Нил Шустерман - Беглецы Страница 19

— Лев? Лев, ты слышишь меня?

Лев слышит, но лучше бы ему ничего не слышать. Ему больше не хочется говорить с че­ловеком, который привел его к краю обрыва и заставляет повернуть назад в последнюю мину­ту. Внутри начинается настоящая буря, чувства сменяют друг друга, как узоры в калейдоскопе. Ярость, умиротворение, радость, ужас. В какой-то момент Льву кажется, что страх напол­нил его существо целиком, подобно яду, и он может чувствовать его запах, похожий на испа­рения кислоты. Внезапно его состояние меня­ется, и вот он уже вне себя от счастья — что-то подобное он испытывал, махнув битой и услы­шав, как она со звоном ударила по мячу. Только теперь он не игрок с битой, а мяч, стремитель­но улетающий бог знает куда. Раньше его жизнь была похожа на бейсбольную площад­ку — аккуратно разлинованную, идеально ров­ную и гладкую. Все происходящее подчинялось правилам, и ничто никогда не менялось. Те­перь же он вылетел за пределы поля, переле­тел через стену и упал неизвестно где.

— Лев? — зовет его пастор Дэн. — Ты пугаешь меня. Отзовись.

Лев набирает полную грудь воздуха, потом медленно выдыхает его.

— Прощайте, сэр, — говорит он и кладет трубку.

Взглянув в окно, Лев видит съезжающиеся к школе полицейские машины. Если Коннора и Рису еще не поймали, значит, скоро поймают. Медсестры у двери нет — она отчитывает ди­ректора за то, что он отдает неверные распоря­жения в чрезвычайной ситуации.

— Почему вы сразу не позвонили родителям бедного мальчика? Почему не эвакуируете де­тей и персонал?

Лев знает, что нужно делать. Это неправед­ный поступок. Он должен сделать нечто пло­хое. Но вдруг ему становится ясно, что отныне ему наплевать, грешит он или нет. Осторожно выбравшись из кабинета, он незаметно про­скальзывает прямо за спиной медсестры и ди­ректора и устремляется вперед по коридору. Чтобы найти то, что он ищет, требуется не бо­лее секунды. Лев тянется к небольшой красной коробке, висящей на стене. Теперь и я заблуд­шая овца, думает он, но мне все равно. Чувст­вуя пальцами холод стали, Лев нажимает крас­ную кнопку, и тишину разрывает душераздира­ющий вой пожарной сигнализации.

16. Учительница

Сигнал тревоги раздается во время, отведен­ное на подготовку к уроку, и учительница, мыс­ленно чертыхаясь и сетуя на то, что времени и так не хватает, поднимается из-за стола. Мож­но было бы остаться и поработать, пока в клас­се никого нет, а ложная тревога тем временем закончится сама собой. Ибо какая это еще мо­жет быть тревога? Но потом учительница ре­шает, что, оставшись, подаст нехороший при­мер проходящим мимо ученикам.

Выйдя из класса, она обнаруживает, что в коридоре полным-полно детей. Коллеги пыта­ются поддерживать порядок, но это старше­классники, и навыки построения по учебной тревоге, которыми они овладели в младших классах, давно забыты. Кровь бурлит от гормо­нов, и тело, опережающее разум по развитию, удержать в состоянии покоя удается далеко не всем.

Неожиданно учительница замечает нечто удивительное, обстоятельство, которое непри­ятно ее поражает.

У кабинета директора стоят двое полицей­ских. Их определенно раздражают толпы ору­щих детей, проносящиеся мимо них к выходу. Зачем здесь полиция? Почему не пожарные? И как им удалось приехать так быстро? Такого не может быть — кто-то вызвал их раньше, чем раздался сигнал тревоги. Но зачем?

Последний раз полицейские были в школе, когда поступил звонок, предупреждавший об угрозе взрыва. Персонал и школьников эвакуи­ровали, но никто толком не знал зачем. Оказа­лось, никаких террористов в школе не было — тревога была ложной. Кто-то из учеников ре­шил пошутить. Тем не менее угроза появления Хлопков считается серьезной, так как никто не может сказать на сто процентов, есть они в по­мещении или нет.

— Пожалуйста, не толкайся! — говорит она ученику, зацепившему ее локтем. — Я увере­на, всем удастся выбраться на улицу и без этого.

— Прошу прощения, мисс Стейнберг, — изви­няется парень.

Проходя мимо одной из лабораторий, где ребята ставят опыты, учительница замечает, что дверь открыта. Осторожности ради она за­глядывает внутрь, чтобы проверить, не забрел ли туда кто-нибудь из учеников, не желающих участвовать во всеобщем столпотворении. На каменных столешницах лабораторных столов пусто, и стулья аккуратно расставлены по мес­там. Судя по всему, лабораторной работы на этом уроке ни у кого не было. Учительница хо­чет закрыть дверь, скорее по привычке, неже­ли чем по необходимости, но неожиданно ее внимание привлекает звук, которого в этих стенах никто и никогда, вероятно, не слышал.

