Александр Етоев - Спикосрак капитана Немова Страница 23

– То ж на фронте, – сказал Щелчков. – А сейчас какая война.

– Вот тут ты, братец, не прав, – решительно возразил дядя Коля. – Хулиганству и прочим проявлениям несознательности, разгильдяйства и хамства наше общество с первых дней объявило войну, беспощадную и до полной победы. А на войне и пленные бывают, и даже убитые, тут уж ничего не попишешь.

– Только не понятно – зачем? – Несмотря на дяди Колины доводы, я все не мог понять, какого черта они сцапали Шкипидарова. На кой он им, хулиганам, сдался? Зачем им нужно было сковывать себе руки? Брать в плен?

– Это другой вопрос, – ответил вместо дяди Коли капитан Немов. – Кстати, увезли вашего товарища на том самом грузовике, который с автобазы угнали. А угнала грузовик не та шантрапа, что колёса проткнуть пыталась, эти, они как брызнули от Вовки по сторонам, только пятки, фигурально говоря, засверкали. Лёшка видел, угонял его какой-то длинный и худой парень, от него еще вроде как овощами пахло. Не то квашеной капустой, не то пареной репой.

– Может быть, солеными огурцами? – взволнованно спросил я.

– Огурцами? Может, и огурцами. Лёшка сильно-то не принюхивался, не до того было.

– Это он, Ухарев, длинный, который с рынка. – Я, волнуясь и глотая слова, рассказал про огуречного короля – и про то, что встречу с хулиганами он назначил за бочкой, где огурцы с примочкой, и про то, что он строго-настрого наказал Матросову и его дружкам управиться с машинами в гараже до пяти утра, иначе он рассчитается по-другому.

Товарищ капитан Немов слушал и все время кивал, будто бы наперёд знал то, что я ему с таким волнением рассказывал. Лицо его при этом не выражало ни удивления, ни тревоги. Только фраза про пять утра заставила его поднять бровь и бросить быстрый взгляд на часы.

– Так-так, – сказал капитан Немов, дослушав мой рассказ до конца. – Что-то в этом роде я от него и ждал. Сейчас два ночи. Время в запасе у нас, хоть и маловато, но есть. Вы как, – он посмотрел на нас со Щелчковым, – спать еще не хотите?

Я решительно замотал головой, Щелчков зевнул и замотал тоже. Какое там спать, когда такое вокруг творится.

– Ты, Игнатьич, в лодку пока сходи, ключи свои из мотора вытащи, а то не ровён час в самый нужный момент какая-нибудь закавыка с двигателем случится. А я тем временем с ребятами проведу беседу. Как-никак, а они в этом деле самые непосредственные участники.

Дядя Коля кивнул и полез выполнять задание.

Товарищ капитан Немов обнял нас со Щелчковым за плечи:

– Я ведь, ребята, не просто вас сюда пригласил полюбоваться на мою красавицу лодку. Кстати, как вам она, понравилась?

Мы кивнули, и я спросил:

– А отчего у нее такое название – «Вера Павловна»?

– Ну, – смутился почему-то капитан Немов, – не «Акулой» же мне было ее называть или «Корюшкой». «Вера Павловна» – по-моему, очень здорово. Разве нет?

– Вера Павловна – так зовут нашу соседку, – сказал Щелчков. – А фамилия у нее – Сопелкина.

– Да? – сказал на это капитан Немов. – Ну и что она, на ваш взгляд, за женщина?

– Дура она и гадина! – сказал я. – Продала нас с потрохами какому-то психованному маньяку, помешанному на каких-то пиявках…

– Это не она, это он… Это он негодяй и бабник. А она – она хорошая, она добрая. Она делает такие котлеты… – Он отнял от наших плеч свои руки и взволнованно проглотил слюну. – А еще она меня очень любит. – Он с вызовом посмотрел на нас. Потом смутился, опустил голову и чуть слышно добавил: – И я ее тоже… очень.

– Все понятно, – сказал Щелчков. – Пошли отсюда. – Он потянул меня за рукав. – И лодка ваша так себе лодка, одно имечко чего стоит. С таким имечком только в Фонтанке и плавать.

– Нет, ребята, вы меня не так поняли. Домой вам сейчас нельзя. Это может стоить вам здоровья и даже жизни. Дело в том, что психованный маньяк, о котором вы только что мне сказали, это… это… Это мой родной брат. – Последнюю фразу капитан Немов произнес и с жалостью, и с болью одновременно.

– Ух ты… – сказал Щелчков. – Так, может, вы с ним на пару работаете?

– Не шутите так, молодой человек! Я вам добра желаю. Я же, когда узнал, что он вас преследует, сразу вас сюда записочкой вызвал. Чтобы предотвратить душегубство и живодерство с братниной стороны.

– Так получается, это не мы к вам сюда на помощь спешили, это мы сами себя спешили сюда спасать? – Я чувствовал, что слова путаются и выходит сплошная абракадабра. Причина была в волнении.

