Игорь Гор - Проект «Повелитель» Страница 19

С глаза Хаймовича скатилась слеза, и он внезапно схватил меня за шею и привлёк к своей груди.

— Прости, ладно?

— Да чего там, — смутился я, — дело житейское.

— Вот и ладушки. Куда собрались ребята?

— Туда же Хаймович, туда же, — кивнул Федор, — вещички там остались нужные. Мы быстро. Задерживаться не собираемся.

— Что ж вы вдвоем? Рюкзака то три. Я с вами пойду.

— Не обижайся Хаймович, но без тебя быстрее получится, а лишнее брать не будем.

— Ну, смотрите, вам виднее…

Шли мы быстро, без привычных походных сумок через плечо, когда налетела стая.

Услышав дробный топот лап по асфальту, я оглянулся, вытаскивая на ходу пистолет. Стая, с десяток взрослых псов. Косой ощерился и щелкнул затвором.

— Ну вот, а старый плакался, что собак мало осталось.

Первая очередь выбила искры по асфальту. Одна пуля видимо рикошетом зацепила пса, и он волчком закрутился на месте. Вторая очередь ушла, бог знает куда. Собаки рванули в рассыпную, обходя нас вокруг.

— Не стреляй! — Крикнул Косому, — Ноги делаем, а то все патроны уйдут.

Косой согласился и мы рванули. Мама дорогая, роди меня обратно! Всё как в детстве. Мы бежим, и они бегут. Парочка вырвалась вперёд и идет нам наперерез. Они обходили нас, прячась в придорожных кустах. Вот этого допускать никак нельзя! Выстрелил на ходу одному в бочину. Надо же, попал? Второй отстал в замешательстве. Обиженный вой остался за спиной. Вот и заветный домик впереди. Быстро мы домчались. Можем если надо! Проскочив по ступенькам к парадному входу, я развернулся, подперев спиной стенку, и взял пистолет двумя руками. Косой привалился рядом.

Собаки отстали. Заходим? — махнул головой Федя, указывая на вход. Я покачал головой.

Сердце бьется так оглушительно, что я ничего не чувствую и не слышу кроме его стука.

— Подожди немного, сейчас оклемаюсь, — говорю Косому переводя дыхание.

— Давай быстрее, вон уже собаки показались.

Почувствовал. Прошла волна. От парадного до лифта не добежим, не успеем. Придется отсиживаться в дверных проёмах.

— Пора!

Бежим. Короткая остановка. Обнимаю Федю как родного, так не хочется поджарить нужную часть организма. Он обалдел, но терпит. Шепчу ему сквозь зубы:

— Шевельнёшься, зад обожжет!

— Понял.

— Пора!

В два счёта и мы в лифте. Прыгаю наобум, не видя лестницы. Руки сбиваю промахнувшись. Но я уже цепко держусь за ржавую арматуру. Есть! Косой летит следом, так же промахиваясь и громко ойкая.

— Ты как там?

— Нормально, кажись, палец сломал.

Ползем, карабкаемся наверх. Внизу на удивление тихо. Может, рой уже перекочевал в другое место? Но расслабляться не стоит. Прем без передышки до крыши. Вот она родимая! Дальше. Двери гостеприимно распахнулись, плюхнулись в кабинку. Она дернулась и пошла в низ. Вот теперь можно дышать не торопясь.

… в какой-то момент я понял, что оставаться больше в городе не имеет смысла. Нужно было начинать всё сначала, и начинать это не на руинах цивилизации, а в полном смысле с нуля. Жить в согласии и мире с природой, и самим собой. Внутренняя концепция нового отношения к действительности, новой веры прорастали во мне. Я не мог облечь её в слова, но смутные образы невысказанной истины, требовали перемен. Какие-то законы человеческого бытия находились сами, какие-то приходилось рожать в муках. Человек не должен желать большего, чем ему действительно нужно. Единственное, чего он может желать бесконечно — знание. Но как быть, если в природе человека так много от животного? Власть, как первичный признак стаи. Зависть, жадность лишь отголосок стремления к власти. Будучи анархистом от природы, я понимал, что безвластие невозможно… Тупик. Человеческие амбиции являются двигателем прогресса и его же закономерным концом, когда амбиции государств доходят до определённой черты, преступив через которую теряют всё… Нет ни великих держав, ни мелких княжеств, лишь горстка людей рвущих друг другу горло за кусок… И я ушел в леса, ушёл чтобы основать свою общину, по ещё неизвестным мне принципам. Я не знал, как нужно жить человеку, но я уже точно знал — как он жить не должен….

Я уже зарядил четыре магазина на свой пистолет и рассовал их по карманам, а Косой всё никак не мог решить, чего брать, а чего не брать. Его душила жаба. Большая, зелёная, вся в пупырышках и слизи. Я видел воочию, как она пыхтела, но третий рюкзак бросить не могла, а в два не помещалось. Я конечно понимал, что таким стрелкам как мы патронов сколько не возьми мало будет, а про ребят наших и слов нет. Они помповое ружьё то первый раз в руках держали, и попали просто с перепугу.

