Наталья Лебедева - Племенной скот Страница 23

Маргарита Петровна снова разволновалась, и диагност, датчик которого все еще был к ней подключен, начал взволнованно попискивать и требовать, чтобы ему разрешили ввести лекарство. Но тут даже Вячеслав Петрович не стал ее успокаивать.

– И что же с ней будет? – спросил он.

– А я ее отправила, – Маргарита Петровна сказала с нажимом, словно подчеркивая, что это было единственно верное решение.

– Отправили? Куда?

– В Москву. Позвонила Варваре Ильиничне в лабораторию, чтобы она ее встретила и помогла найти Андрея. Варвара Ильинична – величина, она сможет, я уверена. Да и мне она многим обязана: что бы было с ее диссертацией, если бы я так тщательно не собирала образцы?

– Но, голубушка, зачем? – Вячеслав Александрович вскочил и забегал по комнате, едва не задевая всклокоченной головой лампы и полки – костлявыми плечами. – Зачем вы это сделали? Что, что она сможет предпринять? Чего добьется? Только того, что у нее вернее отнимут младенца, да, не дай бог, с ней самой еще что-нибудь сделают!

– Знаю, знаю, знаю! Все знаю! – заговорила Маргарита Петровна, повышая голос, чтобы перекричать пищащий диагност. – Только мне захотелось, чтобы они перестали прятаться за агентами и голограммами, за всякими фокусами, за сказками! Мне хотелось, чтобы хотя бы один из них посмотрел в глаза живому человеку…

Она, справляясь с собой, помолчала. Вячеслав Александрович опустился на стул и с горькой усмешкой сказал:

– А я еще обижался на них, на деревенских… Но что мои обиды по сравнению с их настоящими бедами…

– А чего ж вы обижались? – спросила Маргарита Петровна, настраивая диагност для того, чтобы он вколол-таки ей лекарство.

– Да боятся они меня…

– А чего ж вас не бояться? – Маргарита Петровна, выговорившись и немного успокоившись, снова стала ироничной и жесткой. – Представляю себе это зрелище: когда к вам из леса на заре выходят все эти волки и медведи – жуть!

– Но, голубушка, а как же иначе? У вас – черепа, у меня – собачья радость. Я же должен подстраховать себя, чтобы в лесу меня не сожрали. Ну да, радуются они, когда я выхожу из дома. Тянутся ко мне, – и Вячеслав Александрович хрипло, по-стариковски, рассмеялся.

– Ну так что же вы обижаетесь? Подумаешь, зовут вас лешим! И что?

– Да не это главное, – Вячеслав Александрович обиженно постучал по груди кулаком. – Они же считают, что это я краду их детей! Я, понимаете?!

– Это как же так?

– А вот так. Бывает, заблудится в лесу ребенок… И причем сами же они виноваты. Ну кто, ну кто посылает в чащу детей-то маленьких? Да еще и одних, бывает. Или в компании с такими же дурачками. Отобьются друг от друга, заблудятся. Я ж на скане вижу их – не бросать же! Ну иду, нахожу, зверей отгоняю. Веду обратно – они, деревенские, уж колдуют! Заговоры шепчут. Ну? Ну в какие это ворота: если пропал человек в лесу, значит, леший украл! Ну что за ограниченность? Что делают? Еду мне кладут на перекрестке – ну как собачке! В тряпочку завернут, ниткой красной перевяжут и бормочут что-то вроде: «Честной леса, просим тебя, умоляем тебя, хлеб-соль прими, родного сыночка верни!»

– Ну так возвращаете же?

– Возвращаю, – леший пожал плечами.

– Ну и хорошо.

– Хорошо. И дети на меня никогда не жалуются. Я их конфетами кормлю. А раньше, когда возможность была, игрушки дарил.

– Ну и не переживайте. Давайте лучше с вами пообедаем. А потом вы мне поможете по краю болота миксомицетов набрать, хорошо? А то полдня потеряла…

И они принялись накрывать на стол, казалось бы, забыв об Алене.

А Алена шла по лесу, время от времени поглядывая на синюю тарелку, на которой впереди нее бежал веселый яркий колобок. Еду Яга дала ей вкусную; пять дней или даже неделя не казались сколько-нибудь внушительным сроком; предвкушалась уже встреча с любимым Финистом, так что настроение было чудесным. Солнышко светило, но здесь, в лесу, жара не казалась тяжкой. Только к вечеру стала нарастать тревога. Смеркалось, а конца-краю леса не было видно, показалось, что завыл где-то поодаль волк, кто-то крупный захрустел валежником чуть позади.

