Салман Рушди - Гримус Страница 21

В мягкой глуби внешнего покрова цивилизации похоронен инстинкт выживания; у вечного странника Взлетающего Орла этот инстинкт располагался весьма близко к поверхности, хоть и немного ослабленный его страданиями по поводу собственного бессмертия. Однако теперь, когда он попал в мир, который не мог существовать, как утверждали его чувства, одновременно свидетельствовавшие неоспоримую материальность этого мира, инстинкт выживания в нем окреп и заявил о себе. Это свершилось исключительно физическим путем. Он пытался постигнуть то, что было одновременно и им самим и чем-то совершенно иным, поскольку во всем здесь явно ощущались враждебность и недоброжелательство по отношению к нему. То, что в данной обстановке необходимо изо всех сил бороться за собственное существование, было ясно как день. Команда выживать была отдана. Взлетающий Орел только дивился силе собственной воли. In extremis veritas.

И БЫЛА ВОЛЯ. Он осознал свою силу, погял смысл того, о чем говорил ему Виргилий Джонс. Только так он мог пройти весь путь и добиться своего, конечно, если решимость его крепка.

Взлетающий Орел решил испытать свою силу. После первой же попытки из основания Места выросла Роза. (Думать об окружающем как о внутренностях родной сестры он не мог, в особенности после того как сама она исчезла где-то в глуби коридоров плоти.) Созданная им роза погибла почти мгновенно. Он вновь напряг разум, и на месте умершего цветка появился новый. На этот раз роза осталась жить.

Он взглянул на пол, и тот сделался твердым. Пол покрыл ручной выделки шелковый ковер с вышитым знаком Глаза в центре. Используя Глаз, он сделал окна. Те зажглись среди красноватого сияния, материализовались и оформились.

Теперь он находился в очень уютной и элегантной комнате, пусть стены ее и продолжали источать живой красный свет. Он мог гордиться собой.

За окнами начали проступать очертания горы Каф. Через несколько мгновений он уже различал поляну и лес вокруг и даже один раз заметил Виргилия Джонса, на мгновение остановившегося напротив одного из окон и приблизившего к нему свое мясистое лицо. В стене появилась дверь с ручкой из слоновой кости; оставалось только открыть эту дверь и выйти наружу. Управлять Измерениями очень просто, если понимаешь, чего хочешь добиться, гордо сказал он себе. Ему даже показалось, что Виргилий Джонс смотрит на него с уважением.

Горф был весьма раздосадован. При помощи техники паразитирования, посредством которой происходило общение у горфов, он связал себя с я Взлетающего Орла и уже готовился к приятно длительному процессу Перетасовки Эндимионов, к удовольствию, стоящему в системе ценностей горфов на втором месте после Священной Игры. Однако оказалось, что и сам Взлетающий Орел обладает отличной врожденной способностью к управлению эндимионами. Делать нечего — горф решил вмешаться. В конце концов, Окончательное Упорядочение острова могло и подождать… не успел Взлетающий Орел дотянуться до дверной ручки, как комната вокруг медленно растворилась в небытии. Он был потрясен, от уверенности не осталось и следа. Вокруг заклубилась тьма. На несколько мгновений он ослеп, и окружавшая его вселенная завертелась в тошнотворном танце. Вращение неудержимо ускорялось. Наконец в голове у него резко прояснилась, и он увидел рядом с собой двух сидящих на корточках абиссинцев.

Глава 21

Танец может выполнять множество различных функций. Танцем можно разбить лед настороженности и разогнать тучи неблагосклонности природы. Танец может быть выражением страсти или ненависти. Звездочки кружатся в танце в глазах юных дев, и смерть исполняет свой танец в кругу своих безрадостных спутников. А сегодня посреди лесной поляны, весь в пятнах зеленого света, скользящих по его наготе, мрачный низкорослый толстяк по имени Виргилий Джонс кружился в танце во имя жизни своего нового друга.

— Друг, — повторял он про себя миллион раз, шептал это слово на ухо бесчувственному Взлетающему Орлу, пытаясь придать тому сил.

— Ты соломинка, Взлетающий Орел, — говорил он, — а я утопающий.

Последний шанс, как и первый, дается лишь раз. В том, что это его последний шанс, Виргилий Джонс нисколько не сомневался. Последний шанс попытаться сделать хоть что-то, помочь, искупить вину и бесполезность, печать которых лежит на нем, тленом осыпаясь на его внутренности; шанс спасти, а не позорно бежать.

Человек, долго проживший в относительном комфорте среди чрезвычайной бедности, в конце концов привыкает не обращать внимания на трясину безнадежности. Таков механизм выживания. По той же самой причине прошлое было изгнано из памяти Виргилия Джонса. Спустившись некогда с горы, он приказал себе забыть об ужасах, заставивших его бежать. Конечно, воспоминания об этих ужасах по-прежнему были с ним, просто он отказывался их замечать.

И вот теперь, ради спасения Взлетающего Орла, он отомкнул эту темницу, и, подобно бедам из ящика Пандоры, воспоминания хлынули наружу и затопили его, причинив нестерпимую боль. Но он сразу же забыл о боли. За давностью лет многое в нем омертвело.

Поначалу он решил, что Взлетающий Орел, закаленный долгими странствиями, сможет без посторонней помощи пройти неизбежный путь сквозь Измерения. (Виргилий забыл о разрушительном действии Измерения.) На мгновение глаза Взлетающего Орла заблестели осмысленно — он почти спас свой разум от самого себя. Но сил довести начатое до конца у аксона не хватило; теперь выход оставался только один.

Виргилий Джонс должен был проникнуть туда, в измерение другого разумного существа, гораздо более опасное, чем его собственное, и вывести это существо к свету. Другого способа не было. Разум Взлетающего Орла медленно перегревался и скоро мог выгореть начисто. Тогда спасать было бы некого. Змея, кусающая свой хвост, в конце концов поглощает себя.

Нелишне заметить, что миры, которые гора Каф и Эффект создавали внутри разумного существа, не были фантомами. Это были вполне нормальные, вещественные миры. Эти миры способны были причинять боль и ранить.

Целую вечность Виргилий Джонс просидел неподвижно, переживая заново муки своего прошлого, весь опыт путешествий по измерениям, которым он обогатился, прежде чем Эффект набрал силу и стал для него неуправляемым. Он по крупицам отыскивал и брал на заметку нужные знания. Он был уверен, что где-то и когда-то слышал об этом — о технике соединения накрепко с разумом иного живого существа.

Рассказывать Взлетающему Орлу о своих путешествиях по иным измерениям Виргилий Джонс не стал. В свое время эти путешествия Виргилий Джонс любил необыкновенно. Строго говоря, его путешествия представляли собой проникновения в иные реальности, физически перпендикулярные существующему пространственно-временному континууму, существующие рядом, но в то же время в бесконечной дали. Прошел он и сквозь жгущее мучительным пламенем пребывание в собственном Внутреннем Измерении, весьма похожем на тот индивидуальный ад, в котором изнывал сейчас Взлетающий Орел и который, если ему повезет и он останется в живых, всего лишь заберет у него душу, оставив на ее месте бесполезную пустоту. Таковы были два пути знакомства с Измерениями. Но был и третий.

Мостик между двумя первыми путями.

После многих проб и ошибок Виргилий Джонс обнаружил, что, обладая известным воображением, любой человек может создавать миры, совершенно новые, никак не связанные с внутренним душевным устройством и вселенными-палимпсестами.

Миры фантастические, в которых, однако, вполне мог жить человек.

В свое время Виргилий Джонс отличался весьма богатым воображением.

Собравшись с духом, он начал спускаться мимо непереносимых воспоминаний о собственной гибели, когда его сила порождала чудовищ, набрасывавшихся на него и испепелявших его разум, и наконец добрался до времен относительного мира и покоя. Мистер Джонс улыбнулся. Какие удивительные миры он посещал в то время! Какие поразительные, замечательные вещи узнал! Он вспомнил о сексуальной технике планеты Йидек, от которой захватывало дух, инстинктивную логику гениальных растений-мудрецов с Поли-5, звуковые скульптуры Аурелиона. Боль уже совсем унялась; он оставил боль далеко позади, принявшись за раскопки своего прошлого с наслаждением истинного археолога. Наконец он нашел то, что искал, — годы, в течение которых он гостил на планете Спиральных Танцоров.

Некоторые области науки порой вдохновляют поэтов; так случилось и на планете Спиральных Танцоров, где вековые традиции ученых-поэтов привели к возникновению разновидности физики, быстро превратившейся в общепризнанный религиозный культ. Исследуя строение материи, дробя ее на мельчайшие частицы, ученые этой планеты добрались до исходного уровня чистого и прекрасного танца зарождения жизни. То была первородная гармония бесконечно малого, где энергия и материя текут сообща, напоминая жидкость. Сходясь в некотором месте, энергетические потоки приводили к возникновению в этой точке щепоти, иначе говоря, материи. Щепоти объединялись между собой и приводили к возникновению других, б?льших щепотей, или же распадались, отдавая в пространство прежнюю чистую энергию, причем и одно, и другое происходило в соответствии с основополагающим нерушимым повторяющимся спиральным узором. Когда щепоти сходились, образуя предмет, их танец назывался танцем Усиления. В случае противоположном, распада, вновь образуя Ничто, щепоти испоняли танец Ослабления.