Сергей Пономаренко - Час Самайна Страница 2

— Пойдем дальше. Мне не нравятся места, где, возможно, пролилась кровь, — сказала Зоряна. — А памятник очень ин­тересный, в нем чувствуется...

—  Любовь, разочарование, смерть, — добавил Мирослав. 

—  История, которую мы, к сожалению, никогда не узнаем. 

Они вышли на аллею и начали спускаться. Года на памят­никах менялись: пятидесятые, шестидесятые, семидесятые... 

Справа и слева оградки могил настолько прижимались Друг к другу, что практически уничтожили проходы. Лишь внимательно приглядевшись, можно было заметить кое-где узкие тропинки. 

— Неужели по ним можно добраться до могил, которые находятся у стены? — недоуменно спросил Мирослав. — Как же за ними ухаживают? 

— А мы сейчас сыграем в игру «Лабиринт Минотавра»! — загорелась Зоряна. — По моей команде отправляемся в путь и встречаемся у последнего ряда могил. Только, чур, через оградки не перелазить, идти только обходными путями. По­бедитель заказывает выполнение желания! 

Пробираться по узким проходам между могилами было делом непростым — они образовывали настоящий лабиринт с тупиками, обходами, движением по кругу. Но это была игра, азарт, и молодые люди, забыв, что находятся на кладбище, подбадривали друг друга радостными криками, нарушавшими тишину и спокойствие здешних мест. Мирослав первым достиг последнего ряда и торжествующе поднял руки. Зоряна теперь уже не спеша добралась до юноши, который от нетерпения чуть не подпрыгивал на месте. 

— Я выиграл! — гордо заявил он. — Загадываю желание, и только попробуй его не выполнить! 

— Выиграл? Что именно? — притворно удивилась Зоряна. 

У последнего ряда могил места оказалось больше. Здесь даже росли развесистые деревья, за которыми прятался ров, поросший непроходимыми кустами, словно колючая прово­лока. Мирослав увлек Зоряну к небольшому столику со ска­мейкой под ивой и принялся жадно целовать. Его поцелуи становились все настойчивее, а руки — смелее. 

— Мир-р, ты чего?.. Здесь же кладбище... — сопротивлялась Зоряна. 

— Смотри, как тихо, безлюдно ... Укромный уголок... Нам никто не помешает... Я выиграл... — жарко дышал он ей в ухо. — Мы далеко от аллеи, и дерево прикрывает... Как буд­то специально придумано... 

Руки Мирослава и жаркие поцелуи сделали свое дело. Зо­ряна чувствовала, как ею овладевает желание, которое не хо­чет считаться ни с местом, ни с временем. Ее охватила легкая дрожь, а когда Мирослав, добравшись до ее груди, жадно при­пал к соскам, она прикрыла глаза и сдалась. Вдруг высоко на дереве осуждающе каркнула ворона. Зоряна отскочила от Ми­рослава и принялась поправлять одежду. 

— Ты что, обалдел?! — раздраженно крикнула она, огляды­ваясь по сторонам. Острое желание уходило не спеша, гораз­до медленнее, чем хотелось. Разгоряченный Мирослав снова обнял ее, пытаясь вернуть на место.

— Ой, Мирчик, смотри! Что это? — воскликнула Зоряна, яростно сопротивляясь. 

Удивление в ее голосе сработало. Мирослав обернулся, слег­ка ослабил объятия, и этого оказалось достаточно, чтобы вы­рваться. Через три могилы на металлическом столике, покрытом «серебрянкой», под солнечными лучами алым огнем горели коралловые бусы. Зоряна поспешила туда. Мирослав понял, что проиграл и пора обижаться. 

— Непонятно, почему они здесь лежат? — задумалась Зо­ряна. — Может, их просто сняли, когда ухаживали за могилой, и забыли? Или это какой-то обычай?

— Не слышал о таком. — Мирослав подошел и взял бусы. — А ничего, красивые. И, похоже, старинные. 

— Дай! — потребовала Зоряна, не раздумывая, надела бусы и застегнула их на шее. — Говори честно, мне идет? 

— Сейчас увидишь! — Он достал мобильный телефон и щелк­нул встроенной камерой. — Красиво-то красиво, но лучше такие вещи на себя не надевать! 

— Мирчик, ты что, суеверный? А я нет! Хочу, чтобы ты меня ещё сфотографировал! Будет здорово: необычное место, не­обычные бусы, необычная я! 

— А я хочу тебя целовать, обнимать и приставать!

— Не будешь! Здесь место открытое. Да и я не хочу! 

— Посмотрим! — пообещал Мирослав и метнулся к ней. 

Зоряна успела отскочить в сторону, и он, зацепившись за железный ящик, который заменял скамейку, упал. 

— Ой-ой-ой! — простонал Мирчик, сидя на земле и потирая ушибленную ногу. — Прямо косточкой... И джинсы порвал... 

— Давай помогу, — сжалилась Зоряна. 

Мирослав прислонился к столику, рассматривая дыру. 

— Неприятно как! — пожаловался он. 

— Зато джинсы выглядят продвинуто! Надо только лоскут, который висит языком, срезать, и будет вполне художествен­ная дырка, — смеясь, посоветовала Зоряна. 

—  Не смешно! Ты забываешь, что я пока еще на содержании родителей и моя продвинутость их не обрадует. Джинсы маман только в прошлую субботу купила. 

— Ладно, не переживай. Отнесешь в мастерскую, зашьют так, что предки и не заметят. Вот только этот лоскут... Надо бы его как-то закрепить. Была бы иголка с ниткой... И булав­ки нет. Случаем, не носишь с собой подобных вещей? 

— К сожалению... Посмотрю, что в этом чертовом ящи­ке. — Мирослав поднял крышку и начал перебирать сложен­ные там вещи. — Лопаточки, баночки... Ничего подходяще­го, — бубнил он. — А это что? — И достал из ящика большую прямоугольную разрисованную жестяную коробку, явно очень старую, потемневшую, поцарапанную и в некоторых местах потертую.— Посмотрим. Вдруг здесь мое счастье: нитки и иголка! 

Коробка поддалась не сразу, но там обнаружилась только толстая тетрадь. 

— Жаль, а я так надеялся... — вздохнул Мирослав. Он от­крыл тетрадь, просмотрел первые страницы и удивился: — Ого, этой тетрадочке лет и лет... Еще с «ять». Похоже, дневник. 

— Дай посмотреть, — заинтересовалась Зоряна и взяла тет­радь. — Да, верно, с датами. Дневник. — И вслух прочитала написанное на первой странице детским корявым почерком: — «Дневникъ Жени Яблочкиной». Странное место для хранения дневника... — Перевела взгляд на могилу, на железный крест, аккуратно покрашенный «серебрянкой», как и столик. Про­читала надпись черной краской на табличке: — «Евгения Яблочкина. Родилась в 1900 году». Понятно, автор дневника. Дата смерти отсутствует. Не похоже, что стерта. 

—  А могила аккуратная, ухоженная... 

— Странно держать в руках личный дневник, которому поч­ти сто лет и автор которого покоится в могиле... — Зоряна с интересом рассматривала тетрадь. — Но зачем хранить днев­ник на кладбище, в таком неподходящем месте? Наверное, я его возьму. Почитаю и верну. А коробку здесь оставлю. — Она свернула тетрадь в трубочку и скомандовала: — Погуля­ли, пора и честь знать. Пойдем домой. 

К выходу они добрались, основательно побродив по аллеям кладбища. Мирослав проводил Зоряну домой, по дороге узнал, что завтра днем она занята — встречается с однокурсниками, а вечером будет «никакая». Девушка пообещала, если что-ни­будь изменится, перезвонить. Но она сказала не всю правду  —  на вечер у нее была намечена встреча с еще одним бой­френдом, Ильей. 

Дома, переодеваясь, Зоряна почувствовала, что что-то лежит в кармашке юбки, и достала красные бусы. 

«Не помню, чтобы я их туда клала, — подумала она. — Днев­ник с кладбища взяла, а бусы... Ладно, все равно собиралась, как прочитаю, вернуть дневник на место. Посмотрим, чем интересовалась продвинутая молодежь начала прошлого сто­летия. .. Женя Яблочкина! Я буду читать твой дневник, узнаю, что тебя волновало, возможно, узнаю твои потаенные мысли и желания. Прости меня за это! Когда в следующий раз приду к тебе на могилу, обязательно принесу цветы». 

И Зоряна раскрыла старую тетрадь. Детский, корявый по­черк. .. С каллиграфией Женя явно не дружила.

Петроград. 16 декабря 1915 года 

Ты не радуйся, мой дневник, что я наконец-то обратила на тебя внимание — это просто глупая прихоть. Признаться, что-то я волнуюсь, и сердечко у меня как будто замирает. Это объясняю тем, что завтра буду держать экзамен на кур­сах пишущих машин. Все-таки неприятно будет прийти до­мой и заявить, что не выдержала экзамен. Конечно, это беда небольшая: придется пожертвовать еще пять рублей и по­учиться лишний месяц. Вот и все. Только как-то не хочется покидать курсы, они мне нравятся даже больше счетоводных. Скоро придется собираться туда. 

Моя жизнь во многом изменилась. Я не хожу в четырехклас­сное, не встаю рано, не сижу за уроками до 12 часов. Хотя и теперь меня гложет маленький червячок заботы, но все-таки я чувствую себя свободнее.

Ах! Поскорее бы поступить на место. Тогда у меня были бы свои деньги и я могла покупать, что захочу. Еще скажу, что с нетерпением жду Рождества, собираюсь кое-куда сходить. В субботу мама приведет Лиду, и мы поедем в воскресенье к Нюшке.

Петроград. 21 декабря 1915 года 

Утром встала в хорошем расположении духа. Ведь я сегодня именинница! Сюрпризы, конечно, меня не ждут, потому что подарки получила накануне. Мама подарила мне свои красные коралловые бусы — теперь я настоящая барышня. Они очень красивые, таких нет ни у кого из моих подружек. Маме пообе­щала, что буду надевать их только на большой праздник. Ближайший — Рождество. Подружки, увидев их, умрут от зависти. И Таня тоже.