— Знаешь, что Федя, не морочь голову, — сказал я, когда ждать надоело, — Тебе главное что?

Побольше народа вооружить, чтоб каждый за себя постоять мог. А учитывая, как мы стрелять умеем, патронов не напасёшься. На каждый ствол по две обоймы и хватит. Твоих двадцать рыл?

— Двадцать пять, — поправил Федор.

— У Джокера сотня будет. Всю сотню он вряд ли возьмет. Тоже считать умеет. Значит, половину возьмет, чтоб наверняка тебя задавить. Вот и считай, если каждый твой хоть по одному его завалит остальные сами разбегутся.

— Согласен, поэтому брать надо всё.

— Вот ты упрямый, — закипел я как чайник, только что пар с одного места не шёл.

— Не кипятись, половину патронов возьмем, но стволы все.

— Нах! Берём четыре автомата, шесть пистолетов, два ружья. И патронов кило тридцать.

— Ага, — наконец то согласился Федя и отсыпал пол рюкзака. Бумажные коробки порвались и теперь автоматные, ружейные и пистолетные патроны, представляли собой замысловатый салат, которым мы собирались потчевать людей Джокера.

— Слушай, я все хочу тебя спросить, чего ты своих хлопцев не прихватил, всё бы унесли?

— Сомневаюсь я, — нехотя ответил Федор, — сдается мне, что крыса среди нас есть. Докладывает кто-то Джокеру.

Я присвистнул.

— На твоем месте я в таком случае вообще бы поостерёгся их вооружать. Дашь ему ствол, а он тебе в спину стрельнет.

— Вот и я о том же думаю, — вздохнул Косой, — а ты заладил, жаба душит, жаба душит…

— Когда это я тебе говорил?

— Не говорил, так думал. Зелёную такую, с пупырышками представлял.

На меня внезапно напал кашель. Мать мая женщина! Он что же мысли мои прочитал?

— Ну да.

— Чего «ну да»?

— Да ты мне такую картинку в мозги вставил, поневоле прочитаешь.

Надо бы поаккуратнее со своими фантазиями, подумал я почесывая по дедовской привычке нос. Или я сильнее становлюсь, или в Косом мутант проснулся? Страшный, костлявый с врожденным косоглазием и шрамом на левой ягодице. Шрам он в детстве заработал, когда решил на перилах прокатится, любил он это дело. А там какой-то засранец гвоздь вбил. Пошутил, значит. Вот Федя полужопие себе и располосовал, хорошо хоть хозяйство на гвозде не оставил. Как он тогда не дознавался, кто сделал, так и не узнал.

— Бросай рюкзаки в кабинку. Навьючить всегда успеем, — сказал я, навешивая автоматы на шею, а ружьё на плечо.

Лифт, как мне показалось, натужно загудел и потащил нас на свет божий.

— Что-то рано нынче темнеет видать к дождю, — отметил Косой, поглядывая сквозь купол.

— Это не туча… это … Рой кружит. Стой! К двери не приближайся, а то откроется! — заорал я, прижавшись к стенке тесной кабинки.

— И чего делать будем? — Спросил Федя, равнодушно и с интересом рассматривая насекомых, ползающих по куполу.

— Федя, кто из нас вчера бухал? Ты или я? Ты чего тормозить стал? Сидеть и ждать будем пока они спатки не соберутся.

— Знаешь, — ответил Косой, — я вдруг подумал, а нах всё это? Может плюнуть на Джокера?

На фиг бороться с ним за эти развалины? Бросить эту помойку и уйти в лес. Хаймович сегодня расписывал, сколько там живности, и тихо спокойно. Ни от кого подляны ждать не надо.

— И не говори, а я на днях карту одну смотрел там местечко одно под номером 7844 обозначено, в лесу, кстати, расположено.

— Что за карта? — оживился Федя.

— Да две карты были на вертолёте, на одной город, на другой лес. Я думаю они оттуда прилетели, — кивнул я на махину на шпиле.

— Там, поди, много чего интересного найдётся.

— Наверняка.

И мы замолчали. Думая каждый о своём, девичьем. Косой думал, о куче оружия в лесу, громоздящейся выше деревьев.

Всё-таки у него комплекс какой-то. Жили же до этого с одними ножами и ничего.

Мне хватает и этого. Пистолет правда не плохо, но таскать эту дуру, которая оттягивает шею или бьётся по спине под названием автомат, мне и даром не надо. Тело привыкло к свободе. А я думал о насекомых. Улетать они не спешили и никуда не торопились. Казалось, их стало ещё больше. Вся крыша была ими облюбована. Часть летала над нами, часть ползало по крыше. Темнело, но шум над головой не смолкал. Мы присели на пол.