Юрий Леляков - Великая тайна Фархелема Страница 18

…И однако — затем Джантар мог часто видеться лишь с Фиар, живя с ней в одном городе, остальных же встречал от случая к случаю, на обследованиях. И всякий раз они возвращались к вопросам, поднятым в первом разговоре, и чувствовалось: перспективы — всё неопредёленнее и тревожнее. И даже не столько личные (хотя тут лишь целительские способности Фиар говорили сами за себя, да ещё Герм и без специального образования был уже состоявшимся астрономом, у остальных же перспективы этого образования были весьма туманны) — сколько именно в связи с общей ситуацией…

А для самого Джантара, при всей разносторонности его интересов — именно это направление становилось главным, ведущим делом жизни (тем более, и было продолжением тех, прежних поисков, о которых напомнила газетная публикация его старых дневников)… Пытаясь понять происходящее, он взялся за изучение всей доступной литературы по истории, философии, психологии, социологии; затем, поняв, что не находит там ответов, стал уделять больше внимания медико-биологическим сторонам проблемы, изучая физиологию и даже психиатрию — но и там не мог найти ответов: какие механизмы в устройстве общества (или психике отдельного человека) ответственны за такое? Не объяснять же всё было — тем, что некоторые возрасты в жизни человека считались кризисными! (Это означало повышенный риск психофизиологических проблем, но не фатальную предопредёленность — чтобы относиться ко всем людям этого возраста как потенциальным преступникам и сумасшедшим. Увы, практически к подросткам — так и было, в отличие от людей шестого десятка лет, чей кризис редко упоминался за пределами медицинской литературы.) Не давали ответа и всевозможные, часто взаимно противоречивые, концепции исторической ритмики, и просто аналогии — ведь в том-то и дело было: никогда прежде человечество Фархелема не знало эпох столь бурного, почти взрывного роста и развития во всех сферах жизни, и ни от какого поколения не требовалось усвоить такие объёмы информации — вот и нельзя было свериться с опытом какого-то из прежних поколений: что делало и думало оно, когда его сперва увлекли столь многообещающими перспективами, взвалив такую нагрузку и историческую ответственность, а потом грубо сдержали, будто убрав с пути уже близкую цель, так что впереди была лишь глухая преграда (или напротив — пустота, пропасть)… А всё будто и проваливалось, как в пропасть или бездонный колодец — в тупую, хмурую, беспросветную унылость «насущных нужд», и силы общества будто выкипали в бесплодных спорах по разным поводам и без видимых причин…

…Например, в печати развернулась дискуссия о «теории Фаалокра», несколько месяцев кряду сотрясавшая Лоруану — а Джантар не мог понять: о чём речь, что за теории, как оказалось, не существует? Пока вдруг с удивлением не понял: многих потряс факт, что Фаалокр не был, как они ожидали… каким-то религиозным пророком!.. Но о нём никогда и не говорили в таком качестве: его знали как выдающегося теоретика и практика в политике — но нигде и слова не было, что в полном собрании его научных работ, статей и речей должна содержаться некая теория с пророчеством на современность, настоящий момент (а то и вовсе — каким-то «универсальным» пророчеством, содержащим явно или неявно ответы на вопросы всех последующих времён)! Но непонятно какие круги и силы в обществе, взявшись искать у него такую теорию, и естественно, не найдя — подняли шумиху уже как о лжепророке, будто бы обманувшем человечество. И сразу — пошли чьи-то потрясённые рассуждение о вправду трудносовместимой с образом религиозного деятеля суровости некоторых решений возглавляемого им правительства (хотя решения были — военного времени); и даже объявилось множество неведомых ранее борцов и страдальцев в борьбе против «ложной веры» — оказывается, давно осознавших её ложность; а затем — вовсе странных полумистических спекуляций вокруг биографии и самого имени Фаалокра… И увы, было к чему придраться: подлинная биография прослеживалась по документам лишь начиная со старших групп детдома в Ветафомиси, не было известно происхождение, родственники, и даже непонятно из какого языка автономий Средней Лоруаны происходила сама фамилия — которую теперь и прочитывали по-дмугильски как «Варогр», и объявляли псевдонимом, сокращением от невесть откуда взятого «подлинного имени» Фатаро Алокрихума, а то и вовсе утверждали: никакого Фаалокра не было, это — мифологический образ, псевдоним… коллективного правления тогдашних министров (не объясняя, впрочем: кого же изображают известные кадры хроники, и чьему авторству принадлежат научные труды, речи и статьи?)…