Алена прислушалась к хрусту: точно, кто-то шел. Вот шаг, еще шаг и еще… Кто-то был таким большим, что даже не скрывался. Испуганно заколотилось в груди сердце. Она представила себе медведя или кабана, а может быть, и разбойника, забредшего в глушь зализывать раны. Дрожащими руками закрыв волшебную тарелку, она убрала ее в холщовую сумку, прихваченную из дому, и изо всех сил, не оглядываясь, побежала вперед. А валежник все хрустел и хрустел, подгоняя, и только потом Алена сообразила, что теперь ветки ломаются под ее собственными ногами.

Она остановилась, прислушиваясь. Было тихо. «Мертвец тью-ит, – радостно кричала с высокой сосны маленькая птичка. – Тю-тю-тю-тю-тьюит мертвец!»

Алена открыла тарелку. Зазывая ее на тропинку, ведущую к далекой цели, прыгал там маленький оранжевый колобок. А вокруг был только лес: ни следа жилья. Даже охотничьей хижины не было окрест, даже какой-нибудь заброшенной развалюхи.

Надвигалась ночь: с холодом, с волками, ищущими корма для новорожденных волчат, со змеями, промышляющими мышей и лягушек в высоких, влажных от росы травах. Алена испуганно огляделась. Лес здесь рос не очень уж часто, и, видимо, была тут когда-то деревня, потому что вокруг росли кусты крыжовника и смороды, а чуть поодаль начиналась вереница яблонь. Одна была особенно корявой, и Алена увидела, что есть на ней замечательная развилка из трех ветвей. Это было лучше, чем ничего, и она полезла на дерево: уж если и не поспать ночь, то хотя бы переждать подальше от земли самые опасные часы.

Угнездившись в развилке, Алена просунула обе руки в холщовую лямку сумы и набросила ее на обломок толстого сука, чтобы не свалиться, если случится задремать. Она с аппетитом поела, а потом, когда спустилась вязкая темная ночь, начала прислушиваться к лесным звукам и считать звезды, что мерцали в яблоневой кроне у нее над головой.

Сначала ей даже нравилось так сидеть, но потом тело стало затекать, да снова послышались пугающие звуки. Завыл волк. Эхо его голоса разносилось по лесу, и вой приближался с каждой секундой.

Алена подобрала ноги, словно это могло спасти ее от хищника, и крепче схватилась за ветку. Вой смолк, но лес, до того спокойный и тихий, внезапно наполнился звуками. Что-то беспрестанно шуршало в траве, качались ветки кустов, скрипела под напором ночного ветра старая сосна. Кто-то большой снова пробирался сквозь валежник. Послышался вдруг хруст и долгий, влажный всхлип. Алене показалось, что там, за деревьями и кустами, кто-то кого-то ест. Она старалась разглядеть силуэты в прозрачном свете луны, но ветер пригнал тучу, и луна погасла. Алена не видела теперь даже собственных рук, ей все время казалось, что кто-то на мягких лапах подбирается к ней вплотную, а порой она даже будто слышала у себя над ухом тяжелое человеческое дыхание. Алена старалась успокоить себя, говоря, что все это только пустые страхи, и уже было успокоила, как вдруг что-то холодное и острое коснулось ее горла. Потом медленно, ощупью, чужая – большая и сильная – рука добралась до ее запястья и резко дернула Алену вниз. Затрещал, натянувшись, холщовый ремень, наброшенный на сучок, застонала, сгибаясь, яблоневая ветка. С легким шорохом посыпались вниз, на землю, кусочки коры. Неизвестный дернул еще и еще раз. Ремень впился Алене в талию. Было очень больно и еще больше – страшно. Она пыталась крикнуть, но голос не слушался ее.

И тогда, поняв, что так просто Алену с дерева не сбросить, человек сказал:

– Слезай, ведьма! Слышь – слезай. А то прям с деревом сожгу, и вся недолга!

Острие ножа больно кольнуло Алену в шею, и из пореза потекла теплая густая кровь.

Часть II

Лягушка

1. Иван-царевич

Все началось с масловской церкви. Она была полуразрушенной, но единственной на несколько километров окрест. Вскоре после катастрофы появился в церкви грузный басовитый батюшка, занял пустовавший по соседству дом, организовал мирян для ремонта и строительства и даже колокол раздобыл где-то – неизвестно где. Поначалу, за неимением загсов и мэрий, потянулись к церкви свадьбы. Потом и верующих начало прибавляться.

По воскресеньям в Маслово стало многолюдно. Устремились сюда торговцы, понастроили домов и складов, обнесли село высоким тыном для защиты от лихих людей; наняли охранников. А после того как однажды налетели на Маслово огнедышащие змеи: пожгли сараи с товарами, перебили мужиков, обидели девок, – появилось и что-то вроде регулярной армии. Военачальник построил себе высокий терем, сын его, привыкнув властвовать и войдя во вкус, стал называться князем, а потом и царем. Так Маслово превратилось в город.

Город богател и разрастался. Царский терем прирастал новыми башенками и блистал свежим желтым тесом.