Журнал «Полдень XXI век» - Полдень XXI век, 2011 № 01 Страница 23

— Твоя ментограмма хранилась не здесь, — сказал Вася. — Это китайская дешевка, при прочтении дает много сбоев. А насчет стихов и музыки — единственный способ избавиться от них — это как раз записать.

— Я нот не знаю, — возразил Тарас.

— Кнопку видишь? Да не здесь, отодвинь тарелку.

Тарас нашел круглую черную кнопку и нажал ее. На столе перед ним матово засветился прямоугольник сантиметров пятнадцать в диагонали.

— Световое перо в ящике, — сказал Вася. — А насчет нот — мне почему-то кажется, что ты их знаешь…

Тарас нашарил в ящике перо и позабыл про пиво. Программисту пива тоже не хотелось. Хотелось совсем другого, и гость заметил это. Свободной рукой он извлек из кармана шаровар крохотный сверток. В свертке тихо звякнуло.

— Продолжим культурную программу, — сказал Тарас.

Коннор протянул руку.

— Не так быстро, — буркнул гость.

Вася положил руку на стол. Пальцы у него дрожали.

— Тарас, я отдам… отработаю… — жалким голосом пробормотал программист. — Ты же меня знаешь…

— Знаю, — кивнул Тарас.

Он оторвался от своей писанины и в упор посмотрел на Васю. Коннор в который раз подумал, что больше ни у кого не видел таких темно-карих, почти черных глаз, в которых почти невозможно было различить зрачок. Из-за этого постоянно казалось, что Тарас только что наширялся под завязку. Но впечатление было ложным — сам торговец счастьем никогда не употреблял того, что с охотой продавал другим.

— Ответь мне на один вопрос, и я спишу тебе прошлый долг, — сказал гость. — А эту дозу получишь на бонус.

На лице Васи, бледном, угристом лице человека, который редко выходит на солнце, выступил пот.

— Я не могу разглашать секреты, которые стали мне известны в ходе профессиональной деятельности, — нетвердо сказал программист.

Тарас от души рассмеялся.

— Ну-ну, — сказал он, положил перо и отхлебнул пива. — Вопросик будет не об этом. Вы здесь очень хорошо живете.

Вася хмыкнул и хотел возразить, но Тарас пресек его поползновения в корне.

— Ты знаешь, что такое удобства во дворе? — осведомился гость. — А готовить на примусе похлебку из собачатины и радоваться столь сытному обеду умеешь? Ты называешь свою хату конурой — а ты видел детей, живущих в собачьих будках около сожженных федералами домов и по примеру воспитавшей их суки отрывающих куски тухлого мяса с трупов повешенных родителей?

Коннор сморщился.

— Тарас, перестань, меня сейчас вырвет… ну что ты завелся…

— Я не завелся, — спокойно ответил Тарас. — Я провожу маркетинговое исследование.

— Да, ваши станицы пылают уже четыре года, — сказал программист. — Но я ни одной дровины в этот костер не подбросил, ты же знаешь.

— А из тебя тоже неплохой поэт получился бы, — едко сказал гость.

Вася отмахнулся.

— Я и в армию не пошел, чтобы не участвовать в плясках вокруг этого огня, — закончил он.

— Да? А я думал, потому, что ты пидорас, — невинно заметил Тарас.

Коннор перехватил бутылку за горлышко и замахнулся. Программист увидел, как стеклянное донышко коснулось головы гостя. В этот миг центр груди Васи вспыхнул нестерпимой болью, а самого программиста снесло со стула. Коннор с маху приложился спиной о шкаф. Самочувствия Васе это отнюдь не улучшило. Бутылка, которую Коннор все еще сжимал в руке, встретилась с боком кристаллохранилища и разлетелась стеклянным дождем. Когда программиста обдало горькой пеной, он уже понял, что произошло. Тарас врезал Коннору под дых, когда тот раскрылся. Вася сполз на пол, свернулся в позе эмбриона и сосредоточился на том, чтобы протолкнуть в горящую огнем грудь хоть несколько глоточков воздуха. Программист услышал приближающееся похрюкивание киберуборщика. Рецепторы робота уловили звон стекла и тяжелый удар об пол, и теперь киберуборщик спешил выполнить свою миссию.

— Извини, — услышал Коннор, но сначала даже не понял, что это произнес Тарас, — таких мягких, почти нежных интонаций Вася в его голосе никогда раньше не слышал. — Ты мне так помог… Я просто хотел узнать, что ты за это хочешь. Мы могли бы…

От изумления Вася даже перестал ощущать боль. Тарас не мог не то что сказать, а даже подумать ничего подобного. Коннор открыл глаза. Гость смотрел на распростертого на полу программиста, явно ожидая ответа. И тут Вася понял, кто с ним разговаривает. Коннор непроизвольно облизнулся, но вместо горечи пива ощутил солоноватое тепло крови. Несколько осколков закончили свой полет на Васиных щеках, и теперь кровь стекала по лицу. Черный стальной паучок уже водил хоботом по полу вокруг хозяина, убирая осколки и разлившееся пиво.

