Александра Богданова - Освободите площадку! Лечу-у-у!.. Страница 2

Маргарита Евгеньевна не могла. Но она знала человека, который мог и который не знал, что названия сочинений дает учитель, а не районо. И этот человек решил, что к авторитетной Маргарите Евгеньевне прислушаются скорее, чем к никому неизвестной школьнице. Он захотел сделать доброе дело, воспользовавшись одним из талантов, которыми его так щедро одарила природа. И этим талантом было безупречное подделывание почерков. А этим человеком была Семар.

В каком мире, какими понятиями жила эта "чокнутая", никто толком не знал. Она была бы даже ничего, если бы аккуратно постриглась "под пажа" или еще под кого-нибудь на манер прочих кузятинских старшеклассниц, если бы не пялила на себя необъятные балахоны, в которых могли уместиться сразу три Семар, и если бы зимой и летом, в жару и дождь не таскала за собой повсюду гитару и пса Бурбона, как какой-нибудь средневековый бард, а не нормальная советская школьница. Ежедневно она оглядывала себя в сотне зеркал, витрин и автомобильных стекол, но ни одно из отражений не подсказало ей, что следует немного преобразиться, чтобы люди перестали показывать на нее пальцами. Она жили с матерью, добропорядочной, усталой женщиной, и со старшей сестрой, усталой, добропорядочной и незамужней. Обе ее жалели, стыдились и совсем не умели оправдывать перед соседками, которые говорили о Ларисе разное.

В начале каникул их вывезли в совхоз "на клубнику". Поле раскинулось впереди такое вкусное, что Ларисе захотелось лежать на нем ничком, снимать губами ягоды и не делать над собой никаких усилий, потому что всякое усилие портит наслаждение. Но под строгим взглядом Маргариты Евгеньевны Семар взяла свой ящик и двинулась с ним к горизонту, стараясь не отставать от спорой Салатиной. Ряды, как рельсы, не имели конца, и если бы сейчас, по прошествии времени, кто-то сказал Ларисе Семар, что клубника ягода вкусная, она бы трижды рассмеялась тому человеку в лицо.

Поначалу рядом с ней что-то мурлыкал окопавшийся в клубничных зарослях Кактус. В младших классах он был не Кактус, а простой Репей, заработавший свое прозвище за прилипчивость и любопытство. В Кактусы он переименовался год назад, когда на орбиту тяжелого рока, от которого теряли пульс многие юные кузятинцы, вышла группа с таким незаурядным названием. Напев две-три мелодии из репертуара группы, Кактус куда-то направился с ящиком, потом вернулся, набросал в него клубнику с верхом и понес на весы. Со вторым ящиком он проделал то же самое, и с третьим тоже. Тогда Лариса Семар, у которой пот со лба капал прямо на ягоды, отчего они блестели, как лакированные, решила проследить, куда это он ходит. И проследила. Оказалось, метрах в тридцати от поля па проезжей дороге насыпан желтый речной песок, и половину ящиков Кактус набивал этим песком, а сверху притрушивал клубникой, и когда он насыпал очередной ящик и уже распрямился, чтобы его поднять, Лариса Семар загородила дорогу и сказала:

- Слушай, Кактус, сам будешь высыпать или тебе помочь?

Не то чтоб Кактус был трусоват, просто ему не захотелось связываться с этой "чокнутой". Поэтому он только собрался высыпать обратно песок, как рядом оказалась яростная Маргарита Евгеньевна. За ее пунцовой, раскаленной на солнце косынкой маячили ласковые глаза Салатиной, которая тоже видела, как Семар поднялась с грядки и отправилась куда-то следом за Кактусом.

- Кто?! - вскричала Маргарита Евгеньевна и брезгливо толкнула ящик ногой. - Кто?! Она насыпает, а он, видите ли, таскает! Да таких вредителей совхоз к себе больше на пушечный выстрел не подпустит!..

Семар не понимала, что говорит Маргарита Евгеньевна, хотя знала классный руководитель всегда справедлив и тысячу раз прав. Она просто слушала вибрации ее голоса и думала: эта женщина похоронила в себе великого прокурора. В ее речи было столько пафоса, блеска и благородного гнева, что Ларисе хватило бы этого запаса на целую жизнь.

- ...Им честь школы не дорога! А если бы эту клубнику прямо с машины отправляли на варку джема и выбрасывали в чаны с сахаром!

- А разве ее перед варкой не моют?

Ну скажите, какому нормальному человеку пришла бы в голову мысль задать такой вопрос в такой момент? А Семар задала. И тогда косынка Маргариты Евгеньевны из пунцовой сделалась багровой, а сама она спросила, глядя в карие Ларисины глаза:

- И это интересуешься ты?

- Я, - ответила Лариса, глядя в холодные глаза Маргариты Евгеньевны.

