Павел Вежинов - Гибель «Аякса» Страница 22

Предлагаем общему собранию обсудить наше предложение. Если решение будет отрицательным, мы просим коллег удовлетворить нашу просьбу остаться на Тисе.

Закончив чтение, Сеймур пошел было на свое место.

— Подождите! — остановил его Хенк. — У вас есть что-нибудь добавить от себя лично к предложению вашей четверки?

Поколебавшись мгновение, Сеймур ответил:

— Ничего нового по существу дела… Я врач, я воспитан в традициях этой благородной профессии. ]е могу пройти мимо людей, нуждающихся в моей помощи…

— Слово предоставляется Викторову! — сказал Хенк.

Худое мужественное лицо Толи было бледнее, чем обычно. Когда он заговорил, голос его прозвучал до странности резко:

— Дорогие коллеги, вы хорошо знаете, что я едва не сошел с ума на «Аяксе». И родился заново здесь, на этой закованной в лед планете. Я обрел смысл и цель жизни, вновь борюсь, страдаю, к чему-то стремлюсь. Простите мне эту нескромность, но мой далекий предок, которого тоже звали Анатолий Викторов, погиб во время Октябрьской революции. И я хочу быть достойным его имени и памяти. Не желаю больше жить как пассивный созерцатель, как привилегированный обладатель высшего знания, как холодный информатор благоденствующего и любопытного человечества… Каким бы ни было ваше решение, я найду способ выполнить свой человеческий долг.

— Кастелло! — вызвал Хенк.

Итальянец медленно подошел к столу председателя и, чеканя слова, заговорил:

— Я скажу вам нечто не совсем для вас приятное: мой кумир не человек, а его прародительница — природа. И мне очень больно, что эта некогда цветущая планета скована мертвыми объятиями льдов… От благоволения горстки несовершенных людей зависит вернуть к жизни пышную природу Тиса. И я спрашиваю вас: что вы потеряете, оставшись здесь? Ничего, кроме кошмара обратного пути… Но здесь вы станете основоположниками новой цивилизации. Чего еще может пожелать от жизни обыкновенный человек?..

Когда Хенк вызвал меня, я поспешно вышел вперед и сбивчиво заговорил:

— Друзья, поймите меня… Я ближе всех познакомился с людьми Тиса, знаю, что они любят меня, верят мне… Я не могу обмануть их, изменить им. И вы не вправе останавливать меня — ведь я попал на «Аякс» ребенком, я ещё не осознавал себя и своих желаний. Я не принимал на себя тогда никаких обязательств… Теперь, став зрелым мужчиной, я имею право самостоятельно избирать дорогу в жизни.

После меня выступил маленький подвижный профессор Мюллер:

— Я считаю, что проект четырех наших коллег вполне осуществим… Эта идея как чисто техническое решение проблемы пришла мне в голову уже два месяца назад. Конечно, реализация проекта связана с большими трудностями: демонтаж, транспортировка и установка реакторов потребуют несколько лет… Перемещение Тиса на прежнюю орбиту отнимет у нас около шестидесяти процентов топлива. Оставшегося хватило бы для того, Чтобы вывести «Аякс» из поля тяготения Сигмы и придать звездолету некоторое ускорение. Но оно будет столь незначительным, что практически такая операция совершенно бессмысленна… Хочу предупредить наших молодых энтузиастов о следующем: конечно, перевод Тиса на прежнюю орбиту возможен даже за несколько месяцев Но если провести эту операцию в такой короткий срок, то из-за резкого таяния льдов на планете может произойти настоящий всемирный потоп. Существует опасность того, что вся суша превратится в морское дно… По моим подсчетам, оптимальный срок перевода Тиса — около пятидесяти лет, тогда льды планеты, постепенно растопляясь, будут насыщать парами атмосферу до ее прежнего, нормального состояния… Вот мнение специалиста. О своей личной точке зрения я скажу позже.

Потом говорил профессор Высоцкий. Скромный и всегда уравновешенный человек, в эти минуты он был взволнован, как мальчишка.

— Хочу предупредить собрание, что проект спасения Тиса, о котором вы только что услышали, не является единственно возможным… Не проще ли вернуться на Землю и послать помощь? К тому времени на планете пройдет около шестисот лет. Срок не такой уж долгий. Я не верю, что жители Тиса за это время выродятся и исчезнут…

Слово взял профессор Зидиг:

— Можно, конечно, спасти Тис и через шесть веков… Но наш долг — помочь тогда, когда мы в состоянии сделать это, и не далеким потомкам сегодняшних обитателей планеты, а именно этим, живым людям, которые верят в нас… Кроме того, остатка энергии «Аякса» вполне достаточно, чтобы послать на Землю подробное донесение. И тогда мы, может быть, доживем до прибытия на Тис новых поселенцев с родины… Кто знает не открыты ли за время нашего отсутствия иные способы космических путешествий — вспомните споры о субпространстве…

Аргументы выступавших на заседании были, естественно, противоречивыми. Большинство поддерживало Высоцкого. Но говоривший одним из последних инженер Крайчик привел соображение, заставившее многих наших противников призадуматься.

— Вы забываете об одном обстоятельстве, — сказал он. — Мы благополучно добрались до Тиса. Но есть ля гарантия, что мы столь же благополучно вернемся? Ее нет, и никто не может реально оценить шансы на возвращение. Вспомните о герметизме и меланхолии — кто может поручиться, что на обратном пути они пощадят нас? Да мало ли опасностей подстерегает «Аякс» в космосе? Если звездолет погибнет, погибяет и Тис… Имеем ли мы право рисковать?

Неожиданным было и выступление Зверева:

— Говоря о людях Тиса, вы подразумеваете только хуаров. А ведь это лишь горсточка в сравнении с десятками тысяч других туземцев. Я достаточно близко познакомился и с этими детьми природы. Они намного сердечнее и живее, естественнее, чем их подземные собратья…

— Что ты хочешь этим сказать? — нервно прервал его Толя.

— А то, что я останусь с вами, вернее, останусь с туземцами. С вашими грандиозными планами вы можете стереть их с лица планеты…

Наконец слово взял комендант. Оглядев зал, Хенк заговорил:

— Мое мнение вряд ли удивит кого-нибудь. «Аякс» — моя жизнь, моя судьба… Для меня предложение разобрать корабль и разбросать это совершеннейшее творение человека среди льдов равносильно святотатству. Я не могу навязывать вам свою волю, но моя обязанность — напомнить вам о вашей миссии и о долге перед Землей. Звездолет не мой и не наш, мы не имеем права по собственному усмотрению распоряжаться им. «Аякс» — детище всего человечества, его мечта и надежда… Вы знаете, каких трудов стоило его создание. Я хорошо понимаю благородный порыв моих четырех коллег, но неужели наш долг по отношению к Земле — не высший закон для нас?.. Предлагаю следующее: еще сутки обдумать все «за» и «против», а потом голосовать. Наше решение не должно зависеть от случайного настроения, оно должно явиться плодом трезвого и ответственного разговора каждого со своей совестью…

На следующий день, пока комиссия вела подсчет голосов, зал гудел от возбуждения. Наконец из-за своего стола поднялся комендант. Лицо его было непроницаемым. Сердце мое сжалось от волнения. Хенк подождал, пока восстановится тишина, и твердым голосом объявил:

— Большинство — за предложение четверки. Против голосовало шестьдесят два человека.

Надо было видеть, какая буря разразилась в зале! Толя вскочил на стул и что-то радостно кричал, размахивая руками. Кастелло, сидевший рядом со мной, порывисто обнял меня. Когда мы выходили из зала, ко мне подошел улыбающийся Бессонов:

— Ваша взяла, черти! Ну что ж, похороните меня, старика, на чужой планете…

— Ты недоволен решением? — спросил я.

— Все хорошо, мой мальчик, — сказал он, хлопнув меня по плечу. — Да, Хенк просил вас с Сеймуром зайти к нему…

Когда мы вошли к коменданту, я понял, что он расстроен гораздо больше, чем можно было подумать по его виду. Хенк долго сидел, склонив голову, и машинально черкал карандашом на клочке бумаги. Не поднимая на нас глаз, он хрипло сказал:

— Возлагаю на Сеймура обязанность сообщить Кунею о сегодняшнем решении. И заключить нечто вроде договора о сотрудничестве… Только не знаю, не заподозрят ли они нас в нечистых намерениях, — горько усмехнулся он. — Вы же сами говорили, что альтруизм непонятен для них…

— Будьте спокойны, никаких недоразумений не будет, — ответил Сеймур.

Наступило неловкое молчание.

— Хорошую кашу вы заварили, — мрачно сказал Хенк. — Забыть родную Землю!..

Он резко встал и заходил по кабинету. Мы с Сеймуром благоразумно выжидали. Наконец Хенк остановился пялом с нами и, пристально глядя то на меня, то на Сеймура, произнес:

— Даю вам полсотни лет сроку, чтобы вы разморозили эту проклятую планету! И еще столько же на производство терциального горючего для полета к Земле. Я не собираюсь умирать на вашем заледенелом Тисе!

— Раньше успеем, — уверенно ответил я. — Через сто лет ты будешь валяться в гамаке в своем садике под Стокгольмом.