Адам Вишневский-Снерг - Нагая мишень Страница 21

— Я попал сюда вопреки собственной воли. Но не будем об этом. Расскажу как-нибудь в другой раз.

— Вас похитили?

— Нет.

— Тогда что же произошло?

— Это неважно. Сейчас не стану об этом говорить, поскольку вначале нужно передать вам чрезвычайно важное сообщение. Слушайте меня внимательно.

Я размышляю над тем, как ему все рассказать. Информация секретная и взята из источника, который сам не могу определить. Но на конце языка уже вертятся четыре страшных слова: «Бомба взорвется в Неаполе!»

В трубке слышен голос Мельфеи. Он разговаривает с кем-то, находящимся рядом с ним. В комнату ко мне заглядывает Лючия. Выглядит она сонно. Тут она замечает меня и подходит.

— Я искала тебя по всему дому, — говорит она. — Что ты здесь делаешь?

— Звоню знакомому.

— Такая замечательная погода. Пошли к морю?

— С удовольствием. Сейчас пойдем.

Двери опять открываются. Входит молодой человек и направляется к Лючии. В руках у него две наполненные рюмки.

— Выпьешь со мной? — спрашивает он.

Лючия отрицательно качает головой. Парень ставит рюмки на телевизоре и усаживается в кресло.

— Мельфеи, минуточку… — бросаю я в трубку и с треском кладу ее на подоконнике. После этого обращаюсь к пришельцу: — Не были бы вы столь добры перейти в другую комнату? Мне это крайне важно.

Парень меня игнорирует. Он включает проигрыватель и под звуки музыки из четырех колонок пытается пригласить Лючию потанцевать.

— Вы слышали, о чем я просил? — спрашиваю я у него.

— Да.

— Тогда прошу вас выйти отсюда.

— Зачем?

— Потому что нам хотелось бы остаться одним.

— В качестве гостей, мы все здесь имеем одинаковые права. Этот дом принадлежит Софии.

— Тем не менее, прошу вас выйти хотя бы на пару минут.

— Не понимаю, почему это вы должны остаться, а я — нет.

— А я не собираюсь вам этого объяснять.

— Я пришел сюда не к вам, а к вот этой вот блондинке.

— Она не намерена разговаривать с вами.

— А может вскоре она и передумает. Подождем. У нас одинаковые шансы.

Под стеной появляется полупрозрачная тень человека, который мечется в пространстве, наложившемся на нашем окружении. Огня я не вижу, но догадываюсь, что этот человек превратился в живой факел. Привидение проникает в комнату через закрытую дверь, но уже через несколько секунд исчезает за ними же.

«Так вот почему погиб Неаполь», — думаю я. — Разве можно представить себе более абсурдную причину? Понимаю, что беседу с Мельфеи можно было бы отложить или провести ее с другого места, но сейчас уже не могу сдержать бешенства. Я хватаю нахала за воротник и вытаскиваю его из кресла. По дороге к двери парень бьет меня по голове. Я же отвечаю сильным ударом в лицо. Тот падает на пол, поднимается и пытается продолжить драку. Из носа у него течет кровь. Я вытаскиваю его в прихожую, откуда доносятся возбужденные голоса.

«Сейчас сюда заявятся его дружки», — думаю я и тут замечаю лежащую на подоконнике телефонную трубку. Подбегаю к окну и подношу трубку к уху.

— Pronto! Синьор Мельфеи!

— Слушаю, — отвечает знакомый голос.

— На всякий случай, продолжаем говорить по-английски.

— Согласен. Что это вы так тяжко дышите?

— Потому-что какой-то щенок пытается вывести меня из себя. — Я оглядываюсь в направлении двери. — Вы, видно, догадываетесь, почему я не могу свободно говорить по телефону.

— Это сообщение касается операции МТ?

— Вот именно.

— Так в чем дело?

— Я уже знаю, в каком городе.

— Ну, так где же?

— В Неаполе.

— Интересно.

— Вы меня хорошо понимаете?

— Ну да. Вы утверждаете, будто бы планируемый на шесть вечера шестнадцатого июля финал акции наших противников должен произойти в Неаполе.

— Отлично.

— А откуда вам это стало известно?

Какое-то время я размышляю над тем, что ответить, чтобы Мельфеи поверил, что он может полностью доверять переданному ему сообщению. Мне нельзя открыть, какая картина стоит перед моими глазами, ведь за три дня до планируемого взрыва никакой нормальный человек его увидеть не может. Если же я скажу правду, то, в самом лучшем случае, меня посчитают визионером, без каких-либо оснований на то предсказывающим будущее. И тогда террористов в Неаполе не соберут, а взрыв произойдет на самом деле.

— Мне сообщила об этом одна из наших знакомых, — отвечаю я и тут же меняю тему: — А Ибрагим Нузан находится сейчас на Капри?

— Он не покинул своего поста.

— Это точно?

— Он здесь.

— Вы его видели?

— Утром он посетил нас в «Бриллиантовом Поместье».

— А где он находится в данный момент? Прошу прощения, если я вам надоедаю, но мне хотелось быть абсолютно уверенным в том, что Ибрагим не покинул острова.

— Четверть часа назад я ему звонил. Он в «Голосе Тишины». До обеда он собирался заглянуть в номер 1123.

— А кто там проживает?

— София и Елена. Сегодня эти две девушки поднялись на самый верх нашего списка. Синьор Нузан познакомился с Еленой.

«Прекрасно», — думаю я. Скажу Мельфеи, что тайну доверила мне София. Сообщение из данного источника покажется ему наиболее достоверным.