- Вот и чудненько. Вместо того, чтобы шататься по ярам со своей гитарой, будешь теперь совхозу убыток отрабатывать.

И пошла прочь. Ласковые глаза Салатиной и честные Кактуса тоже переглянулись за учительской спиной, а Маргарите Евгеньевне показалось, будто какая-то догадливая птица на дереве у дороги прокаркала ей вслед:

- Позор-р-р!!! Позор-р-р!!!

Так что весь июнь и половину июля Лариса проторчала то на редиске, то на укропе, и там же, посреди грядок, сочиняла она грустные куплеты про неумеху, которая хочет сделать как лучше, а выходит черт знает что, и только нечаянно может получиться что-то стоящее. Все сочиненное на грядке распевала она потом в глубоком пустом яру, где прежде кузятинцы с окраины выпасали скот, а теперь росла высокая, в пояс, трава, которую некому было жевать. Частные дома недавно снесли, а в новостройке корову можно держать разве что в гараже. Кое-где из земли выходили на поверхность гладкие, как дельфиньи спинки, рыжие от дождей валуны. Ларисе было известно одно место, где они располагались друг за другом рядами, ее вечные, терпеливые слушатели. Перед ними она и усаживалась в траву и, воображая себя великой француженкой Эдит Пиаф, то скорбно, то весело напевала валунам обо всем, что случилось с ней сегодня, вчера, и что завтра, вероятно, случится, если за ночь на земле не произойдет какой-нибудь глобальной катастрофы.

Конечно, жители новостроек слышали ее песни. Конечно, мальчишки подкрадывались сзади исподтишка и стреляли в Семар из рогаток или выпускали неожиданно из-за спины голубей. Каждый считал делом чести дернуть ее за длинные лохмы или попасть по гитаре из рогатки. Но это мало кому удавалось. Пес Бурбон, лохматое чудовище без опознавательных признаков начала и конца, дружелюбно клал им на плечи мягкие лапы, и от этого касания "герои" чувствовали себя Ильями Муромцами, наполовину ушедшими в землю. Семар их почти не замечала. Куда больше злила их упорная непонятливость, от которой хотелось поднять к небу голову и завыть, как пес Бурбон, грустно и протяжно.

А следующей весной на старой заброшенной колокольне десятиклассник Сева-Севастьян начал репетиции рок-группы из числа самых одержимых кузятинских "рокеров" и пригласил к себе в солистки Ларису Семар. Прочие незадействованные претендентки, удивленные нелепым выбором, поджали нижние губки и сказали: "Он еще на коленях перед нами поползает". Зоя Салатина, выучившая за два месяца ради Севы-Севастьяна весь репертуар "Айрон мэйден", ["Айрон мэйден"-"Aron maiden" (англ.)- "Железная девица"- название одной из популярных на Западе групп.] отказалась пропускать его впереди себя в буфете на большой переменке. Остряк Боря из строительного ПТУ прозвал ее "железной девчонкой", ибо только железные мозги зубрилы могли выдержать такую нагрузку, а Кактус, влюбленный в Салатину с додетсадовского периода, и тоже за свой объект обиженный, решил действовать более тонкими методами. Лариса же приняла приглашение с достоинством, будто ничего другого и не ждала, будто ее каждый день зовут солировать в какой-нибудь группе.

Забравшись впервые на колокольню с собственной гитарой и псом, она деловито потрогала инструменты, прочитала начертанные на стенах имена кумиров тяжелого рока и, подняв кусок угля, добавила к "Black sabbat" ["Black sabbath"- также название рок-группы, "Черный шабаш" (англ.).] букву "h".

- Так будет правильно, - заявила она и перегнулась через перила вниз. Ну и высотища! Десятый этаж! А впрочем...

Ответственный за надписи Кактус, человек весьма рассудительный, прежде чем связаться с "чокнутой", приоткрыл свой "кейз" и взглянул на обложку диска. Так и есть: "sabbath". Будь она неладна, эта грамотная солистка...

А солистка об ошибке уже и думать забыла. Она увлеченно обсуждала с руководителем репертуар и все пыталась его убедить, что петь для кузятинского зрителя по-русски куда интересней, чем по-английски, потому что магия песни не только в синтезаторе или, скажем, бас-гитаре, но и в хороших словах,

- Да ты что, Ларка, немытой редиски объелась? - не выдержал наконец добродушный Сева-Севастьян. - Не думаешь, что слова твои публике до лампочки? Их и слушать никто не станет.

- Никто?

- Никто.

- А что тогда на нашем концерте делать? - При этих душеспасительных речах Кактус отбросил назад белобрысый чуб-"попер" и сплюнул с досады через передний зуб и через перила колокольни прямо на девственный в ромашках луг, еще не ведающий, что за муку ему придется вскорости претерпеть из-за этого дьявольского оркестра. А Сева-Севастьян взял себя в руки.