Кир Булычев - Жизнь за трицератопса (сборник) Страница 2

Минц имел в виду ужасную историю, случившуюся вчера. Один пенсионер, ветеран, придушил зефира, который принес ему перед сном шлепанцы. С утра город затаился, опасаясь репрессий. Но репрессий не последовало. Руководство зефиров принесло искренние извинения пенсионеру за то, что покойный зефир спровоцировал его на резкие действия, и подарило новый холодильник «Филипс» с доставкой на дом.

– Чувствую я, – сказал Удалов, – что надвигается роковой момент.

– Вы уверены? – спросил из коридора зефир-шахматист.

– Улетайте от нас, по-хорошему прошу, – сказал Удалов. – Не можем мы отвечать добром на добро. Не умеем. Не приучены.

– Нет, – возразил шахматист. – Мы согласны на жертвы. Но мы верим в добро.

Удалов вздохнул и вышел на улицу.

Темнело.

За столом сидели несколько соседей Удалова. Они держали в руках костяшки домино, но игру не начинали. Вокруг – на траве, в кустах, на ветках тополя – расположились зефиры-болельщики.

– Давайте, друзья, начинайте! – крикнул один из них.

– Гру-бин чем-пи-он! – закричал другой зефир из группы поддержки.

– Нет, я так больше не могу! – завопил Грубин и, вскочив, метнул костяшки в своих болельщиков.

– Да гнать их надо в шею! – закричал Синицкий. – Они моему внуку все уроки делают и даже на контрольных подсказывают. Школа уже достигла стопроцентной успеваемости!

И тогда могучий Погосян тоже кинул в пыль костяшки, обернулся, неожиданно подхватил под мышки двух зефиров и выбежал на середину двора. Одного за другим он швырнул их в вечернее небо, где завис космический корабль.

– И чтоб не возвращались! – крикнул Погосян им вслед.

Взлетев на небо, зефиры включили ранцевые двигатели и направились к своему кораблю.

И тут, словно поддавшись единому порыву, все жители города от мала до велика стали хватать зефиров и закидывать их в небо, приговаривая: «И чтобы не смели возвращаться!»

Через полчаса корабль зефиров полыхнул белым огнем из своих дюз и взял курс на неизвестную звезду.

…С тех пор прошло три недели.

Удалов возвращался с работы и в автобусе случайно подслушал такой разговор:

– А может, зря мы их повыкидывали? – спросил один мужчина другого. – Теперь и придраться не к кому.

– Я уж вчера своей благоверной врезал. Так, для порядка, чтобы суп не пересаливала.

– При них суп никто не пересаливал, – вздохнул первый.

Тут в разговор вмешался третий, постарше:

– Хрен с ним, с супом. А вот у меня сосед еврейской национальности, все на скрипке играет.

– И больше не к чему придраться? – спросили его из другого конца автобуса.

– В том-то и дело, – ответил мужчина.

Скандал

Самый громкий скандал за всю историю города Великий Гусляр случился по причине мягкого характера профессора Минца. Уж кому-кому, но профессору пора знать, что любое изобретение, а тем более великое, влечет неприятные последствия. Подобно сильному лекарству от чесотки, которое вызывает ангину, гипертонию и глухоту. Мне вообще кажется, что в современной медицине доктор обязан лечить не от болезней, а от лекарств. Продолжительность жизни, может, и не увеличится, но мучиться будут меньше. Иначе получишь кирпичом в окно.

Удаловская жена Ксения нередко пользовалась добротой профессора в корыстных целях. Вот и в тот лазоревый с золотом последний день лета она пришла к нему с тайным умыслом урвать что-нибудь от профессорского таланта. Поэтому, прежде чем постучать к соседу, она натерла луком глаза.

Профессор играл с компьютером в шахматы и поэтому не сразу сообразил, почему Ксения стоит в дверях, смотрит на него красными глазами, держит в руке детскую курточку и притом от нее сильно несет луком.

– Что случилось? – спросил профессор. – Что-нибудь с Корнелием? С сыном? С внуком?

– С внучонком, Максимкой, – всхлипнула Ксения. Получилось очень натурально.

– Заходите, что же вы. – Профессор посторонился и убрал с дороги тугой живот. – Рассказывайте.

Ксения втиснулась в дверь, но дальше не пошла, оробела перед компьютером, потому что тот незнакомым басом прорычал:

– Время, профессор! Не сделаешь хода, считай, что у тебя упал флажок.

Минц кинул взгляд на партнера и снова обернулся к Ксении. Он пребывал в нерешительности.

– Да выключите вы эту железку! – приказала Ксения. – Никуда от них не деться! Скоро власть захватят.

– По крайней мере, порядка будет больше, – огрызнулся компьютер.

Тут Минц его выключил.

– Садитесь, – попросил он Ксению.

