Томас Гунциг - Гамба. Рассказ Страница 2

— У вас родился… не совсем… Ваш ребенок… Как бы это… Он… креветка… Ну, в общем… Гамба…

— Гамба? — переспросил он.

— Гамба, — кивнул гинеколог.

И ушел, оставив его одного.

— Гамба, — повторил он сам себе.

VI

Магали выписалась из больницы через три дня. Казалось, за эти три дня она постарела лет на десять. Три дня она рыдала, три дня неотрывно смотрела, как гамба плавает взад-вперед в аквариуме с соленой водой, установленном на скорую руку в отделении для новорожденных, три дня пыталась свыкнуться с мыслью, что она мать, что это существо — ее дитя, что, хочешь не хочешь, придется им заниматься, заботиться о нем и постараться рано или поздно его полюбить.

Любовь, впрочем, не заставила себя ждать. Он убедился в этом уже на следующий день после родов, когда, сидя на краешке кровати и держа Магали за руку, не знал, что сказать и в конце концов ляпнул: «Наверно, по закону мы не обязаны держать ее у себя, я выясню…»

Магали выпрямилась, метнула на него ледяной взгляд и сказала, что запрещает ему — да-да, запрещает, он хорошо слышал? — запрещает раз и навсегда говорить подобные вещи о своем сыне и чтобы он даже думать такое не смел.

Он помолчал, хотел было спросить, откуда она знает, что это мальчик, но прикусил язык. Не стоило подливать масла в огонь.

В тот день он понял, что больше ничего в его жизни не будет как раньше. Он чувствовал, что с появлением гамбы его жена изменится, да что там чувствовал — был уверен — она уже изменилась. Будущее обещало быть хуже, чем он опасался, его жизнь накрыла тьма, отныне он будет жить в обществе жены и гамбы, изгнанником вдали от мира. Попросту говоря, дела его были хреновые, и он знал, что из клуба, объединяющего тех, кто радуется жизни, навсегда переходит в другой клуб, для тех, у кого «неладно».

Магали попросила его зарегистрировать новорожденного под именем, которое они выбрали несколько месяцев назад — Жереми. Он пошел в мэрию.

Написал в нужной графе: «Жереми».

И поставил внизу подпись.

Дома он постарался приспособиться к новым обстоятельствам: убрал из детской ненужную кроватку с сеткой и установил на столе для пеленания, который тоже вряд ли мог пригодиться, аквариум на пятьдесят литров соленой воды, с подогревом и очистным фильтром, работавшим от электрического моторчика в двенадцать вольт, с разноцветными камешками на дне и пластмассовой имитацией большого кораллового рифа.

Он даже думал, не перекрасить ли стены в цвет морской волны, но решил, что это будет чересчур, оставил постер «Волшебная карусель», оставил постер «Штрумпфы», поколебался перед постером «Немо», но и его оставил, испугавшись, что поддается психозу.

Довольно долго он стоял перед шкафом с одежками. Стопки распашонок в крошечных корабликах, ползунки по сотне евро пара, пижамки с вышивкой… мелькнула мысль, нельзя ли сдать их обратно в магазин, но он не сохранил чеки.

Традиционные оповещения он рассылать не стал, решил подождать Магали. Она что-нибудь придумает, он просто не представлял себе, что писать.

На работе его поздравили. Он изо всех сил старался выглядеть счастливым отцом. Его попросили показать фотографии, он отговорился, что не захватил, обещал на днях принести. По инициативе директора по продажам коллеги в складчину купили по каталогу детское автомобильное сиденье. Он от души поблагодарил и укрепил его в своей машине, дивясь простоте и надежности конструкции. Потом, закрыв глаза, попытался представить, как можно пристегнуть ремнем безопасности креветку, но ничего не вышло.

Матери пришлось сказать. Разными язвительными намеками она постаралась убедить его, что виновата во всем Магали. Она видела, как невестка пила во время беременности, а курить-то бросила, он уверен? А их отпуск в Марракеше — не лучше ли было воздержаться? Раньше мать делала вид, что рада, и связала к рождению внука шерстяную одежонку — по ее словам, это была двусторонняя кофточка. Но о том, чтобы надеть ее на Жереми, не могло быть и речи, педиатры втолковывали ему, с пониманием, но твердо: соленая вода от десяти до пятнадцати градусов, умеренное освещение, рекомендованный пищевой рацион, богатый протеинами, — и все, точка… Двусторонняя шерстяная кофточка отправилась вместе с полусотней распашонок и ползунков в большой черный «самсонит», который он задвинул под шкаф в подвале, надеясь забыть о нем как можно скорее и навсегда.

