Светлана Бойкова - Черное и белое Страница 22

Смерч

– Алекс, трагедия произошла в следующем году… – продолжал свой рассказ Смит. – Странным образом все изменилось… Я почувствовал это там, на пыльной тропинке, на вершине зеленого холма. Понимаешь, Алекс, после разговора с Питером сердце мое вдруг часто забилось, накатили сомнения и тоска. Визуально не изменилось ничего, но пространство стало другим и время другим. Так бывает в компьютерной игре, когда перейдешь на другой уровень – меняются возможности, правила игры. Тревога моего сердца заставила мои мысли панически метаться, но я откинул прочь предчувствия… Крепость нервов взяла вверх, и я спокойно вернулся домой. Работал я как и прежде, предприятия мои давали прибыль. Жена была мне незаменимой помощницей, все, что она делала, имело успех. Элис… Элис много училась и читала, серый кот почти всегда был с ней рядом и, как мне казалось, с обожанием заглядывал Элис в глаза, и это обстоятельство было для меня непостижимым. Все было прекрасно, вот только старый дом… он умер. Иначе не скажешь. Первым погиб плющ – он не зацвел весной… впрочем, как и многие деревья в саду. Плющ – громадная корзина, державшая дом, как сосуд для вина, рухнул в одночасье и огромной, спутанной, корявой сетью улегся на каменистой тропинке вокруг дома, достигая окон первого этажа. Дождь, ветер и солнце усердно точили и рушили красный кирпич, превращая его в мелкую крошку. Углы дома закруглились. Неизвестно кем и когда выбитые окна верхних этажей черными дырами смотрели на опустевший сад, в них более не отражались солнечные лучи. А главное – в доме не поселились птицы, и Элис не приходила сюда больше. В остальном все было как всегда, ничего не предвещало беды, я был счастлив и беспечен. Трагедия случилась жарким летним днем, в послеобеденное время. Жара стояла ужасная, давящая и изнуряющая, старожилы не помнили такой жары. Дождей не было давно. Тонкая пыль властвовала везде, она покрывала собой строения, огрубевшую траву, листву деревьев и кустарников. Все требовало воды. Я часто и уже привычно поглядывал на небо, в надежде увидеть долгожданные облака. В очередной раз, вскинув голову, я заметил на горизонте нечто необыкновенное – темно-серую дымку, растянувшуюся по всему горизонту от края до края. Через некоторое время я заметил, что дымка эта стала плотнее и темнее. И вскоре я уже часто и бесконтрольно бросал тревожные взгляды на горизонт, терзаемый подозрениями о надвигающейся грозе или даже буре. Увлекшись работой, на какое-то время я позабыл о темной дымке. По-прежнему было солнечно и жарко. Неожиданно и почти мгновенно свет потускнел, как будто задернули штору на окне, из которого прежде ярко и беспрепятственно лился солнечный свет. Воцарился полумрак, не тот, приятный, какой бывает на закате дня, а пугающий и тихий. Стояла гробовая тишина – умолкли птицы, насекомые, деревья, травы, я слышал свое дыхание. Не скрою, сердце мое задрожало от непонятного мне предчувствия и страха. Я вспомнил о серой дымке и, медленно подняв голову, взглянул на небо. Солнца не было. А серая дымка превратилась в большую черную тучу, похожую на гигантскую хищную птицу, которая раскинула свои крылья от края до края, неся свое могучее тело прямо на наше маленькое селение. Голова птицы была опущена вниз, а ее ужасающий, невероятных размеров клюв был слегка изогнут и упирался в землю. «Смерч!» – подумал я. Какое-то время я безмолвно стоял и не смел оторвать взгляда от летящей, затмившей собой небо птицы. Она двигалась очень быстро. Каждый взмах ее зловещих крыльев сопровождался молниями, которые скрещивались меж собой, как мечи в бою, и мне казалось – издавали металлический лязг и скрежет. Впервые в жизни я забыл обо всем: о ферме, о работе… Благо, оцепенение мое длилось не долго, очередной треск молнии привел меня в чувство. Первое, что я ощутил всей душой – именно душой, а не разумом – что мои сокровища, – дочка Элис и жена, в смертельной опасности. Я вдруг ясно представил, как жена в отчаянии пытается найти надежное укрытие от надвигающейся стихии, держа Элис за руку и не отпуская ее не на миг. «Я иду!» – одними губами шепнул я и что есть силы бросился к навесу, где стоял старый, ярко-красный спортивный «Феррари». Я давно не ездил на нем и даже не знал, есть ли в баке горючее. Я надеялся лишь на счастье. Машина была с открытым верхом, я увидел – ключ торчит в панели, и напряжение во мне слегка ослабло. Я бешено рванул дверцу машины на себя, повернул ключ – мотор тихо и отлаженно заработал. Я не замечал и не видел ничего вокруг, мир сузился для меня до размеров моего красного «Феррари»… «Трусливо бежишь?!» – услышал я тихий, требовательный и слегка напряженный голос слева позади себя. Я обернулся и увидел главного конюха. Он стаскивал в добротную конюшню аккуратные брикеты соломы, лежавшие под навесом. Главный конюх был из бывших жокеев. Когда-то имевший успех и награды, он, получив серьезную травму, был вынужден оставить спорт, но не растерял куража и любви к лошадям. Даже сейчас, будучи одетым в клетчатую рубашку и джинсы, его сильное и спортивное тело не потеряло стати и изящества. «Да, Смит, это я тебе говорю и имею на это полное право. Ты бежишь, бросая преданных тебе людей, а люди, заметь, укрыли твоих лошадей, поставили технику, закрыли курятники и идут сюда». Что-то вроде стыда и сожаления мелькнуло у меня в душе. Я вышел из машины и пошел людям навстречу.