— То есть, Ибрагим познакомился с Еленой? — спрашиваю я.

— Да, да… Они уже встречались… Утром…

— Послушайте, это именно ее подружка сообщила, где произойдет финал.

— София?

— Ну да.

— Где вы с ней встретились?

— Здесь, в Сорренто.

— Точно! Девица проживает именно там. Синьор Нузан говорил мне об этом. Поздравляю, хотя никак не пойму, каким образом вы покинули остров. Ведь в порту дежурят наши люди.

— Объясню, когда вернусь.

— Согласен. Во всяком случае, вы сняли с меня огромное бремя. Благодарю от всего сердца и прошу как можно скорее вернуться в «Голос Тишины», где ждем более подробного отчета.

— Не нужно ждать! Надеюсь, что еще перед моим прибытием на остров вы потянете за все нужные шнурки. Вам нужно незамедлительно реализовать план, который разработали ранее. Это необходимость! Вы понимаете, о чем я говорю?

— Естественно.

— До свидания.

Кладу трубку на аппарат. Нервы ни к черту, хотя во время второй части моей беседы с Мельфеи мне уже никто не мешал.

Увидеть Неаполь

Лючия сидит на пушистом ковре. На ней то же самое платье, застегиваемое на пуговки, в котором я видел ее в последний раз. Склонив голову на плечо, она пересматривает диски. Ее волосы доходят до пола, лицо в приглушенном блеске термоядерного взрыва приняло таинственное выражение.

«Какая красивая девушка», — думаю я. Думает ли она до сих пор, что я ее муж? Сколько это раз я ее встречаю, но мне почти что ничего о ней не известно. Постоянно какое-нибудь странное событие разделяло нас, не давая возможности поговорить. Фуникулер в порт Марина Гранде — вспоминаю я — потом лифт в «Голосе тишины», затем встреча в центре Капри перед рестораном «Кампанилле», во время которой мы перенеслись на берег моря в Сорренто, и, наконец, трагический финалу обрыва под указателем, дающим направление к молодежному лагерю «Ostello per la Gioventu», и такой убедительный сон о нашей совместной жизни в домике на лесной поляне, вызванный в комнате Софии ее отцом, гипнотизером Лиситано. Так часто она находилась рядом со мной, и в то же самое время была так далеко, словно бы она вообще не существовала.

«Глупо, что я выбросил того нахала за двери», — думаю я. Этот парень не играет тут никакой роли. Может быть, со стороны таинственной Лючии, если она террористка и знает английский, после разговора с Мельфеи нам всем грозит гораздо большая опасность. Хотя во время этой беседы я ничего открыто и не сказал, кто-то, ознакомленный с ситуацией и принадлежащий к организации «Черных Перьев», легко мог бы сориентироваться, к чему я вел.

Ну почему я такой неосторожный? Что привело меня к тому, что именно это, наиболее секретное сообщение я передал Мельфеи в тот самый момент, когда рядом со мной находилась женщина, которую подозревают в террористической деятельности? Боже, как мне далеко до совершенства асов разведки, приключения которых представлены в шпионских кинофильмах. Я уже пробуждаюсь от волшебного сна, но до полного сознания еще далеко.

Как поведут себя террористы, когда узнают, что все их планы нам известны? Догадываются ли они о том, что мы собираемся сделать? Если они размышляют подобным образом, то будут спешить, чтобы развеять наши надежды, связанные с концентрацией заключенных. То есть, они взорвут бомбу до шестнадцатого июля или же вывезут бомбу из Неаполя еще до того, как город будет окружен плотным кольцом. Во втором случае, поиски придется начинать с самого начала.

Только вот, о чем я, собственно, думаю? Ведь взрыв произойдет в Неаполе! Выглядываю через окно. Точно ли, все будет именно так? А вдруг картина катастрофы, это какая-то иллюзия, техническая ошибка фабрики материальных снов, которая допустила ошибку не только во времени, но и в месте планируемого взрыва? Такая ошибка может случиться в кинотеатре, когда киномеханик включить два проектора одновременно; бывает и такое, что на фоне одного изображения на телевизионном экране маячит некий таинственный мираж. Если такая композиция задумана не специально, диктор извиняется за технические помехи. Наверняка, в стереонах тоже случаются помехи, хотя трудно ожидать, чтобы в них появлялись надписи «Просим прощения за технические накладки». Но почему стереовидение взрыва действует только на мои чувства? Никто, кроме меня, не замечает вспышку, освещающую дневной мрак над Неаполем, никто не слышит грохота и треска безумствующих по сторонам пожаров. Неужто все это происходит только лишь потому, что в Сорренто я единственный живой человек? Видимо, так оно и есть, поскольку стереонные миражи (точно так же, как и действующие лица фильмов на плоских экранах) не могут видеть посторонних изображений, проникающих сквозь их окружение: их замечает лишь наблюдатель, не управляемый центрами фабрики снов — то есть, некто, обладающий вольной волей и не подчиняющийся установленным правилам. Ведь киногерой не заметил бы картины катастрофы, проектируемой на экран другим аппаратом. Он попросту не заметил бы ее — он продолжал бы играть собственную роль, в соответствии с беззаботным сценарием, который был ранее зафиксирован на кинопленке. Правда, в стереоне фабула зрелища не определена заранее во всех подробностях, ведь в каждый данный момент поведением всех персонажей управляет механизм, спрятанный под Крышей Мира, но в ситуации, когда две различные станции демонстрируют программы на одном канале, естественная реакция на помехи в приеме возможна только лишь со стороны живого зрителя.