Владимир Близнецов - Американ бог Страница 2

Коев проснулся от сильного взрыва. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что произошло: прозрачный купол покрылся мелкой сетью морщин, совсем рядом что-то горело. Юноша быстро натянул скафандр. Случилось именно то, чего по теории вероятности случиться не могло: выпал метеоритный дождь. Но где же Глорин, что с ним? Коев бросился в спальню шефа, понимая, что дорога каждая секунда: драгоценный воздух уходит из-под купола. В коридоре длинными языками ударило в лицо пламя, и он невольно отшатнулся, хотя скафандр мог выдержать и не такую температуру. Когда Коев вбежал в комнату Глорина, она была наполнена дымом. Одна стена рухнула, скрыв под обломками тело начальника станции. Где-то в стороне раздался второй взрыв. Юноша быстро освободил Глорина, пощупал пульс: жив. С трудом облачил лежащего в эластичную ткань скафандра и, взвалив на плечи, пошел прочь. Пламя медленно гасло – воздух уходил в космос…

Когда к Эрду Глорину вернулось сознание, он не сразу понял, что лежит на мягком сиденье вездехода. Рядом, за рулевым управлением, сидел сосредоточенный Коев, вцепившийся взглядом в дорогу. Впрочем, едва ли то, по чему они мчались с большой скоростью, можно было назвать дорогой. Лучи фар, разрезая тьму перед вездеходом, выхватывали из темноты расщелины, скалы, нагромождения камней и другие особенности рестинского рельефа. Коев едва успевал перехватывать штурвал, обходя многочисленные препятствия. На нем, как и на Глорине, был скафандр, и через стекло шлема было видно напряженное лицо с прилипшей ко лбу прядью волос. Глорин нажал подбородком кнопку связи внутри шлема.

– Что произошло, Коев? – с трудом спросил он, только теперь вдруг ощутив боль во всем теле и звон в голове.

Юноша бросил быстрый взгляд на Глорина.

– А, вы очнулись, шеф? – рассеянно сказал он. – Что случилось? Метеоритный дождь. Станция загорелась от сильного взрыва.

– Почему произошел взрыв?

– Скорее всего, метеорит угодил в энергетический реактор. А вас придавило осколками стены. Ваше счастье, шеф… Кстати, как вы себя чувствуете? – осведомился он.- А то приняли бы тонизирующего. Хотите? Я помогу.

Глории попытался ответить, по тяжелая боль разлилась по телу, и он провалился в темную пропасть без начала и конца…

Коев вел вездеход, как шофер-виртуоз. Несмотря на то, что машина в любую минутку могла врезаться в какую-нибудь скалу или упасть с высокого обрыва в ущелье, он продолжал наращивать скорость. Во-первых, он знал, что на обычной скорости соседней станции можно было достичь самое меньшее за двадцать два часа. А кислородный запас в их скафандрах рассчитан на десять часов. По этой же причине юноша не мог ждать прибытия «грузовика». Во-вторых, Глорин явно нуждался в немедленной медицинской помощи…

Лучи фар вырывали из кромешной тьмы зубчатые скалы, каньоны, ущелья. А Коев довел скорость до максимума, сжимал зубы, безумно надеясь, что, может быть, все закончится благополучно. Рация вездехода давно уже автоматически, каждые три секунды, передавала сигналы о помощи, однако было всего несколько шансов из ста на то, что его услышат соседи. Радиосвязь в условиях Рестины была затрудненной: радиоволны отражались от горных хребтов и, рассеиваясь, возвращались обратно. Поэтому Коев не тешил себя мыслью, что навстречу уже движется помощь. Он продолжал гнать тяжелый вездеход…

Катастрофа произошла, когда самый трудный участок пути они уже прошли и вездеход мчался по сравнительно ровному плато, еще отделявшему их от второй станции. До нее оставалось часов десять езды, воздуха в скафандрах хватило бы на шесть. Глорин все время был без сознания. Лишь изредка Коев слышал его прерывистые стоны. И вдруг вездеход подпрыгнул и провалился вниз, в скрытую каменистой россыпью расщелину. Герметичный скафандр не пропускал звуков, но когда Коева бросило грудью на штурвал, а головой – в лобовое стекло, он явственно услышал, как что-то затрещало. Фары погасли, и на машину сразу же навалилась густая, плотная, душная тьма. «Приехали»,- в отчаянье сказал сам себе Коев и на мгновение прикрыл глаза. В эти секунды он представил себе земные облака, белые, распластанные в полете, как лебединые крылья, и синее небо, бездонное и такое чистое, что просто дух захватывает, когда смотришь на него, лежа на спине среди пахнущей мятой травы… Его охватило сознание безнадежности положения, и он подумал, что больше никогда не вдохнет воздуха родной планеты. Но тут же вспомнил о Глорине, включил фонарь на шлеме и повернулся к Эрду. Тот лежал в прежней позе, пристегнутый ремнями безопасности. Коев вдруг испугался, что Глорин уже не стонет, но шеф заворочался, хрипло задышал, что-то бормоча в тяжелом бреду, и юноша успокоился. Вездеход нелепо уткнулся в стену расщелины. Коев обошел его, осмотрел, приседая на корточки, и понял, что машину исправить нельзя. Он взглянул вверх, увидел на черном небосклоне холодные алмазные, словно колющие острыми лучиками, звезды, и снова вспомнил ночное небо Земли. Но тут же спохватился: кислорода в баллонах оставалось на пять часов…