«Надо спасать людей, Смит, они верят тебе! – услышал я голос позади себя. – И это – твой долг! Ты слышишь меня, Смит?» Привыкший находить быстрые и правильные решения, я приказал открыть большую бетонированную яму, которая служила для закладки силоса и кормов, и укрыться в ней. Сейчас она пустовала, в ней было сухо и чисто, глубина этого хранилища позволяла человеку находиться в ней во весь рост. И самое главное – она закрывалась тяжелой плитой, как школьный пенал, двигаясь вперед и назад. Плита управлялась пультом, плавно открываясь и закрываясь. Я взглянул на небо, не вскидывая головы, одними глазами. Черная птица швыряла молнии уже совсем рядом. Страшный гул, сравнимый лишь с приближающимся поездом, надвигался все ближе и ближе. Я бросил тоскливый взгляд в сторону нашего селения, и у меня заныло сердце. Нетерпение, которое я жестоко удерживал внутри себя, более не желало быть узником и рвалось наружу. Когда, наконец, последний работник укрылся в траншее, я задвинул плиту, оставив довольно большую щель, через которую свободно мог бы проникнуть человек, если вдруг ураган выведет из строя систему управления плитой. Проделав все это, я наклонился над щелью и с грустью оглядел всех, поймав себя на мысли, что я прощаюсь с каждым из них, и мне стало не по себе.

– Хозяин! Прыгайте скорее сюда! – раздался чей-то голос из полумрака.

– Удачи! – выпалил я, бросив пульт в дыру. Чьи-то руки поймали его. Я вскочил и бросился к машине.

– Смит, это безумие! Вернись! Ты погибнешь! Смерч движется слишком быстро! – услышал я голос жокея.

Но с этой минуты я ничего не слышал и не воспринимал, я был движимый одной целью – спасти свою семью. Единственное, что меня радовало, так это оставшееся у меня умение водить автомобиль по пересеченной местности, не утраченное мною с молодых лет. Когда-то я был отчаянным участником гонок на выживание. В зеркале заднего обзора я видел – черная птица движется совсем не равномерно и не по прямой. Она как будто неистовствует, кого-то ищет или ловит, ослепленная яростью – бросается из стороны в сторону, кружится, ощупывая своим зловещим клювом землю, круша, руша и убивая. Хаос, который черная птица оставляла после своего полета, не поддавался никакому описанию – вывернутые с корнем деревья были разломаны ею с легкостью, просто шутя, смяты дома, искорёжены и завязаны в узлы железные балки, раздавлены и разорваны автомобили. Все живое, попавшее в ее клюв, было убито. Мчался я очень быстро, выжимая из маленького «Феррари» все возможное и невозможное. Смерч был совсем рядом, но и до селения оставалось не более минуты езды. Выезжая на холм, я обернулся, чтобы увидеть свою ферму, может быть, в последний раз. Смерч подобрался к ней вплотную. Но как возликовало мое сердце, когда я увидел, как клюв черной птицы сделал несколько невообразимых рытвин вдоль забора фермы, поглотил большую часть брикетов с соломой, а остаток расшвырял вокруг и удалился, ища что-то более интересное. Десятка секунд хватило мне, чтобы я спустился в нишу к реке. Оставалось подняться на высокий холм, преодолеть довольно крутой подъем и оказаться дома. Спустившись в нишу, я уже не мог видеть ни своей фермы, ни своего дома, не было видно и хищного клюва черной птицы, хотя крылья ее метали молнии прямо надо мной. Знаешь, Алекс, я был полностью уверен, что, пройдя часть своего жизненного пути, я полностью утратил способность чему-то удивляться или что нечто во мне может вызвать ужас и смятение. Мне казалось, что нервы мои крепки и воля моя несокрушима. Но я был слишком самонадеян… – сказал Смит, усмехнувшись, вскинул голову и окинул собеседников печальным взглядом. Потом продолжил: