Виктор Мартинович - 墨瓦 Мова Страница 22

Так вот, ощущая острую необходимость как можно быстрее избавиться от сверточка, я бодро направился в Александровский сквер, сел на скамейку и развернул листок. Тут было что-то весьма необычное, что-то вроде фрагмента из Ильфа и Петрова, или Зощенко, такая же тяжеловатая сатира, то же подражание нечеловеческому казенному языку всех этих райисполкомов, комиссий и больших начальников с серпом и молотом вместо мозга. Вот этот фрагмент.

«Як скончылася праца ў выканкоме, я самую пільную ўвагу звярнуў на тое, каб ісці дадому, разам з Крэйнай. У дачыненнях да яе я меў пэўную мэтавую ўстаноўку. Я трымаў курс бліжэй пазнаеміцца з ёю. Ідучы па вуліцы, я загаварыў з ёю ў самых вытрыманых тонах. Я жаліўся ей, што новаму чалавеку вельмі цяжка наладзіць жыццё ў мястэчку, і прасіў яе параіць мне што-небудзь добрае ў гэтым кірунку. Яна ўважліва слухала мяне, а я ў свой голас уліў ўсю пяшчотнасць і мужчынскае зладзейства, насколькі мог. Яна спачувальна паставілася да мяне: пачала апавядаць пра мястэчка, пра тутэйшых людзей, іх звычаі, думкі, плёткі, забавы. Мы не прыкмецілі, як падышлі да яе кватэры. Я ўжо хацеў развітацца з ёю, але яна параіла мне кватэру тут жа, у доме, дзе жыла яна. Даю фактычную даведку, што такі зварот справы вельмі узвесяліў мяне, бо відавочным зрабілася, што я пачаў весці на яе правільную атаку і адразу для мяне вызначыўся шэраг дасягненняў. Вызначыліся і шляхі далейшага развіцця нашых узаемаадносін: кажны дзень, жывучы побач з ёю, я павінен паступова апрацоўваць яе думку наконт правільнасці і натуральнасці маей асноўнай вытворчай лініі. Ідучы ад Крэйны ў заезджы дом, я быў у такім узнятым настроі, што адным махам пераскочыў на рынку шырокую яміну з гразнай вадой. Гэта выклікала нязвычайнае здзіўленне хлапчукоў, якія бегалі тут. Некаторыя з іх паспрабавалі быць маімі паслядоўцамі, але, нягледзячы на свой юнацкі запал і спрытнасць, свістарэзнуліся ў самае балота пад смех сваіх таварышаў. Я пайшоў далей, а ўслед мне глядзелі з захапленнем вочы хлапчукоў»[20].

Все эти странные словоформы закрутились в моей голове, еще на предпоследнем предложении я ощутил приближение прихода и понял, что необходимо осуществить ликвидацию дискредитирующего меня документа, и порвал его на маленькие, малюсенькие, махонькие кусочки, следя за тем, чтобы на каждом из них по отдельности не осталось никаких признаков мовы, сочетаний знаков, запрещенных согласно действующему законодательству. И думал даже сжечь эти куски, кусочки, чтобы обеспечить их полное уничтожение, но сознание уже вознеслось в горисполкомовские дали, и я увидел, что одет в рубашку «Элиз», коминтерновский костюм с искрой и такие примечательные своими узкими носами франтоватые туфли.

Стало понятно, что мне нечего бояться, потому что я превратился в одного из государственных людей, что сейчас такой же, как они, что у меня такой же способ мысли и что я целиком осуждаю наркоторговлю и наркопотребление. Я медленно, как это и положено государственному человеку, поднялся со скамейки, запахнул пиджак и, посматривая по сторонам, пошел по улице Маркса. Вокруг было довольно много подозрительных типов. Вот идет девочка – слишком уж худенькая, очевидно, студенточка, а студенты все имеют склонность к нарушению правопорядка и асоциальному образу жизни. Отметил, что на перекрестке у Нархоза сразу два человека перешли улицу на красный свет, не дождавшись разрешающего сигнала светофора, как того требуют правила дорожного движения. Я хотел сделать им замечание, но понял, что я не на службе, а в гражданском и без удостоверения.

Я шел и отмечал подозрительные проявления общественного поведения – вот мужчина прикладывается к бутылке с пивом, которую только что приобрел в магазине, распитие спиртных напитков в общественных местах – нарушение статьи 24 кодекса об Административных правонарушениях. Карается штрафом от 70 до 120 юаней. Вот прошел интурист из «Кроун Плазы»: страшно подозрительная личность. На вид похож на гусака, обросшего рыжей немецкой шерстью, и при этом клетчатая кепка, и при этом очки – плюгавый шпионишко, что он делает тут у нас, стоило бы внимательно проверить его паспорт на предмет поддельной визы. Гусак вел под руку совсем еще юную девочку, совсем молодую, глупенькую. Ножки, как спичечки, по всему видно – несовершеннолетняя, ребенок, ей бы в школе учиться, а она со шпионами гуляет. Налицо нарушение статьи 124 Уголовного кодекса, растление, склонение к интимной близости, карается от 4 до 8 лет лишения свободы.

