Маргарет Этвуд - Беззумный Аддам Страница 23

– Это ты ему подражаешь, я так понимаю.

– А то! Я столько раз все это слышал, что мог бы воспроизвести даже стоя на голове. И Адам тоже.

– У тебя хорошо получается.

– У Адама получалось еще лучше. В церкви преподобного – и за обеденным столом преподобного – мы молились не об оставлении грехов и даже не о дожде, хотя видит Бог, нам не помешало бы ни то, ни другое. Мы молились о ниспослании нефти. Да, и природного газа тоже – преподобный включил его в список Божьих даров, посылаемых избранным. Каждый раз, когда мы молились перед едой, преподобный напоминал, что еда попадает к нам на стол исключительно благодаря нефти – ведь на нефти работают трактора, которые пашут землю, грузовики, которые доставляют продукты в магазин, и даже машина, на которой наша заботливая мать, Труди, едет за продуктами, и электростанция, которая питает бытовые приборы для приготовления пищи. Можно сказать, что мы едим и пьем нефть – впрочем, это и в прямом смысле отчасти правда. Так что – благоговейте!

Приблизительно в этот момент мы с Адамом принимались пинать друг друга под столом. Нужно было пнуть другого так сильно, чтобы он дернулся или вскрикнул, но самому не подавать виду, потому что за неподобающие звуки полагалась трепка. Или заставляли пить мочу. Или что похуже. Но Адам был не из тех, кого легко довести до крика. Меня восхищало это его свойство.

– Неужели буквально? Мочу?

– Честное слово. Пусть у меня сердце лопнет, если я вру – правда, не худо было бы сперва вспомнить, куда я засунул эту совершенно ненужную в хозяйстве вещь…

– А я думала, вы друг друга любили. Ты и Адам.

– Так и есть. А пинали друг друга, потому что мы мальчики. Девчонкам этого не понять.

– Сколько же тебе было лет?

– Слишком много. Хотя Адам был старше. Всего на пару лет, но у него, как сказали бы вертоградари, древняя душа. Он был мудр, а я глуп. И так было всегда.

Адам был тощий мелкий сопляк. Он был старше Зеба, но Зеб уже к пяти годам далеко обогнал его по силе. Адам был методичен: он размышлял и все продумывал. Зеб был импульсивен: он стрелял навскидку, поддавался приступам ярости. Это примерно с одинаковой частотой доводило его до беды и помогало выкрутиться.

Но вместе они добивались поразительных успехов. Словно сиамские близнецы, сросшиеся головами: Зеб – плохой мальчик, у которого хорошо получались плохие дела, и Адам – хороший мальчик, у которого плохо получались хорошие. Точнее, который использовал хорошие дела как ширму для плохих. Адам и Зебулон: A – Z, как подставки по двум концам книжной полки, первая и последняя буквы латинского алфавита. Эта умилительная симметрия была идеей преподобного – он любил, чтобы во всем просматривался некий смысл.

Адама вечно ставили в пример. Ну почему Зеб не может вести себя хорошо, как его брат? Сидеть прямо, не ерзать, есть нормально, рука – не вилка, не вытирай лицо рубашкой, слушайся отца, говори «да, сэр» и «нет, сэр», и так далее. Все это произносила Труди, причем почти умоляющим тоном: она хотела только мира и покоя, и ей совершенно не доставляло удовольствия то, что Зеб получал за строптивость и мрачность – рубцы, синяки и шрамы. Она не была садисткой, в отличие от преподобного. Но была центром своей собственной вселенной. Ей нужны были разные приятные вещи, а источником питающих их денежных потоков был преподобный.

Напомнив Зебу о том, как образцово ведет себя Адам, она продолжала: то, что он такой пай-мальчик, еще бóльшая его заслуга, еще более удивительно, если принять во внимание, что… тут она замолкала, потому что Труди и преподобный всячески избегали упоминать Фенеллу, мать Адама. Можно было бы ожидать, что они используют скандальное поведение Фенеллы как палку для морального избиения Адама, но почему-то они этого не делали. Он слишком хорошо изображал – имитировал – невинность, чему способствовали большие голубые глаза и худенькое благообразное личико.

Зеб нашел старые фотографии Фенеллы – на флешке, которая валялась на дне ящика в чулане, том самом, куда Зеба часто запирали. Он спрятал там мини-фонарик, чтобы видеть в темноте. Наткнувшись на флешку, он ее прикарманил, а потом воткнул в компьютер преподобного, желая посмотреть, что будет. Флешка еще работала: на ней оказалось штук тридцать фотографий Фенеллы, некоторые – с маленьким Адамом, несколько штук – с преподобным, никто из них особо не улыбался. Должно быть, про флешку просто забыли, потому что других фотографий Фенеллы в доме не было. Она совсем не походила на шлюху: у нее было такое же худое лицо с прямым правдивым взглядом больших глаз, как у Адама.

