Руслан Шабельник - Дневники Палача Страница 23

Мотивы, побуждения, обстоятельства, толкнувшие их на отчаянный шаг. На преступление.

Преступление чего? Общепринятых норм, устоев, обычаев в силу времени или принятия их большинством, обрядших статус законов.

Голод.

Нищета.

Они были крестьянами.

Все.

В этом году случился неурожай, как и в прошлом.

Барона мало волновали проблемы простых землепашцев. Барон желал кушать. Барон желал устраивать гулянки и пиры. К тому же, в следующем месяце намечался рыцарский турнир в честь… какая разница хлопам, в честь чего гуляют их хозяева.

Люди барона забрали все.

В последний момент, с трудом удалось спрятать посевную пшеницу. Однако есть ее самим — означает верную смерть.

Слава создателю — рядом лес.

Ягоды собирать уже поздно, но ведь есть орехи, съедобные коренья, а скоро должен начаться сезон грибов…

А в лесу — звери. Толстошкурые кабаны, пушистые лисы и тучные олени.

Заводилой выступил Грет — сейчас спрятался дальше других за дрожащими спинами товарищей.

Как обычно бывает — решимость подогрели изрядной долей алкоголя.

Они считали, что идут на это из-за голода, ради детей.

Нет.

Правду можно скрыть от себя, но не от палача.

Азарт охоты.

Эйфория нарушения закона.

Адреналин вседозволенности.

Они пошли в лес и убили оленя.

Вообще-то, оленя не так просто загнать и убить.

Но им повезло, если это можно назвать везением.

Олень был мертв.

Туша животного лежала у ног охотников.

Они сделали это!

Азарт охоты.

Эйфория нарушения закона.

Адреналин вседозволенности.

Они плясали над тушей и выкрикивали слова.

Разные.

Главным образом хвалебные.

Себе.

И в этом была их ошибка.

Не первая.

Первой было то, что вообще не следовало начинать подобное дело. Тем более — навеселе. Тем более — столь многочисленной компанией. Кто-то все равно бы проговорился.

На звуки появились егеря.

Испуг.

Адреналин остался, но уже от страха.

Прочие чувства улетучились.

Они бежали сквозь лес. Кто — куда, в разные стороны.

Егеря их поймали и привели в тюрьму.

Они были виновны — и сами знали это.

Надежда ушла, вместе с остальными чувствами, вытесненными страхом.

Наказание за браконьерство — смерть.

Это я тоже прочитал в их мозгах.

И самое страшное из того, что я прочел, они принимали это, как должное.

Разве может быть иначе.

Пять человеческих жизней — за одну оленью.

Что здесь такого?

— Ну?

Барон восседал за тем же столом. Недавняя гулянка никак не сказалась на внешности хозяина дворца, во всяком случае, на заплетенном морщинами лице новые поступления остались незамеченными.

— Ну? — только голос, голос уставшего человека. Не иначе — трудами праведными. Праведность для каждого своя.

Я мог бы немного дерзнуть: «Что ну?», даже: «Не нукай, не запрягал!» Однако зачем.

Вопрос был краток и понятен.

— Да, оленя убили они.

— Я знал и без тебя. Когда казнь?

— Казни не будет.

Не нужно быть телепатом, чтобы почувствовать, как напряглись немногочисленные, присутствующие в комнате слуги.

Бесцветные глаза барона оторвались от столешницы, чтобы взглянуть на меня.

— Почему?

В иных обстоятельствах, он бы вспылил, сейчас, то ли в силу усталости, то ли светила расположились определенным образом, оставался спокоен. Однако, совсем не значило, что следующая сцена не начнется с приступа гнева.

— На планете Донаск смертельной обидой считается, если человек плюнул на чью-то тень. Такую обиду смывают кровью, вырезая весь род до третьего колена. Причем, мститель по закону прав и защищен этим самым законом. На Советии смертельная казнь полагается за расхищение общественного имущества. Проще говоря — если украл горшок из деревни — тебя казнят. Если убил кого, даже намеренно — всего лишь штраф. На Урбе забивают камнями тех, кто покинул пределы города. На Сотоке убивают всех голубоглазых. Возможно, вы не знаете, но большинство детей рождается с голубыми глазами. Так вот, они растят их и ждут, как только цвет глаз устанавливается окончательно, ребенка, или оставляют в живых, или сбрасывают со скалы. Самое интересное, что всех это устраивает, и никто не видит в происходящем ничего необычного или — боже упаси — предосудительного.

— Хорошо, что не с карими.

— Что? — признаться, я не совсем понял, да и ожидал несколько иной реакции от барона.