Вторично Глорин вынырнул из тяжелого кошмара от каких-то равномерных толчков: вверх-вниз, вверх-вниз. Судя по всему, он находился на какой-то зыбкой, периодически колебавшейся поверхности. С трудом припомнив то, чтоб было раньше, и осмотревшись, он понял: Коев несет его на своей спине, шагая по каменистому плато. Глорин хорошо знал местность и определил, что до соседней станции еще далеко. Он был человеком математического склада, как все этеллиты, и, увидев на счетчике, что кислорода осталось часа на четыре, осознал, что конец близок и неминуем. Он чувствовал боль во всем теле и едва сдерживался, чтобы не застонать.

– Послушайте, Коев,- сказал он наконец,- остановитесь.

Юноша послушно опустил его на каменистую почву, устало присел рядом.

– Ну, как вы себя чувствуете, шеф? – спросил таким тоном, будто они находились в кают-компании.

– А, это уже не имеет значения,-ответил Глории и хотел махнуть рукой, но боль многими иглами пронзила тело. Отдышавшись, продолжил: – Нам осталось жить три часа…- Он посмотрел на счетчик,- и пятьдесят минут. Слушайте меня внимательно! – приказал он, видя, что Коев порывается что-то сказать.- Так вот, если мы будем двигаться оба, мы наверняка не дойдем. Вот что… Я уже не жилец… Не перебивайте меня! Сейчас вы оставите меня здесь, возьмете мои баллоны и пойдете один. У вас в запасе будет семь с лишним часов. Есть шансы успеть. Вы все поняли?

Он старался говорить кратко, повелительно и строго. Но юноша неожиданно засмеялся:

– Рано еще петь отходную, шеф. Мы оба дойдем. Это плато не мешает радиоволнам, нам только надо подойти поближе к станции. Нас обязательно услышат.

Он поднялся, чтобы взять Глорина, но тот закричал:

– Я приказываю вам оставить меня здесь! Слышите?!.

– А я вам не подчиняюсь! – легкомысленно заявил Коев и взвалил Глорина на плечи. Боль выросла до гигантских размеров, и Глорин потерял сознание…

Он пришел в себя, когда счетчик показывал, что кислорода осталось на два с половиной часа. И снова от резких толчков провалился в горячую темноту… Потом он много раз всплывал на поверхность и снова тонул в океане боли. Он был человеком математического склада характера, этеллитом, он не хотел проявлять эмоции и терпеливо ждал своего конца. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей и от боли, он начал решать в уме задачи и производить мысленно расчеты, которые не успел сделать на станции. Он понимал, что Коев устает все больше, потому что слышал все учащающееся его дыхание…

Когда кислорода осталось на час и в шлеме загорелась аварийная лампочка, Коев понял, что Глорин был прав и что их может спасти только нечто невероятное, из ряда вон выходящее. По его расчетам, на «дневной» станции уже должны были принять сигнал бедствия. Но желанной помощи все не было, и он продолжал упрямо шагать. В мозгу билась только одна мысль: Глорин. Он знал, что как ученый Глорин во много раз ценнее его, и решил во что бы то ни стало спасти своего шефа… На привале, когда Глорин находился без сознания, он снял со своего скафандра неизрасходованный баллон с кислородом и присоединил его к системе дыхания на скафандре Эрда. Теперь кислорода ему оставалось на пятнадцать минут, а Глорину – на час с небольшим. Потом он включил фонарь Глорина на полную мощность, повернул его так, чтобы свет был виден издалека, и пустился в путь…

Сделав несколько шагов, Коев побежал. Скафандр почти не стеснял движений, сила тяжести была мала, и он летел как на крыльях по каменистому плато. Вскоре он начал задыхаться, но продолжал этот бешеный бег в неизвестность.

Коев любил жизнь. Но последние его мысли были не об этом. Когда затуманенный удушьем мозг зафиксировал упадок сил, он думал только о том, как спасти Глорина. Прислонившись спиной к обломку скалы, включил фонарь на полную мощность. Потом подумал, что этого мало, что спасатели могут не найти Глорина. Слабеющей рукой взял кусок базальта, лежавший рядом, собрал последние силы, нацарапал его гранью стрелу, острием указывающую туда, откуда он пришел и где был оставлен Глорин…