VII

Когда он приехал за Магали, она ждала его в больничном холле; сумка с вещичками стояла у ее ног, а в руках, прижимая к груди, она держала прозрачный полиэтиленовый пакет, наполненный соленой водой, в котором гамба… Жереми… бесшумно перебирал пятью парами членистых ножек. Он взял сумку, открыл перед ней дверцу машины, завел мотор, поехал медленно, спросил, как прошла ночь.

На его вопросы Магали отвечала односложно, «да», «нет», «хорошо», «может быть». Он подумал, что ей бы надо показаться психоаналитику, не то, чего доброго, выдаст послеродовую депрессию, а ему в одиночку с директором по продажам, представительницей заказчика и заботами о гамбе не управиться. Ему-то оплаченного отпуска по уходу за ребенком на три месяца никто не даст, черт побери!

Дома он показал Магали, как все устроил в детской, но она как будто не заметила ни отсутствия кроватки, ни исчезновения детского приданого. Она вся как-то съежилась, словно непосильное бремя навалилось ей на плечи. Тихонько урчал моторчик, десятки пузырьков разгоняли круги по поверхности воды, свет ультрафиолетовой лампы придавал аквариуму вид замка с привидениями.

Он разогрел в микроволновке купленную с утра пиццу, недоумевая, что Магали так долго делает наверху. Спустившись наконец, она сказала, что посадила Жереми в аквариум, а тот спрятался под пластмассовым кораллом. Он ответил в том духе, что, мол, привыкнет постепенно, как-никак серьезная перемена для такого малыша, ничего страшного, все будет хорошо.

Он сам чувствовал, что его слова звучали фальшиво, как оборванные струны. Магали едва притронулась к еде и сказала, что хочет спать.

Он поднялся с ней. Она сразу закрылась в ванной. Из-за двери донесся характерный треск разрываемой фольги, видимо, она принимала что-то успокоительное. Дай Бог, чтобы не подсела. Она вернулась в спальню, почти голая. Ему не хотелось видеть ее тело, растянутый живот, груди, набухшие от ненужного молока, которое в первые дни придется сцеживать. Он притворился спящим.

Когда она легла рядом, он не шевельнулся.

Что да, то да — у него было неладно.

VIII

Ночью Магали несколько раз вставала. Наконец и он поднялся вслед за ней и нашел ее в детской, склонившейся над аквариумом. В ультрафиолетовом свете ее лицо выглядело мертвой маской.

— Как ты думаешь, с ним все в порядке? Мне кажется, он не дышит. Не знаю почему, все время лезут в голову мысли про внезапную смерть новорожденных.

Он подошел и наклонился к стеклу. Гамба наполовину зарылась в разноцветные камешки. От колебаний воды под действием двенадцативольтного моторчика ее усики плавно покачивались.

— Да нет же, смотри, он шевелится… Успокойся… С ним все хорошо… Не стой тут… Ты же знаешь, дети в этом возрасте все впитывают, как губка. Если ты будешь нервничать, он занервничает тоже.

Магали вернулась в постель.

— А если он нас позовет, как мы узнаем? — тут же спросила она. — А если ему приснится кошмар?.. Или что-нибудь заболит?..

Ни на один из этих вопросов у него не было ответа. Он выдавил из себя:

— Как-нибудь узнаем… я уверен…

Она повернулась к нему спиной и, перед тем как уснуть, сказала:

— У тебя всегда все просто, никаких проблем.

Он не ответил. Напрягся, пережидая волну ярости, такую огромную, что ему хотелось размозжить голову Магали об угол платяного шкафа из «Икеи». И не противился следующей волне, еще огромнее, волне отчаяния, которая накрыла его с головой и швырнула в пучину соленых снов.

IX

Проснувшись утром, он обнаружил, что один в постели. Магали уснула в кресле в комнате Жереми. Он подумал, не разбудить ли ее, но не стал.

Позже, когда он, умытый, побритый и одетый, был готов отправиться на работу, где его ждали директор по продажам и представительница заказчика, Магали окликнула его с лестницы:

— Ты уходишь и даже не попрощаешься?

— Решил дать тебе поспать, ты, наверно, вымоталась.

— Не поцелуешь малыша?

Он улыбнулся. Такой фальшивой улыбкой, что все заныло внутри. Поставил портфель на пол. И поднялся в детскую.

— Спит еще, наверно, — сказал он.

— Проснулся, — ответила она.

Он вошел в детскую.

И правда, Жереми проснулся.

Гамба плавала вверх-вниз в облаке обогащенного протеинами сухого корма, который Магали засыпала в аквариум. Он подошел ближе, соображая, надо ли ему что-то сказать. Почувствовав взгляд Магали, выдавил: