Эми Плам - Умри ради меня Страница 22

— Духовно? Как это? Мне казалось, ты говорил, что вы не призраки.

Винсент коснулся моей руки, и я сразу почувствовала себя так, словно приняла хорошую дозу транквилизатора.

— Прекрати ты эти «успокоительные прикосновения»! Просто объясни. Я вполне с этим справлюсь.

Винсент оставил руку на месте, но теплый поток иссяк. Винсент виновато улыбнулся, как будто его поймали со шпаргалкой на экзамене.

Я, не хвастаясь, почувствовала, что действительно совсем неплохо управляюсь с ситуацией. Ведь, кроме того, что я узнала о бессмертии юноши, который мне нравился, я еще и на ходу познакомилась с тем, как действуют сверхъестественные силы… И я даже не испугалась. Не слишком испугалась. Ну ладно, если не считать того момента, когда я видела гибель Юла. И увидела снимки в некрологах. И наткнулась на «мертвого» Винсента в кровати. «Конечно, вполне понятно, что такое может вывести из себя», — решила я.

Винсент что-то говорил, так что я постаралась сосредоточиться.

— Вернусь к нематериальному. Мы с Шарлоттой и Шарлем обычно держимся вместе… это наш способ действия как ревенантов. Мы ходим втроем, когда… «гуляем». Так мы называем наше… э-э… патрулирование. И если что-то случается…

— Как тогда с Юлом в метро?

— Именно. Тогда остальные дают знать Жан-Батисту, который заботится о том, чтобы мы получили тело.

— И как он это делает? У него что, какие-то связи в городском морге?

Я сказала это шутя, но Винсент улыбнулся и кивнул:

— И в полиции, и в других местах тоже.

— Полезно, — кивнула я, стараясь не показать удивления.

— Очень, — согласился Винсент. — Они, наверное, думают, что Жан-Батист то ли нечто вроде гангстера, то ли некрофил, но те деньги, которые он платит за услуги, заставляют людей забыть о вопросах.

Я притихла, думая о том, каким сложным должно быть все это дело с неумиранием и спасением. А тут еще я появилась, нарушила тщательно отработанный порядок. Нечего и удивляться, что Жан-Батист не стал меня включать в список самых желанных гостей.

— Шарлотта ведь тебе объясняла, что, хотя наши тела в период бездействия мертвы, наши умы продолжают действовать? — Я кивнула. — Она немножко все упростила. На самом деле в первый из трех дней бездействия мертвы и тела, и умы. Все отключается, как будто мы — самые обыкновенные трупы. Но на второй день мы переходим в другое состояние — состояние только мертвого тела. И если мы были ранены в период после предыдущего бездействия, тела начинают сами собой исцеляться. А умы пробуждаются. И еще двое суток наше сознание как бы… отделено от тела. Мы можем путешествовать. Мы можем общаться друг с другом.

Я не могла в это поверить. Я слышала все новые «законы ревенантов». «Ну, страннее уже и быть не может», — подумала я.

— Вы можете путешествовать без тел? Теперь мне понятно, почему Шарль сказал, что вы — призраки.

Винсент улыбнулся:

— Когда наше сознание покидает тело, мы называем это состояние парением.

— «Парение» в смысле «полет»?

— Да, именно. И пока мы парим, у нас работает некое особое шестое чувство. Это нельзя назвать предвидением в чистом виде, но мы можем почувствовать, когда что-то должно произойти, и тогда другие спешат спасти кого-то. Это как бы взгляд в будущее, но только относительно того, что происходит неподалеку от нас, и за минуту-другую до события…

«Ну и ну… еще страннее!»

Винсент, похоже, ощутил, как я слегка замедлила шаг, и совершенно правильно предположил, что для меня это уж слишком. Он подтолкнул меня к каменной скамье, стоявшей на набережной, и мы сели; Винсент давал мне время для того, чтобы я хоть как-то осмыслила его фантастический рассказ. Перед нами качались в воде отражения зданий, стоявших вдоль реки.

— Я понимаю, Кэти, что все это звучит невероятно. Но это один из даров, которым мы обладаем как ревенанты. Одна из наших «сверхъестественных» способностей, как ты это называешь. Ты же видела нас с Юлом в метро. Но на самом деле нас там было трое. Эмброуз был рядом как парящий, и он дал нам знать как раз перед тем, как тот человек прыгнул вниз. Юл сказал, что возьмет это на себя, а я должен был не дать тебе увидеть его. — Винсент улыбнулся, явно сконфуженный. — И именно из-за Эмброуза мы столкнулись с тобой в музее Пикассо. Он увидел тебя снаружи и предложил нам с Юлом зайти в музей, чтобы «дать урок кубизма».

— Да откуда Эмброуз вообще мог знать, кто я такая? — недоверчиво спросила я.

— Заставить меня встретиться с тобой — это вполне в духе Эмброуза, он любит вот так пошутить. Я говорил о тебе с другими, еще до того, как мы спасли тебя в том кафе.

Винсент подобрал с земли сухой лист и принялся растирать его между пальцами.

— Говорил? — От изумления я просто задохнулась. — И что именно ты говорил?

— Ну… может, тебе и не захочется этого знать? — застенчиво улыбнулся Винсент. — Я в конце концов не могу выдать все свои тайны за один прием. Позволь мне хотя бы сохранить свое достоинство!

Я вытаращила глаза и стала просто ждать, что последует за этим. Но втайне я была взволнована этим открытием.

— В любом случае в тот день, когда тебя едва не убило камнем, я был в состоянии парящего, рядом с Шарлоттой и Шарлем, и я увидел, что кусок каменной резьбы вот-вот отвалится… увидел буквально за минуту до того, как это случилось. И сказал Шарлотте, что она должна заставить тебя отойти от того места, и она помахала тебе рукой, подзывая к себе. Поэтому мы оба и заявили претензию на твою фотографию для наших «Стен славы».

Винсент опять улыбнулся и перевел взгляд от останков листа на меня, желая увидеть мою реакцию.

— Но зачем эти снимки? Это что… — Я запнулась. — Трофеи своего рода?

— Нет. Это не ради самолюбования. Все гораздо глубже, — ответил Винсент, и улыбка на его лице сменилась выражением неуверенности. — Видишь ли, довольно трудно не стать… ну, одержимым, что ли… спасенными, в особенности теми, вместо которых мы умираем. Регулярно умирать не так-то легко. И трудно удержаться и не постараться после выяснить, что происходит с человеком, вместо которого ты умер. Изменила ли их жизнь близость смерти. Оказало ли какое-то влияние на них, на их родных или знакомых твое самопожертвование… и так далее. — Винсент усмехнулся: — И если мы не будем следить за собой, мы можем кончить тем, что начнем постоянно их преследовать. Тот, кто не предупрежден, легко попадается в такую ловушку. К счастью, у Жан-Батиста за спиной уже пара сотен лет неумирания. И он удерживает нас от попыток такого возвращения. — Винсент фыркнул. — В общем, мы потом приходим к спасенным и фотографируем их. Потом нам еще разрешается вернуться к ним дважды в состоянии парения, посмотреть, как у них идут дела. Но прочие контакты не поощряются. Дальше нам приходится удовлетворяться наблюдением только через Интернет.

— Так, значит, Эмброуз послал все ваши правила куда подальше, когда заставил нас встретиться в музее?

Винсент пожал плечами:

— Ну, правила уже были основательно нарушены. Я ведь говорил, мой интерес к тебе возник задолго до того, как свалился тот камень.

Винсент избегал моего взгляда. Бросив клочки листка в воду, он накрыл мою руку ладонью. Я чувствовала, как где-то в глубине моего ума раздается тревожный звон, пока я просеивала услышанное. А потом что-то щелкнуло…

— Винсент… так ты говоришь, что, хотя ты и не умирал вместо меня, ты стал «одержим» мною после спасения моей жизни?

— Более чем одержим, — признался Винсент, все так же глядя в сторону.

— Но если эта одержимость — нечто неизбежное, то чем я отличаюсь от других людей, спасенных тобой? Может, вся причина твоего интереса ко мне только в том и состоит, что я живу неподалеку и что ты не раз и не два меня видел? Ты меня спас, но вместо того чтобы исчезнуть из твоей жизни, как остальные, я то и дело появляюсь у тебя на глазах и подкармливаю твою одержимость. Откуда тебе знать, что ничего другого за всем этим и не кроется?

Винсент упорно молчал.

— Но ведь в этом все дело, разве не так? — настойчиво спросила я.

Охваченная страхом, я покачала головой. Желудок сжался в тугой комок отчаяния. Но я решилась продолжить:

— А я-то все гадала, как парень вроде тебя мог заинтересоваться такой девушкой, как я. Ведь при первых встречах ты вел себя так, словно я — просто одна из глупых поклонниц, а потом вдруг стал на меня смотреть такими глазами, как будто я — девушка твоей мечты. Так вот в чем ответ… Ко мне все это не имеет никакого отношения! Это просто некая неестественная привязанность к спасенным, свойственная ревенантам…

«Я так и знала, что всего этого не может быть на самом деле», — подумала я.

Винсент опустил голову на руки и сидел так довольно долго, потирая виски, пока, наконец, не заговорил:

— Кэти… я спас десятки женщин и ни к одной из них ничего похожего не чувствовал. А тобой я заинтересовался еще до того, как спас тебе жизнь. Да, признаю, факт спасения сделал тебя еще более незабываемой. Это было вроде подтверждения моим намерениям узнать тебя поближе. Может, я и держался как идиот во время нашего первого разговора, но, видишь ли, прошло слишком много времени с тех пор, как я позволял себе подобные чувства. Мне просто не хватает практики человеческих отношений. Ты должна мне поверить.