Где-то рядом плачет ребенок.

Сначала учительница думает, что звук доно­сится из комнаты матери и ребенка, но она на­ходится слишком далеко, в другом конце кори­дора. Ребенок плачет прямо здесь, в лаборато­рии. Она снова слышит его, но на этот раз звук тише, хотя малыш явно чем-то рассержен. По­хоже, решает мисс Стейнберг, кто-то пытается прикрыть рот ребенку, чтобы он не плакал. Ох уж эти молодые мамаши, думает учительница. Они всегда так поступают, попав с ребенком ту­да, где им быть не положено. Кажется, ни одна из них не понимает, что ребенок, если пытать­ся прикрыть ему рот, будет плакать еще громче.

— Ребята, хватит прятаться, — говорит учи­тельница. — Вам следует быть на улице со всеми остальными.

Никто не выходит. Ребенок принимается плакать еще громче. Слышен чей-то шепот, но о чем говорят, учительница не понимает. Окон­чательно раздражаясь, мисс Стейнберг реши­тельно направляется в глубь лаборатории, по­путно заглядывая под столы справа и слева. На­конец она находит тех, кого искала: за одним из столов прячется девочка с ребенком. Она не одна, с ней мальчик. Вид у обоих растерянный. Ребенок плачет. Мальчик, судя по всему, готов дать деру, но девочка крепко хватает его за руку, не позволяя встать. Он, вздохнув, подчиня­ется.

Мисс Стейнберг конечно же не помнит имена всех детей в школе, но уверена, что зна­ет каждого в лицо и уж точно помнит напере­чет всех молодых матерей. Эту девочку она не знает, и мальчика тоже.

Девочка смотрит на нее умоляющими глаза­ми. Говорить она не может — слишком страш­но, только качает без конца головой.

— Если вы скажете кому-нибудь, что видели нас, нам конец, — говорит мальчик.

Девочка прижимает к груди ребенка. Он продолжает плакать, но уже не так громко. Так вот кого ищет полиция, думает мисс Стейн­берг. Но по каким причинам, остается лишь га­дать.

— Пожалуйста... — говорит парень.

Пожалуйста? Что? Пожалуйста, пойдите на нарушение закона? Пожалуйста, поставьте под угрозу порядок в школе? Но нет, он хотел ска­зать что-то другое, думает мисс Стейнберг. Его глаза говорят: пожалуйста, будьте человеком. В мире, где так много законов и правил, так просто сделаться нарушителем. Учительница понимает — и знает, — как часто сочувствие бе­рет верх над долгом.

— Ханна? — зовет ее кто-то от двери.

Мисс Стейнберг оборачивается и видит знакомую учительницу. Коллега вопроситель­но смотрит на нее. Выглядит она слегка растре­панной, — очевидно, попытки организованно эвакуировать орды непослушных детей даются ей нелегко. Вероятно, она слышала плач ребен­ка, думает Ханна, да и кто бы не услышал, про­ходя мимо.

— Все в порядке? — спрашивает ее коллега.

— Да, — отвечает Ханна, удивляясь тому, как спокойно звучит голос, учитывая непростую ситуацию, в которой она оказалась. — Помощь не нужна, — добавляет мисс Стейнберг. — Я раз­берусь.

Коллега кивает и поспешно ретируется, чувствуя, очевидно, облегчение от того, что не нужно взваливать на себя еще и заботу о моло­дой матери с испуганным ребенком.

Что ж, теперь Ханне понятно, в чем дело; по крайней мере, одно предположение у нее есть: такое отчаяние в глазах она видела только у детей, обреченных отправиться на разборку.

— Идите за мной, — говорит она, протягивая руку девочке. Ребята колеблются, и она по­спешно добавляет: — Если вас ищут, то обяза­тельно найдут, когда здание опустеет. Здесь прятаться бесполезно. Если вы хотите уйти, нужно делать это сейчас, пока другие дети еще не вышли. Вставайте, я вам помогу.

В конце концов мальчик с девочкой выби­раются из укрытия, и Ханна облегченно взды­хает. Они ей по-прежнему не доверяют — но, с другой стороны, с какой стати им ей доверять? Подростки, старающиеся избежать принуди­тельной разборки, живут в атмосфере постоян­ного страха, опасаясь быть преданными кем угодно. Но сейчас доверие и не требуется. Нуж­но только пойти за учительницей.

— Ничего мне не рассказывайте, — преду­преждает ребят мисс Стейнберг, — иначе по­том, на допросе, мне, возможно, придется лгать, если будут спрашивать, что я знаю.

В коридоре по-прежнему полным-полно де­тей, не успевших еще покинуть стены школы. Мисс Стейнберг, ведя за собой ребят, с трудом протискивается к ближайшему выходу. Она твердо решила помочь им, вывести из-под ог­ня, что бы они ни натворили. Да и какой бы она была учительницей, что бы рассказывала детям о морали и нравственности, если бы по­ступила иначе?