— Карие глаза — доминантный признак. Если бы на твоем Сотоке сбрасывали со скалы кареглазых, через несколько поколений было бы некого сбрасывать… или некому.

— … — а ведь в человеке можно ошибиться. Даже палачу.

— Как я понял, браконьеров ты казнить не собираешься.

— Не собираюсь. Даже если бы и захотел — просто не могу.

— А вот я могу. Я мог их казнить еще неделю назад, когда поймали в лесу. Прямо над оленем. Загнать, как загнали зверя. Или милостиво повесить на ближайшем суку. Так женушка моя: «Нет, мы — цивилизованные люди, давай сделаем правильно… в прошлом году я была на Волме, там только палачи и казнят… соседи обзавидуются…» Бабский лепет! Я мог их казнить сразу, а вместо этого пригласил слюнтяя! — вопреки ожиданию, барон снова не вышел из себя. Он просто говорил, если так можно выразиться, констатировал факты. — Плевать я хотел на твои правила и твои желания!

Я молчал. Слуги старались забиться в места потемнее и подальше.

— Может, ты еще помешать хочешь… мне! — а вот теперь в голосе прорезались эмоции. Не гнев, нет… надежда, что ли…

— Не помешаю. Палачи не вмешиваются в местные дела

— Тогда проваливай отсюда. А своим передай, пусть даже не надеяться на оплату — работа не сделана!

Ну, насчет оплаты, это он зря. С кем, с кем, а с палачами лучше не связываться.

Я поклонился и вышел.

Меня поймали в коридоре.

По дороге в собственные апартаменты.

Почти сразу, как я покинул трапезную барона.

В ловушку.

Ловушка была расставлена по всем правилам для ловушек подобного рода.

Она двигалась навстречу, якобы по своим делам. До последней минуты, последнего мгновения перед столкновением, она нарочито не замечала меня.

Аура предвкушения, ожидания, нетерпения с небольшой ноткой страха не обманула бы и обычного человека, не то что телепата.

Баронесса тщательно выбрала наряд. Роскошное платье с глубоким декольте выставляло напоказ большую часть пышного бюста. Бюст, надо сказать, был действительно великолепен. Я даже залюбовался. И замечтался. На мгновение. А что? Палачи тоже люди.

Сложная прическа, волосок к волоску обрамляла лицо. В полумраке коридора, с профессионально наложенным макияжем оно даже казалось милым. Это ж во сколько надо было встать, чтобы соорудить такое на голове и на лице?

Да, баронессе, я был явно нужен.

Шлейф сирени и розы с небольшой ноткой жасмина укутывал двигающееся навстречу мне фортификационное сооружение.

Крепость готовилась к сдаче, как иные готовятся к штурму.

— О-о, господин Руслан. Какая неожиданная встреча.

Надо же, она помнит мое имя. Стандартный и заезженный психологический прием, а действует. По крайней мере — на меня.

— Как дела с м-м-м, э-э-э, преступниками?

— Преступники виновны и понесут заслуженное наказание.

Баронесса приблизилась, вместе с обладательницей приблизилось и платье с более чем смелым вырезом, позволяя заглянуть в него более чем… смело.

Одна беда, вместе с женщиной, двигался и запах. Меня накрыло цветочными ароматами, так что захотелось чихнуть.

— Это правда, что я слышала о палачах?

— И что же вы слышали? — пытаясь удержать чих и не оконфузиться, я потер нос, старательно стараясь, чтобы движение выглядело естественно.

— Будто палачи могут убить… э-э, лишить жизни любым способом.

— Это наша работа.

Баронесса приблизилась еще на пол шага. Расстояние между нами уже нарушало все законы приличия.

— И даже таким, который будет походить на несчастный случай, — я не заметил, когда моя рука оказалась в ее ладонях. У женщин есть своя магия. — Какие у вас сильные руки. Мужественные. Чувствуется настоящий мужчина.

Неужели на это до сих пор ведутся?

— Мой муж, вы знаете, он не здоров, болен… и давно…

— Смертельно? — я не смог отказать себе в небольшой издевке.

— Нет, что вы… то есть… понимаю… кто знает, — она придвинулась совсем близко, грудь женщины уперлась в мою, рука… рука также касалась ее, аромат казался почти нестерпимым. Она зашептала прямо в лицо, приблизив свое к моему. — Если с бароном что-то случиться, никто не будет огорчен, и в Совете, и вообще, а крестьяне, видели бы вы, как он обращается с крестьянами, и со слугами. Эти несчастные, в темнице, за какого-то оленя… Если бы вы, если случай… клянусь, я отпущу этих несчастных… и заплачу, конечно же…