— Извини, Ко… Тарас, — сказал Коннор. Робот, покончив с влажной уборкой, деловито провел мохнатыми лапками по щекам хозяина. — Но ты не в моем вкусе. Мне от тебя ничего не нужно, кроме черного.

Тарас облокотился на стол и закрыл лицо руками. Киберуборщик продезинфицировал порезы, и три точки — на левой скуле, щеке и на подбородке Васи — отозвались жжением. Робот залепил порезы пластырем. На передней консоли уборщика замигали зеленые огоньки. Коннор погладил стального паучка.

— Молодец, — сказал Вася. — Возьми с полки пирожок.

Робот обиженно хрюкнул — пирожков он не ел, да и не было их на полочке, — и укатил обратно в комнату. Программист поднялся и проковылял к столу. Голова кружилась, в глазах плавали черные точки.

— А я и не знал, что Костик гей, — сказал Коннор и отхлебнул из бутылки.

— Бисексуал.

— Ну да. Тарас, да ладно тебе… Я же все понимаю.

— Мне вот интересно, что будет со мной, когда я наткнусь на кого-нибудь… менее понимающего, — глухо сказал гость.

«Да ничего особенного», — весело подумал Вася, но деликатно промолчал.

— Что вообще со мной будет? — спросил Тарас. — Я окончательно стану им?

— Никто вплотную не занимался этим вопросом, — ответил программист. — А пик отключений сдвоенных синтур приходится на вторую неделю их существования, я специально посмотрел. Но мы же не спрашиваем клиенток, почему они требуют отключения. Может, за две недели им такая модификация ебарей надоедает. А может, две личности в одном мозгу за это время рвут общее ментальное пространство на клочки. Пойми, дружище, это ведь шизофрения в чистом виде. Разница только в том, что обе твои личности в равной степени реальны. И ты помнишь, что говорит и делает другой. И он тоже помнит твои действия. И иногда перехватывает управление на себя. Вам нужно как-то договориться, если вы — вы оба — хотите выжить. Другого пути нет.

Тарас молчал. Коннор покосился на лежащий между его руками сверток и произнес:

— Ты закончил свое маркетинговое исследование?

Гость молча придвинул пакет к Васе и отвернулся. Когда он снова посмотрел на Коннора, программист почти прикончил свою бутылку пива. Нетронутый сверток лежал на столе.

— Я хотел узнать, — устало сказал Тарас, — чего вам не хватает?

Он кивнул в сторону кристаллохранилища.

— Почему каждый из вас хочет примерить на себя личину Аристотеля, Гитлера, Воронцова, трехчленного марсианина?

— Не каждый, — возразил Коннор.

— Да, не каждый, — кивнул Тарас. — Так почему же ты выбираешь старый добрый черный? Ведь ты мог поиграть с этими масками на халяву. И от них ломок не бывает.

— Бывает, еще как, — угрюмо сказал программист. — Когда все тело воет — это одно, а когда крышу сносит и перестаешь понимать, Вася ты или Навуходоносор… Я не хочу хавать это дерьмо, не хочу прокручивать в подкорке косо слепленные тизеры. Пусть это будет бред — но это мой бред, а не криво хакнутая программа с «Белл Системз».

— Тизеры? — переспросил Тарас.

— А, ты ведь и не знаешь, — сообразил Коннор. — За то время, что ты провел вне игры, появилась новая идея — полной деташизации, или гомикрии. И теперь почти любой сеанс эктогенезиса — это тизер. «Стань Наполеоном всего за 200 тысяч евро», «Почувствуй себя Калигулой — только в этом месяце за 99 999 евро» и тому подобное — в конце каждого сеанса. Людей тошнит от этой жизни. Каждому худосочному подростку хочется установить новый порядок, стать властелином мира, подорвать проклятую систему и замочить при этом пару-тройку оборзевших гомиков.

Вася открыл себе новую бутылку пива, основательно присосался к ней и мрачно продолжал:

— А потеть в спортзале, качать мышцу, получить струю газа в нос от ментов и вкалывать на лунных рудниках, пока кровь из задницы не пойдет, никто не хочет. А так — все наверняка. Двести штук — и ты Калигула, пожизненно, с гарантией, причем с полной уверенностью в своей аутентичности. Так, приснится иногда смутный кошмар про заблеванную подворотню, нож, со звоном упавший на асфальт… Император проснется, разомнет затекшую до боли руку и забудет странный сон, от которого тряслись поджилки.