– Некогда. У меня проблема, другими словами, беда…

– Говорите! – остановил Минц готовую зарыдать соседку.

– Вот, трагедия моя, – сказала Ксения, протягивая курточку.

– А что в ней плохого? Отлично сшита.

– Отлично. Ясно, что отлично, сама шила. Да мала оказалась! Такой материал подсунули, импортный. Как постирала – курточка сразу в два раза уменьшилась.

– Но чем я могу помочь?

– Максимке вот-вот в школу, – сообщила Ксения. – А курточки нет. Не в чем идти в школу моему малышке, моему сладенькому внучонку.

– Но может, найдете что-нибудь…

– Убью, – по-соседски предупредила Ксения профессора. – И не думайте увильнуть! Сколько раз спасали, еще раз спасете.

– Но я не знаю, как увеличивать куртки.

– Ученый должен все знать.

И тогда Минц сдался. Он всегда сдавался, если в бой шла Ксения.

– Я придумаю что-нибудь, – сказал он.

– Когда?

– Завтра, послезавтра! – вскипел Минц. – Не могу же я контролировать творческий процесс.

– Хорошо, – смилостивилась Ксения. – После обеда ждите.

Так, наверное, разговаривала статуя Командора со всякими донжуанами.

Ксения покинула профессора и оставила курточку на спинке стула, словно шпиона в лагере врага.

Минц включил компьютер, но быстро проиграл ему. Мысли его так и не вернулись к спокойным играм. Минц получил вызов. Он его принял. Теперь надо было решить задачу.

Решать ее придется неординарно. Ординарно ее давно бы решили. Расшивать, расширять, дошивать, ставить заплаты… это все не для нас.

А что для нас?

Минц шагал по комнате, и пол вздрагивал от его тяжелых шагов.

– Стоп! – сказал он вслух.

Подошел к телефону, набрал номер небольшого городка на острове Сулавеси в стране Индонезия. В этом городке жил ботаник и путешественник доктор Сударито, статью которого Минц прочел в прошлом году, заинтересовался ею, но никак не мог придумать, куда бы приспособить открытие индонезийца. А вот теперь забрезжило…

Ксения пришла вечером. Минц ее обнадежил и выгнал. Сказал, что ждет авиапосылку с острова Сулавеси. Как только произведет над ней нужные манипуляции, Ксения получит свое средство для исправления неудачных предметов одежды.

Посылка пришла через четыре дня, а последующие сутки Ксения в основном провела под дверью профессора.

Время от времени она спрашивала через дверь:

– Ну как наши дела?

А подученный профессором компьютер отвечал ей:

– Иди спать, соседка!

Наконец Минц впустил женщину.

– Садитесь, Ксения, – велел он. – Я вам сразу расскажу о принципе моего открытия, чтобы вы потом не ссылались на невежество.

Ксения уселась на шатучий стул и схватилась за угол стола, потому что была женщиной полной, тяжелой и боялась падений.

– На острове Сулавеси в прибрежных мангровых зарослях доктор Сударито отыскал странный лишайник, названный им Охролахия пассибулифера. Пассибулифера характерна тем, что у нее имеется выразительный накипной мелкозернистый таллом. Апотеции небольшие, вогнутые, бледно-желтые, слоевищевидный край апотеция тонкий… Вам неинтересно?

– Ой, как интересно! – ответила Ксения.

– Впрочем, я не буду тратить время на ботанику.

– Ну и правильно, бог с ней, с ботаникой.

– Главное то, что пассибулифера обладает удивительной способностью как бы обволакивать растения и затем, в снятом виде, сохранять форму растения. Скорость роста этого лишайника умопомрачительная! Но для нас это лишь полуфабрикат.

Минц достал с полки флакончик из-под духов «Арамис» и поболтал.

– А это, – сказал он, – конечный продукт. Наша с вами революция в швейном деле.

– А как нам ее совершить? – спросила Ксения.

– Для этого вам бы неплохо раздеться…

– Чего?!

– Нет, вы не подумайте, Ксения, я понимаю ваше смущение, хотя должен признаться, что как женщина вы не вызываете во мне эмоций.

– Лев Христофорович, я человек терпеливый, но можешь и по роже лица схлопотать! – грубо ответила обиженная Ксения.

Этот возглас не означал, разумеется, какой-либо особой склонности Ксении к соседу.

– Переходим к демонстрации, – быстро сказал Минц и закатал рукав своей рубашки.

Затем он взял со стола лоскуток клетчатой ткани, впрок заготовленный для опыта, и приложил к обнаженному локтю. Потом открыл флакон и капнул несколько раз на ткань.

Тут же на глазах лоскуток стал расти, расползаться по руке, и через минуту изумленная Ксения увидела, что на руке профессора образовался рукав, как бы третий рукав рубашки. Правда, он был длинноват и продолжал удлиняться, но Минц другой рукой протянул Ксении ножницы.