Николай Удальцов - Что создано под луной? Страница 22

– В чем же его счастье?

– Скоро он получит орден из рук самого кавказца.

– А несчастье?

– Он закончит у стенки…

– Здравствуйте, товарищ Кольцов, – сказал Искариот торопящемуся портфеленостцу, приподнимая при этом свою коричневую шляпу в знак приветствия.

Портфеленосец не ответил, но, увидев иностранную одежду на поздоровавшемся с ним человеке, шарахнулся в сторону со скоростью непредпологаемой в его мешковатой фигуре.

– Прощайте, товарищ Кольцов, – проговорил Искариот вслед припортфельному.

– Скажи, Крайст, он добровольно делает все эти пакости? – спросила девушка, нарисованная углем. – Когда пакости сделают все – очень трудно определить тех, кто делает их добровольно… – вздохнул Крайст, и Риоль обратил внимание на то, что вздыхать он делает это очень часто, с тех пор, как они оказались в эпохе, подвластной усатому.

* * *

– Ладно, пойдемте в кино, – сказала девушка, нарисованная акварелью, – Чуть не сказала: «Сам Бог велел», – Но ты, Крайст, тут явно ни при чем.

Хотя, кто – при чем? Управдом, что ли?

Крайст промолчал.

Он только поднял глаза на очередной транспарант, на котором усатый кавказец удобно разместился в компании с человеком с денежной бумажки и еще каким-то мохнорылым дядькой, который своим существованием явно противоречил законам биологии говорящим о том, что человек состоит из воды на восемьдесят пять процентов.

Этот состоял на восемьдесят пять процентов из бороды.

– Как дядька-черномор, – уточнила девушка, нарисованная углем. И все отправились в сторону находившегося рядом кинотеатра.

У кинотеатра была куполообразная крыша, а на фасаде, вместо кавказца с усами были изображены два солдата, у одного из которых тоже были усы, а у другого был пулемет.

Тот, что с усами показывал рукой куда-то вперед, видимо не доверяя зрению своего товарища.

Куполом, кинотеатр был похож на планетарий, а отсутствием портрета кавказца он был не похож ни на что из видимого спутниками Крайста раньше.

В кассе кинотеатра стояла очередь, но Искариот направился прямо к окну администратора, предъявил тому красную книжечку с золотой надписью: «Коминтерн» на обложке, и со словами: «Со мной товарищи их караибской компартии», – взял шесть билетов в ложу.

В фойе кинотеатра Искариот вначале хотел повести всех в буфет, но вдруг, заметив стрелку с надписью «тир», потащил Риоля туда.

В тире было накурено, и висела табличка: «Оружие выдается только «Ворошиловским стрелкам»».

Искариот тут же развернул лацкан своего дорого французского пиджака – на обратной стороне лацкана находился значок «Ворошиловский стрелок». Но того, как Искариот стреляет на самом деле, выяснить не удалось, хотя что-то подсказывало Риолю, что стреляет Искариот совсем не плохо, во всяком случае, когда это нужно.

В это время в фойе и в зале прозвучал звонок.

Как оказалось уже второй.

Предпоследний.

Вообще-то, кинотеатр – это весьма своеобразное место.

Его зал собирает множество самых разных людей, каждый из которых пересекает грань, называемую входом, и оставляет за этой гранью все свои проблемы, радости, печали, сомнения для того, чтобы объединиться с остальными в общем переживании.

Но от театра, кинотеатр отличается тем, что в нем отсутствует прямой контакт с участниками действа, а остаются опосредованные тиражированной пленкой взаимоотношения уже не живыми людьми на сцене, а с актерами, которые это действо давно завершили.

То есть, кинотеатр – это все-таки и, в конце концов – общение с техникой.

И в результате этого, человек, все равно, остается один на один самим собой, даже находясь в толпе.

В театре, человек – соучастник, в кинотеатре – зритель.

В театре, человек несет ответственность соучастника, в кинотеатре – безответственность наблюдателя.

Это и делает кино куда более доступным большинству, чем театр.

Фильм может быть элитарным, спектакль – элитарен всегда.

Для кино – постоянная элитарность – смерть.

Для театра – смерть массовая доступность.

Смерть эта называется – обесцеливанием существования.

И потому, эти два вида искусства никогда не пересекутся, не смотря на то, что даже актеры в них заняты, как правило, одни и те же.

Работа у актеров, в театре и кино – разная.

Как и разные у них цели.

Через два часа, в толпе возбужденных, слегка восторженных от появившегося откуда-то изнутри желания скорее повоевать за правое дело, слегка загрустневших от гибели главного героя, людей, испытавших смесь тоски и самогероизма, Крайст и его спутники выходили на вечереющий городской воздух.