Проехали велосипедисты, не спешившись на пешеходном переходе – 98 статья Административного кодекса, штраф от 30 до 50 юаней.

Далее – кофейня, на террасе которой китайцы курят кальян, а что в этом кальяне? Разрешенные ли вещества? Да, государство разрешило, для привлечения инвестиций, употребление марихуаны и опиатов, но это все временно, временно. Необходимо все отмечать и фиксировать, кто, что и где курил. Чтобы составить базу данных. Всех – на учет! Чтобы потом, однажды, накрыть всех, всех до одного!

Вот какой-то человек в хорошем костюме, стоит на перекрестке и просто смотрит на меня, будто следит, пытается вникнуть в суть моих дел, а я человек государственный и даже мысли у меня государственные! Чего это он смотрит? С какой целью? Имеет ли на это право?

Я обратил внимание, что на лавочке у памятника Дзержинскому – в этом святом месте Минска, в этом месте памяти, куда возлагают цветы! Вот прямо тут, в тени памятника Феликсу Эдмундовичу, сидит скрюченный худощавый тип в шортах, вот главное – в шортах, в подозрительных шортах. Он только что сунул в карман шортов какую-то маленькую записочку, очевидно, что это сверток с мовой! Я сел на скамейку напротив, имея своим планом установить визуальное наблюдение за потенциальным нарушителем Уголовного кодекса, употреблятором, мова-наркотом. Настолько уже ополоумели, что даже не прячутся, в центре города, среди белого дня, в тени Феликса Эдмундовича употребляют предусмотренное статьей 264!

Меня понесло мыслью о мове, и я даже оставил наблюдение за джанки, потому что мысль была великая и вдохновенная. Сейчас, сделавшись человеком государственным, ответственным за безопасность и чистоту города, я осознал тот вызов, который бросает нам мова и те, кто ее распространяют. Торговлю мовой держат под своим контролем триады – это отлично заметно по оперативной ситуации, цыгане просто наживаются на перепродаже, а триады – это транснациональная преступность, терроризм, это human traffic, взрывы в Гонконге и Москве. Это сепаратизм, который поднимает голову, чтобы развалить Союзное государство Китая и России. Каждый, кто хотя бы раз передал деньги дилеру, финансирует международный терроризм, войну в Чечне, убийства, захват заложников. Таких людей, этих столпов преступного мира, их мало просто бросить за решетку! Ведь на их руках – слезы матерей, кровь невинных жертв, пыль, вздымающаяся от взрывов.

Я аж замычал от этой невыносимой, страшной мысли, которую никто – по недосмотру или из-за засилия мелких текущих дел — еще не понял и как следует не осмыслял. На мне лежала ответственность за государство, за покой и благоденствие народа. За то, чтобы дети ходили в школу, чтобы над страной было голубое, ничем не омраченное небо… И вот тут, в этот возвышенный момент, ко мне пришла еще более ужасная мысль.

Мысль о том, что я же тоже употребляю. Я тоже финансирую терроризм. Я же и есть тот самый кровожадный преступник. Bad trip накрыл меня, будто могильная плита. Я схватился за голову, запустил ногти в волосы. Так я сидел битый час, покачиваясь, пока меня не окликнул девичий голосок:

— Молодой человек, с вами все в порядке?

Я напряженно поднял лицо и увидел миловидную, подозрительно миловидную и потому наверняка втянутую в порно-индустрию и проституцию, личность женского пола, но внезапно меня начало отпускать – приход был сильный, но быстрый. И вот действительно передо мой стояла вполне подходящая для быстрого и яркого cold sex молодая черноволосая пышка, la femme fatale из агрогородка, первый вечер в Минске, ищет кавалера с пропиской, ресторан (20 юаней), бутылка «Советского шампанского» на двоих (4 юаня), беседа об отличиях столицы от Торгачева[21].

Мы отлично попрактиковались с той сдобной булочкой, to end properly. Настолько отлично, что было даже немного жаль выставлять ее через неделю, когда мне наскучила ее татуированная попка, пухлые грудки и полная дезориентация в понимании столичной жизни. Она цеплялась за мою жилплощадь клятвами каждый божий день готовить мне завтраки, колхозница.

Я привык ходить на вокзал «под часы». В переводчицкой конторе, с которой я работал, чтобы сшибить немного денег на стафф, мне неплохо и своевременно платили, так что проблем с финансированием моих игр разума не было. Я даже научил ту цыганку улыбаться. Приучить ее к этому было так же сложно, как очеловечить таракана. Но однажды она исчезла.