Рэй Брэдбери - И грянул гром: 100 рассказов Страница 2
Рэй Брэдбери - И грянул гром: 100 рассказов читать онлайн бесплатно
Когда же это началось — мое писательство? Все стало складываться одно к одному летом и сложилось окончательно к зиме 1932-го. Я тогда бредил Баком Роджерсом, романами Эдгара Рай- са Берроуза и вечерним радиосериалом «Волшебник Шанду». Шанду рассказывал о магии и силе мысли, о Дальнем Востоке и удивительных местах — словом, о таких вещах, что я каждый вечер садился и по памяти записывал очередную передачу.
Но всю мою коллекцию чудес, сказок, падений с лестницы вместе с бронтозаврами только для того, чтобы подняться на ноги под ручку с Лэ из Опара,[2]— все это перевернул человек по имени мистер Электрико.
Он приехал со стареньким никудышным карнавалом, «Совместным шоу братьев Дилл». Это было в выходные перед Днем труда в 1932 году. Мне тогда исполнилось двенадцать. Каждый вечер из трех мистер Электрико садился на электрический стул и его тело пронзали десять миллионов жужжащих вольт чистой голубой энергии. Его глаза горели огнем, светлые волосы стояли дыбом, между обнаженными в улыбке зубами проскакивали голубые искры. Чуть подавшись вперед, к зрителям, он вытягивал руку с мечом Эскалибуром над головами детей, огнем посвящая их в рыцари. Когда подошла моя очередь, мистер Электрико коснулся острием меча моих плеч, а затем — кончика носа. В меня ударила маленькая молния. Мистер Электрико воскликнул: «Живи вечно!»
Я решил, что эта величайшая мысль, какую мне доводилось слышать. На следующий день я снова пришел повидать мистера Электрико под тем предлогом, что волшебная никелированная игрушка, которую я приобрел у него накануне, плохо работает. Он починил игрушку и повел меня на экскурсию по карнавалу. Прежде чем войти в шатер с лилипутами, толстыми женщинами и татуированными Людьми в Картинках, мистер Электрико кричал: «Эй вы там! Не выражайтесь!»
Мы спустились к берегу озера Мичиган, где мистер Электрико поведал мне свои маленькие философские истины, а я ему — свои, огромные. Не знаю, почему он это терпел. Но он слушал меня или делал вид, что слушает. Может, потому, что соскучился по дому, может, у него где-то был сын, а может, не было и он об этом жалел. Как бы там ни было, он сказал, что раньше был пресвитерианским священником, но его расстригли, что живет он в Каире, штат Иллинойс, и я могу написать ему туда, если захочу.
Под конец мистер Электрико сообщил мне неслыханную новость. «Мы уже встречались, — сказал он. — Во Франции, в тысяча девятьсот восемнадцатом. Ты был моим лучшим другом, и в тот год ты умер у меня на руках в битве в Арденнском лесу. А теперь — вон он ты, родился снова. У тебя новое тело и новое имя. С возвращением!»
Я шел домой после той встречи, пошатываясь под грузом двух великолепных подарков. Первым подарком было то, что я, оказывается, уже жил на этом свете (и мне об этом рассказали), а вторым — то, что мне предстоит попытаться каким-то образом жить вечно.
Спустя несколько недель я начал писать свои первые короткие рассказы про Марс. С тех пор я никогда не останавливаюсь. Благослови Бог мистера Электрико, мой катализатор, где бы он ни был.
Размышляя обо всем вышеупомянутом, я прихожу к мысли, что мои ранние литературные опыты были обречены происходить на чердаке. С двенадцати до двадцати двух или, может быть, двадцати трех лет я садился писать далеко за полночь и сочинял весьма нетрадиционные истории о призраках и привидениях; о созданиях в колбах, которых я видел в захудалых балаганчиках; о друзьях, навеки скрывшихся в водах озера; о супругах третьего часа ночи, этих мятущихся душах, что вынуждены летать в темноте, чтобы их не застрелили при свете дня.
Много лет ушло у меня на то, чтобы, не прекращая писать, спуститься с чердака, где мне приходилось уживаться с мыслью о возможности собственной смерти (подростки всегда забегают вперед), и переселиться сначала в гостиную, а потом и на лужайку, на которой распускались одуванчики, созревшие для вина.
Лужайка, где мы собирались с родственниками на Четвертое июля, подарила мне не только истории, произошедшие в Гринтау- не, штат Иллинойс. Благодаря ей я смог последовать совету Эдгара Райса Берроуза и Джона Картера и отправиться на Марс, но при этом прихватить с собой свои детские пожитки, а также дядюшек, тетушек, маму, папу и брата. Вернее, прибыв на Марс, я обнаружил, что все они уже там, ждут меня. А может быть, это были марсиане — они задумали погубить меня и потому притворялись моей родней. Гринтаунские истории, сложившиеся в роман «Вино из одуванчиков», появление которого я не предвидел, и истории Красной планеты, вылившиеся в «Марсианские хроники», которых я тоже не планировал, были написаны примерно в одни и те же годы. Я писал их поочередно, то одну книгу, то другую, время от времени бегая на задний двор бабушки и дедушки к бочке для дождевой воды, чтобы выудить оттуда все воспоминания, легенды и словесные ассоциации тех лет.
В те же годы я воссоздал своих многочисленных родственников и в облике вампиров, которые живут в городке, очень похожем на Гринтаун «Вина из одуванчиков». Город вампиров приходится темным двоюродным братом марсианскому городу, где высадилась Третья экспедиция. Таким образом, я вел тройную жизнь: я был отважным исследователем маленького городка, космопроходцем, осваивающим Красную планету, и скитальцем, странствующим по земле вместе с американскими кузенами графа Дракулы.
Однако я до сих пор не сказал и половины того, что следовало бы, о других созданиях, рыскающих по страницам этого сборника: где-то они являются во всем великолепии ночных кошмаров, где- то низвергаются в бездну отчаяния и одиночества. Динозавры. В возрасте семнадцати — двадцати трех летя написал с полдюжины рассказов про динозавров.
Однажды мы с женой прогуливались вечером по пляжу в Венеции, штат Калифорния, где жили в номере для молодоженов за тридцать долларов в месяц, и наткнулись на остов «Венецианской пристани». Рядом море облизывало сплетение распорок, направляющих и балок старых «русских горок», лежащих на песке.
— Зачем этот динозавр здесь разлегся? — спросил я.
Моя жена весьма благоразумно промолчала.
Ответ пришел, когда я проснулся среди ночи, разбуженный неким зовом, и услышал одинокий рев туманного горна в заливе Санта-Моника — он раздавался снова и снова, снова и снова…
Ну конечно, подумал я. Динозавр услышал ревун, решил, что это его сородич другого пола, вынырнул из глубин прошлого. Он поплыл на зов в любовном томлении, обнаружил, что это всего лишь маяк, и умер на берегу от горя.
Я вскочил с постели, написал рассказ и отправил его в «Сэтэдей ивнинг пост», где он вышел под названием «Чудовище, жившее на глубине в 20 000 саженей». В сборнике, который вы держите в руках, рассказ называется «Ревун». Спустя два года после первой публикации по нему был снят фильм.
В 1953 году этот рассказ прочитал Джон Хьюстон. Он сразу же позвонил мне и предложил написать сценарий для его будущего фильма «Моби Дик». Я дал согласие и переключился с одного монстра на другого.
Работая над «Моби Диком», я перечитал биографии Мелвилла и Жюля Верка и написал предисловие для нового перевода «Двадцати тысяч лье под водой», где сравнивал безумных капитанов, вышедших из-под пера того и другого автора. В 1964 году это эссе прочли организаторы Всемирной ярмарки в Нью-Йорке и поручили мне разработать концепцию верхнего этажа павильона Соединенных Штатов.
После павильона компания Диснея наняла меня, чтобы я помог придумать фантастические интерьеры космического корабля «Земля» для парка «Эпкот».[3] Новая экспозиция должна открыться в 1982 году. Там я умудрился втиснуть в одно здание всю историю человечества — она прокручивается вперед и назад во времени, а потом взмывает в безумную грядущую эпоху космических полетов.
И динозавров я тоже не забыл.
Всеми своими успехами и творческим ростом, каждой новой работой и новой любовью я обязан той первой детской любви к монстрам и чудищам, которую впервые ощутил, когда мне было пять, и нежно хранил, когда мне исполнилось двадцать, двадцать девять, тридцать лет.
Среди рассказов этого сборника найдется лишь один-два, написанных под непосредственным впечатлением от пережитого. Большую часть своей жизни я сопротивлялся, когда меня посылали куда-нибудь, чтобы я «впитал как губка» местный колорит, нравы аборигенов, пейзажи и настроения. Я давным-давно понял, что мыслю не прямолинейно, что большую часть работы «губки» выполняет мое подсознание и могут пройти годы, прежде чем какое-нибудь пригодное для дела впечатление всплывет на поверхность.
В молодости я одно время жил в многоквартирном доме квартала Чикано в Лос-Анджелесе. Большинство моих «латиноамериканских» рассказов были написаны много лет спустя после того, как я съехал оттуда, но есть и одно жуткое исключение. Летом 1945 года, когда Вторая мировая только-только закончилась, мой друг собрался поехать в Мехико на старом потрепанном «Форде V-8» и попросил меня составить ему компанию. Я напомнил ему об обете бедности, который меня вынудила принять жизнь. В ответ он обозвал меня трусом и спросил, почему я до сих пор не набрался смелости опубликовать три-четыре рассказа, которые прячу в столе. А прятал я их потому, что несколько журналов эти мои рассказы отвергли. Но мой друг продолжал понукать меня, и я отряхнул рассказы от пыли и под псевдонимом Уильям Эллиот отослал издателям. Почему под псевдонимом? Потому что опасался — вдруг манхэттенские редакторы видели имя Рэя Брэдбери на обложках альманаха «Страшные истории» и отнесутся к автору такого «низкопробного чтива» с предубеждением.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.