– Ну, как? – спросил Крайст Риоля.

– Ничего не понимаю, – пожал плечами Риоль, заметив при этом, что его и не грустное, и не восторженное лицо привлекает внимание окружающих диссанасом с остальными лицами людей, выходящих из зала.

«Как бы не записали в троцкисты, на всякий случай», – подумал Искариот: «Ну и народец. Лучше остановиться, от греха подальше…»

«Могут», – подумал Крайст, но все-таки, не остановился:

– Что же тебе не понятно, Риоль?

– Чем восхищаются люди?

– Чапаевцами.

– Так ведь, чапаевцы драпают от первого до последнего кадра. А в перерыве между драпаньем, бузят, постреливают своих командиров, не выполняют приказы начальников, спят на посту, и грабят местное население.

Разве этим можно восхищаться?

После этих слов Риоля, Крайст замолчал, а Искариот, усмехнувшись, проговорил:

– Глупые видят то, что хотят видеть.

Умные – то, что есть на самом деле…

– А мудрые? – Мудрые, понимают, почему это происходит…

– Вообще-то, Риоль видит больше, чем все остальные люди, – тихо сказал Крайст Искариоту.

Искариот вздохнул:

– Не знаю, принесет ли это счастье в будущем, но проблемы в настоящем, это приносит всегда…

Отделившись от толпы, они все свернули на набережную обводного канала. Туда, где смешные, горбатые мостики соединяли берега сдвоенными лестницами, ведущими сначала вверх, а потом вниз.

– Если бы мне кто-нибудь назначил свидание, я хотела бы, чтобы это произошло здесь, на таком вот мостике, – сказала девушка, нарисованная акварелью.

– Если бы мне кто-нибудь назначил свидание, я хотела бы, чтобы это был человек, который меня любит, – ответила ей девушка, нарисованная углем.

Девушка, скачанная с интернета, ничего не сказала, но, как делала это уже не раз, на мгновение прижалась к спине Риоля и слегка провела по ней своей грудью.

При этом, она посмотрела на округлую башенку – спальнь номера люкс – на крыше гостиницы «Балчуг».

– Наверное, можно быть счастливым даже при тирании, – проговорил Крайст.

Искариот, который постоянно озирался по сторонам, ответил ему:

– Да, но только до тех пор, пока с тиранией не сталкиваешься…

– Нам это пока не грозит, Искариот, – сказал Риоль.

– Тем, чьи квартиры сегодня опечатывали, вчера тоже так казалось.

Хорошо, что у нас больше опыта.

– Ты что-то заметил? – спросил Крайст.

– Крайст, мне не нравятся те трое, что постоянно идут за нами, – Искариот указал на группу людей, остановившихся у стенда с газетами и принявшихся нарочито внимательно разглядывать текст, – Это шпики.

– Почему ты думаешь, что они следят за нами? – спросил Риоль.

– Потому, что газет не читают, уставившись в одну точку, – ответил ему Крайст.

– Но разве мы в чем-нибудь виновны? – удивилась девушка, нарисованная акварелью.

– Сталин создал страну, в которой для того, чтобы быть виноватым, совсем не нужно быть виновным…* * *

Это не было бравадой.

Скорее, Риоль все-таки не совсем понимал, в какую эпоху его привел Крайст. Поэтому, он просто взял и направился в сторону тех, кто наблюдал за ними.

Но те люди, увидев приближающегося к ним Риоля, быстренько, не быстро, а именно, как-то быстренько, разошлись в разные стороны.

И у стенда с газетами, Риоль оказался в одиночестве.

Крайст, Искариот и девушки наблюдали за ним со стороны. При этом, девушки, видимо инстинктивно, прятались за спины мужчин.

Не то, чтобы совсем прятались, а так, слегка.

И это «слегка» выглядело чуть-чуть комично, так, что Риоль даже не почувствовал, что совершил поступок.

И-то, верно: не стоит делать из поступков – авансов…

Риоль мельком взглянул на газетный стенд.

На четырех страницах были портреты кавказца по кличке «Сталин».

Фотографии были разными. Но на всех, даже на самой маленькой, кроме самого Сталина присутствовали военные. Только на одной, военных заменяли собаки.

А под фотографией, набранный шрифтом не очень крупным, стоял заголовок статьи: «Выдающийся успех красного собаководства».

Причем, этот заголовок был не напечатан, а именно стоял.

Как солдат на посту.

«Вчера нам стало известно, что в питомнике «Красная звезда» успешно осуществлен смелый мичуринский эксперимент – выведена новая порода собаки-охранника…» – дальше Риоль ничего не прочел, хотя и подумал: «Неужели, Сталин еще и собаководством занимается?»