Но вот стало очевидно: кампания по «разоблачению лжепророка» зашла в тупик, разоблачив лишь собственную абсурдность — и тут же грянула другая: та самая, о неких мистических тайнах Западного континента… А вскоре ничем кончилась и она, ей на смену пришла ещё одна: снова о том, что в современной цивилизации якобы ущемлены права малых групп и народов, им для сохранения неких духовных ценностей нужна своего рода идейно-культурная автономия на основе местных законов — и вот это стало обретать форму возникшего сперва как бы исподволь, полулегально (и даже никак законодательно не закреплённого) раздела страны на «регионы по вероисповеданию», внутри которых выделялись ещё автономии разного уровня (причём и — одни внутри других). Официально этого нового, «параллельного» деления страны как бы не было, никакие законные власти решений об этом не принимали (и вообще не всегда было понятно, что делается от чьего имени и в чьих интересах) — но какие-то решения принимались, и совсем не «кажущимся» образом влияли на жизнь людей. Где-то, например — приходилось отныне начинать день в школе с молитвы неведомо кому на неизвестном языке; или — срочно отменять торжества, пришедшиеся, как выяснялось, на траур или пост непонятно по какому случаю, о котором не знала большая часть именно местного, коренного населения… И уже всё чаще сталкивались интересы разных «облагодетельствованных» таким образом групп, вспыхивали потасовки, порой с серьёзными жертвами — но и разобраться, кто прав, кто виноват, было нельзя. Существовали разные верования, легенды, обычаи, неоднозначно соотносившиеся между собой — и потому обряды, места, имена, даты, святые для одних, оказывались символом скорби, предательства, или даже нечестивых забав для других, сыпались обвинения в кощунстве; соответственно противоречили друг другу и сами местные законы — и даже непонятно было, имел ли кто-то реальные полномочия следить за их соблюдением, верша суд и кару, и жаловаться и случае чего было некому и некуда. А сами обычаи и традиции никем специально не вводились: они просто существовали издревле, и изменить или отменить введённое как бы никем — тоже было некому…

…И уже на этом фоне — как-то все вместе, сразу — шли новые пропагандистские кампании: о «неприемлемости» пути Чхаино-Тмефанхии, создающей якобы «неестественную среду обитания человека»; о будто ведущихся там «безнравственных и опасных» опытах, в которых выведены опасные мутанты; намекалось и о возможных результатах попыток… изменения сроков беременности, выведения новой расы людей с повышенными умственными способностями, искусственного продления жизни и тому подобном; и тут же (в контексте предыдущего было особенно странно) — что «нормальный ребёнок» якобы уже не в силах усвоить весь объём школьной программы по предметам естественнонаучного и технического циклов… Трудно понять: кто чем конкретно обеспокоен, что можно и нужно делать? И — впору уже задуматься: к чему может прийти Каймир в составе такой Лоруаны? Где тоже — при его новой автономии (учреждённой взамен той прежней, на правах которой он вошёл в состав Лоруаны — и затем постепенно забытой, иссякшей, показавшейся ненужной в грядущем едином человечестве, где и так должны были найти воплощение идеалы и надежды чхаино-каймирской культуры) — какие-то пришлые общины требовали создания уже своих местных автономий, совершались странные и мало кому понятные ритуалы, шествия к каким-то образом возникшим местам поклонения неясно кому и чему, раздавались призывы отстоять непонятно чью и какую идентичность, в каком смысле «навести порядок», и тому подобное… Но и то обстановка была в целом спокойной — а уж что творилось в других частях страны…

…Если — вот ещё два года назад Джантар, проводя с родителями их летний отпуск в Кильтуме (где по-прежнему ничего не рисковали выяснять), познакомился с особорежимником по имени Талир Менг, из Моараланы, и тот рассказал ему: в этом крупном городе, областном центре, также со множеством секретных армейских заводов и институтов — местные племена уже открыто требуют устроить всю городскую жизнь по их вере и обычаям — на фоне вялой, безразличной реакции властей (точно как перед войной!), да и в вечерние полицейские облавы попадают почти одни подростки некоренных рас, и чаще всего — ни за что… (И Джантар снова как-то сразу почувствовал: Талир — и есть тот, недостающий, кого не хватало в их кругу, и им когда-то придётся встретиться уже всем вместе! И вот — встретились. После таких событий, что сама встреча казалась почти чудом…)