Зеб в нее прямо-таки влюбился; если б только он мог с ней поговорить и рассказать, что тут происходит, она бы встала на его сторону. Она бы возненавидела их домашний уклад не хуже самого Зеба. Наверняка она и правда ненавидела этот дом, иначе не сбежала бы. Хотя по виду она была не из беглецов – слишком хрупкая.

Иногда Зеб завидовал Адаму, потому что он успел немного побыть сыном Фенеллы, а у Зеба была только Труди. Потом его брала досада на то, что Адам из всех проделок выходит невинной овечкой, и он начинал украдкой мстить: подкладывал какашки в кровать, дохлую мышь в раковину, менял местами в кранах горячую и холодную воду – к тому времени он уже освоил водопроводную систему дома – или просто делал брату «мешок» в постели. Мальчишеские пакости. Преподобный хорошо наварился на нефтяных акциях, да и потоки из карманов прихожан изливались весьма обильно, поэтому семья жила в большом доме. Труди с преподобным спали в противоположном крыле. Так что даже если бы Адам завопил, они бы его не услышали. Хотя он никогда не вопил: только смотрел лучистым взглядом с ноткой упрека, словно говоря «Я тебя прощаю», и это злило Зеба еще в десять раз больше.

Иногда Зеб дразнил Адама Фенеллой. Он говорил, что у нее, наверное, татуировки по всему телу, даже на сиськах. Что она нюхает кокаин и совсем сторчалась; что она сбежала с байкером, нет, с десятью байкерами, и отсосала у них у всех, у одного за другим; что она уличная проститутка в Лас-Вегасе, обслуживает чокнутых нариков и сутенеров-сифилитиков. Зачем он говорил эти омерзительные гадости про женщину, которую считал своим вторым «я», духом-хранителем, феей-крестной, практически мраморной богиней? Кто скажет.

Но странное дело, Адам не протестовал. Он только улыбался – несколько пугающей улыбкой, словно знал что-то такое, чего не знал Зеб.

Адам ни разу не пожаловался на детские шалости Зеба. Он даже тогда уже был чертовски скрытный сукин сын. Как правило, они работали вдвоем. В школе – она принадлежала Нефтекорпу и называлась «Продуктивный пласт» – они были известны как «срань Господня» из-за отца. Но никто уже не осмеливался наезжать на них – во всяком случае, явно, как только Зеб немного подрос. Адам в одиночку стал бы просто сидячей мишенью, такой он был худой и прозрачный. Но стоило кому-нибудь хоть пальцем его тронуть, Зеб делал котлету из обидчика. Впрочем, хватило всего двух раз. После второго раза слух о том, что с ними лучше не связываться, разошелся по школе.

Руки Шилицци

Адам и Зеб совместными усилиями спасались от промывки мозгов, которую вели Труди и преподобный. Чего они пытались избежать, помимо наказания? Любых шагов, ведущих по пути праведности, пути Святого ПетрОлеума, на который их так усиленно толкали.

Адам спасался исключительно враньем на голубом глазу – любой, кроме Зеба, поверил бы, что Адам невинен, как только что снесенное яичко. А у Зеба проявились таланты вора-домушника. Часы, проведенные им в чулане, имели и свои положительные стороны, а шпильки для волос – массу полезных применений. И скоро Зеб уже тайком передвигался по всему дому, копаясь в ящиках комодов и в электронной почте родителей, пока те думали, что он надежно заперт среди зимних пальто и устаревшей бытовой техники. Взлом замков стал его увлечением, а хакерство – после тайных экскурсов в школьную интрасеть и визитов в публичную библиотеку – призванием. В мире фантазий никакие пароли не могли преградить ему путь, никакие замки не могли его удержать, и по мере того как он становился старше и опытней, эта фантазия вливалась в реальность.

Сперва он с головой погрузился в порносайты и пиратскую кислотную рок– и фрик-музыку. Разумеется, все это Церковь запрещала. Ее уделом были наглухо застегнутые воротнички и публичные обеты воздержания. Одобренная Церковью музыка была ужасна, как тысяча космических монстров. Так что Зеб врубал через наушники продукцию каких-нибудь «Фосфоресцирующих трупов», «Раков поджелудочной» или «Шизоидных глистов-альбиносов» и бродил по сети в поисках все новых женских тел во все более затейливых позах. Он ведь не делал ничего плохого: все эти видео уже сняты, так что он в каком-то смысле путешествовал во времени. Причиной их появления был не он.

Когда он почувствовал, что готов, то решил поднять ставку и по-настоящему испытать свои силы.