– Секундочку, – вмешался Щелчков. Он смотрел на товарища капитана, недоверчиво сощурив глаза. – А у этого вашего брата, кроме вас, еще братья есть? – Слово «брат» у него прозвучало с заминкой – ядовитой, как у Фомы неверующего.

Я понял, почему он спросил, вспомнив сцену на скамейке в саду, когда Сопелкина, наша соседка, обвинила Севастьянова в братоубийстве.

– Нет, я – единственный, – ответил капитан Немов и, увидев, как с губ Щелчкова готов сорваться очередной вопрос, остановил его взмахом руки. – Знаю, ребята, знаю. Вопросов у вас ко мне, наверное, очень много. Поэтому предлагаю так. Сейчас, – он посмотрел на часы, – я рассказываю вам самое основное. Потом… – Он нахмурил брови. – Потом – судя по обстоятельствам. Но, конечно, в первую очередь – Шкипидаров. Будем вашего товарища выручать.

Он обвел нас пристальным взглядом и начал свой суровый рассказ.

Глава двадцать вторая. История родных братьев

Лет, примерно, до четырнадцати – пятнадцати мы с братом жили как на разных планетах. Он все время пропадал во дворе, я же в основном сидел дома и, кроме школы и Дворца пионеров, практически не бывал нигде. Даже летом, когда наступали каникулы, из Ленинграда нас вывозили порознь – меня к бабушке по отцовской линии, в деревню под Лодейное Поле; брата – к тетке, материной сестре, в поселок Неболчи Новгородской области.

Я был хилым, спортом не увлекался, читал Жюль Верна и Алексея Толстого и мечтал полететь на Марс. Брат был младше меня на год, книжек он не читал вообще, а во дворе занимался тем, что мучил бедных четвероногих жителей. Поймает какую-нибудь дворнягу, привяжет к водосточной трубе и ну выдергивать ей шерсть по шерстинке. Или птичек ловил петлей – воробушков там или синичек – и отпиливал им лобзиком лапки. Когда его за это наказывали, он нервничал, кусался и плакал, говоря учителям и родителям, что делает это в научных целях – для проверки животных на выживаемость.

Когда я окончил школу, то пошел на водолазные курсы обучаться специальности водолаза. Все мальчишки тогда чем-нибудь увлекались – водолазным делом, воздухоплаванием, радио или чем другим. А потом началась война, меня призвали в водолазные войска, и воевал я в них до самой победы. Служба была тяжелая, из дома никаких весточек – по причине моей сугубой секретности и невозможности оглашать адрес. Поэтому – что там с братом? воюет он или сидит на брони? – о судьбе его я ничего не знал.

Войну я кончил в звании капитана. Когда же я вернулся домой и вошел в нашу квартиру на Канонерской, первый, кого я увидел, был спящий на оттоманке братец, а рядом с ним на столике у стены – аквариум с раздувшимися пиявками. Оказывается, пока я в шлеме и свинцовых бахилах сражался на подводных фронтах, брат, действительно, получил броню и проработал все военные годы в Вологде на пиявочном производстве. Работой своей он гордился и в спорах со мной доказывал, что если бы не его пиявки, победа над фашистскими оккупантами отсрочилась бы на несколько лет. Я смеялся над этой глупостью, он злился на меня, и мы ссорились.

Так мы ссорились года три, пока братец мой не съехал с квартиры, женившись на молоденькой продавщице из зоомагазина на Боровой. Пять лет я с ним практически не встречался – было некогда, я увлекся изобретательством. Слышал иногда от знакомых, что братец мой то ли спился, то ли ушел в науку, то ли первое и второе вместе. Но из-за вечной нехватки времени навестить его и выяснить, что да как, я так ни разу и не собрался.

Главной целью моих тогдашних забот была, конечно, машина времени. Все остальное придумывалось по ходу – и шапка-гиперболоид, и вечнозеленый веник, и деревянный магнит, и не тонущие в воде кирпичи. Принцип работы машины времени пришел мне в голову как-то ночью, во время бессонницы, когда я слушал, как тикают на столе часы. Тиканье расходилось волнами: тик – и идет волна, тик – и бежит другая. Я подумал, а что если в доме установить такое число часов, чтобы волны времени, ими распространяемые, накладывались одна на другую, скрещивались, пересекались, образовывали густую сеть. Тогда можно регулировать его бег, подгонять, тормозить, даже, вероятно, и останавливать.

Идея мной завладела полностью. Три ночи я просидел над расчетами и на четвертую получил результат. Признаться, он меня не обрадовал. Оказывается, чтобы управлять ходом времени, требуется ни много ни мало, а ровным счетом 140 часовых механизмов, попросту говоря – часов. Часы же в то время были страшно дефицитным товаром, даже будильники, не говоря уже о чем-нибудь посущественней, вроде ходиков с кукушкой или подарочных в экспортном варианте с боем, как у кремлевских курантов. И стоили часы очень дорого.