дети начинали работать уже в десять лет, вступая на путь трудовой деятельности, которую определяла Машина. До конца своих дней они были обязаны работать только в этой сфере, получая повышения или переводы лишь в рамках избранного класса. Система ПАЧ помогала осуществлять контроль и вести статистику, она стала основой экономики, давая возможность пользоваться любыми благами тем, чей рейтинг позволял это. На первых этапах система, основанная на Теории Аналитического Регулирования, показала свою эффективность. Полностью исчезли безработица и голод – основные проблемы прошлого мира. НШЗ сделали резкий рывок вперёд по сравнению с остальным миром. Экономика росла, все финансовые показатели стремились вверх. Но так продолжалось недолго. Система государственного управления подвергалась постоянным реформам. Коллегиальное управление, при котором во власти состояли представители всех классов, имеющих равные возможности, претерпело за несколько лет значительные изменения. Сначала из Совета Правления были исключены все рабочие классы, которые оттеснили в города, а затем во власти и вовсе остались лишь представители могущественных корпораций. Вскоре полномочия регионов были сильно урезаны, а основная власть была сосредоточена в центре – в Первом городе. Полномочия полиции, армии и спецслужб росли, прав у людей становились с каждым годом всё меньше. Всего за каких-то девять лет НШЗ превратились в тоталитарное государство, где в руках небольшой горстки людей была сосредоточена абсолютная власть. – Лектор сделал глоток воды. – Картина современности писана в мрачных тонах, Тони. Это знает каждый рабочий в каждом городе. Двадцать миллионов человек в Тридцать Втором трудятся каждый день, чтобы избавиться от отходов, которые привозят туда со всей страны, в то время как люди в Первом городе не знают, чем себя занять и как потратить лишние кредиты. Перекос системы налицо и это только цветочки.

Тони слушал внимательно – волнение перебивалось негодованием, негодование забивала злоба, злоба перерастала в облегчение. Облегчение оттого, что он больше не часть того мира. Затем приходила тревога. За тех, кто остался там. Двадцать миллионов человек жили на помойке. Двадцать миллионов человек мечтали повысить свой рейтинг хотя бы на единицу, в то время как здесь, в Первом городе, люди не знали, что с этим рейтингом делать.

– Я бывал в Тридцать Втором, – протерев очки, продолжил Октавиан и заглянул Тони в глаза. – Лет десять назад, может больше. Бывал почти во всех городах НШЗ с рабочими, так сказать, визитами. Где-то совсем худо, куда хуже, чем в Тридцать Втором: маргиналов отстреливают как собак, люди гниют заживо близ атомных станций, лекарств от рака и ВИЧ не сыскать. Где-то люди ещё радуются жизни. В целом же Первый город отдаляется от прочих поселений семимильными шагами, и этот разрыв будет расти и дальше. Жизнь здесь становится лучше с каждым днём, но как долго будет продолжаться этот рост?

Два часа пролетели незаметно. Тони покинул аудиторию, поглощаемый думами – о том, кто он такой, как он влияет на этот мир и почему именно он сегодня оказался здесь. Он упивался каждой минутой, проведённой в этом месте, восхищался каждым встреченным человеком. Октавиан догнал его в холле, когда Тони проходил мимо монумента с руками. Старичок поравнялся с ним и проговорил:

– Вы не задали ни одного вопроса за всю лекцию. Мне показалось это странным. Обычно слушатели спрашивают меня, если им что-то непонятно.

– Я не задал ни одного вопроса, потому что их было слишком много, – ответил Тони. – Я чувствую себя таким маленьким, когда слышу все эти разговоры про мир, изобретения, политику, систему. Неужели один человек в состоянии влиять на эти глобальные проблемы?

– О, ещё как в состоянии, – улыбнулся Октавиан. – Тебе ещё многое предстоит постичь, Тони. Ты проходишь этот путь поздно. Прочие жители Первого получают всестороннее образование до шестнадцати лет.

– Зачем мне всё это знать? Разве для должности, которую я получил в компании, необходимы подобные знания?

– Кто знает, где ты будешь через месяц? Я здесь, чтобы дать тебе толчок, подкинуть знания, а уж как ты распорядишься полученной информацией, зависит только от тебя. – Октавиан хлопнул Тони по плечу и был таков.

Тони отправился в кафетерий, который расположился в восточном крыле здания. Он взял капучино и круассан (денег за это в «Микромире» не брали) и уселся за свободный стол.

– Вот ты где, – Клео появилась внезапно. Она присела напротив и уставилась на него. – Ну как?

– Что «как»? – спросил Тони и оглядел её – всё те же розовые волосы, всё так же резко подведены глаза. Он был рад видеть знакомое лицо в этом новом для него мире.

– Как первая лекция с Октавианом?

– Хорошо. – Тони откусил круассан. – Познавательно.

Ответ её явно не удовлетворил.

– Бросай свой ланч и бегом к Тиберию, – резко выпалила она и поднялась.

– К кому? – переспросил Тони.

– К создателю «Микромира», – пояснила Клео. – У него есть свободные пару минут. Хочет познакомиться.

– Со мной?

– С тобой, с тобой, любитель выпечки, – усмехнулась она. – Ноги в руки и вперёд. Это твой дебют, так что не подкачай.

Они поднялись по лестнице на четвёртый этаж, прошли по коридору мимо кабинетов руководства и попали к двери с надписью «Комната для медитации». На двери красным горела табличка «Не входить». Клео вошла. Тони вслед за ней. Они попали в просторную белую комнату с лёгкой подсветкой по стенам. Пол здесь был устлан мягким ворсистым ковром, окна отсутствовали. Стояла полнейшая тишина, как будто комната эта оказалась полностью изолирована от мира. У входа виднелись сильно поношенные белые кроссовки. Клео скинула свои кеды, Тони последовал её примеру. Они прошли вглубь, где Тони увидел сидящего на фоне фикусов в позе лотоса человека. На вид ему было лет тридцать – полноватый, с бледной кожей, под глазами синие пятна. Волосы кудрявые, пышные, глаза маленькие, нос картошкой, на щеках виднелись мелкие угри. На нём была затасканная зелёная футболка и чёрные джинсы.