Леонид Каганов - Лена Сквоттер и парагон возмездия Страница 25

Белобрысая дичь имела ланч в кафе второго этажа. Мы с Дашей устроились рядом за столиком, тянули cafe glace и негромко беседовали, не обращая на нее никакого внимания.

Говорила, впрочем, одна я — объясняла Даше суть бизнеса.

Если понимать слово business как занятие, говорила я, то занятие бывает двух видов: или занимаешься ты, или занимают тебя. Не так легко понять, в чем разница, и что лежит в истоках этой разницы. Чтобы не спекулировать pretentious словом «ответственность», проще объяснить, что всё зависит от того, кому этот business нужен. Кому нужен — тот является активным участником бизнеса, кому не нужен — тот пассивный. Пассивный участник, нанятый работник. Например, господину Позоряну business нужен, а его отделу, который день за днем ковыряет в интернет-носах перед своими мониторами, нужен только отпуск от бизнеса.

Все в общих чертах понимают, что наша стая бесхвостых приматов не смогла далеко уйти от модели, когда business нужен только той обезьяне, у которой в руках палка, а всем остальным, которых эта палка лупит по позвонкам, он совершенно ни к чему. Но палка работала не вечно, и в итоге потребовалось оружие посильнее. Прошедшие эпохи сумели ловко облепить эту модель (точнее, эту палку) такой разноцветной глиной из мифов, легенд и моралей, что стая приматов поверила, будто business — это дело каждого и одинаково необходим всем его участникам. Это исправно работало еще какое-то время. Долгое время мифотворчеством занималась религия, но когда сказка про волшебный вечный отпуск от бизнеса, который наступит после смерти, перестала звучать убедительно, пришлось придумать палку еще более современную.

На первый взгляд в качестве палки подходили деньги, но это только на первый взгляд. Во-первых, в отличие от дубинки, которую можно вечно сжимать в волосатом кулаке, заставляя других работать, деньги придется все-таки понемножку раздавать. А их на эти нужды вечно не хватает, потому что все деньги нужны тем, для кого этот business активный, а делиться желающих мало. Но дело даже не в этом. Оказалось, в стае бесхвостых обезьян деньги вообще работают плохо. Хоть повышай зарплату, хоть дари процент от работы — толку нет. Объяснить этот phenomenon не удалось еще никому, но это так. Можно проверить на практике: как только ты повышаешь зарплату тем, кто на тебя работает, это действует как пинок — в первые дни они воспаряют и порхают над бизнесом с трудолюбием пчелы, но скоро опускаются на землю, и тогда работа замедляется ровно настолько, насколько была повышена зарплата. Исключение составляют журналисты и прочий творческий планктон: их усердие сокращается уже в момент получения денег, и даже кратковременного эффекта порхания не происходит.

Поэтому вместо денег сегодня обычно используют такую удобную штуку, как мотивация: это работает в сто раз лучше. Мотивация может быть разной: если Позорян трижды лично голосом позвонит своему криэйтеру и спросит, когда будет закончен проект, о котором фраза «уже все готово» звучала еще неделю назад, то криэйтер, наконец, прекратит свой недельный срач в фотофоруме и впервые откроет рабочие файлы. Причем окажется, что это не те файлы, и непонятно, как и где теперь получить нужные без чистосердечного признания в том, что открыты файлы впервые лишь сегодня, а не неделю назад. Но это уже проблемы криэйтера, за которые он в свое время получил колоссальной силы распистон, от которого я его удачно отмазала — с тех пор он креативный менеджер в другом отделе, и сильно мне обязан, чем и пользуюсь. Но речь не об этом, а о том, чтобы бесхвостую обезьяну постоянно тормошить, тыкая в совесть и чувство долга, если они у обезьяны хоть слегка присутствуют.

Другой способ мотивации: объяснить бесхвостой обезьяне, какую ценность ее труд представляет для всего человечества. Это действует лучше всего. Но творческому планктону это говорить нельзя, а вот всем остальным полезно. Творческий планктон и так о себе слишком высокого мнения, и после разъяснений он поймет свою миссию неправильно: увлечется ерундой, не имеющей отношения к нашему business. Но если всем прочим каждый день рассказывать, какое это счастье, работать в нашем коллективе, петь наш гимн, участвовать в наших корпоративах и вообще вдыхать полной грудью кондиционированный воздух офиса, то эффект будет чудодейственным. Единственное условие: повторять занятия мотивацией следует с частотой церковных проповедей, а в промежутках ввести передвижных проповедников, специальных комиссаров по персоналу, которые будут ходить от столика к столику и напоминать сотрудникам, как важно и нужно то, чем те заняты. Этих комиссаров, разумеется, тоже нужно убедить, что их задача важна. Тогда машина будет работать сама — хотя бы потому, что мотивацией можно заниматься сколь угодно часто, в отличие от повышений зарплаты.

Белобрысая дичь нас не слушала, погруженная в свои белобрысые мысли. В общем гомоне буфета наши голоса сливались с общим фоном. Наконец я вынула из сумочки пленку и под столиком с чувством хлопнула пузырик. Белобрысая тут же оторвалась от своего зеленого чая, вздрогнула, навострила уши и оглянулась вокруг. Но ничего не заметила.

Я хлопнула второй пузырик. Она занервничала и повела носом.

Я подождала, пока она успокоится и отвернется, затем выложила пленку на стол.

— Можно мне? — шепотом спросила Даша.

Я кивнула.

Даша впилась ногтями в пленку и хлопнула сразу несколько пупырышков. Я отобрала у нее лоскут и небрежно отбросила на угол стола.

— Девчонки, это ваша? — произнесла белобрысая, не отводя взгляда от пленки.

— Так… — рассеянно ответила я, не глядя на нее.

— А она вам нужна? — заинтересовалась белобрысая и облизнулась так жадно, словно только что пила не зеленый чай для похудания, а лопала бисквиты.

— Как-то так, — ответила я еще более рассеянно, продолжая глядеть в другую сторону.

— Ой, девчонки, я так люблю пленку, можно к вам? — проворковала белобрысая, пересаживаясь со своим чаем за наш столик. — Можно? — трогательно спросила она, уже протянув пальчик к пупырышку.

Я быстро выдернула пленку, и дичь клюнула отманикюренным пальчиком в голую столешницу.

— Я подарю ее тебе всю, — пообещала я, помахав лоскутом в воздухе. — И еще столько же. Но с условием: ты потихоньку, пока никто не видит, сфотографируешь мобилкой и пришлешь мне бумаги со стола твоей милой начальницы — те, в которых она пишет жалобы про меня.

— Зачем это? — насторожилась девица, уже протянув ладонь за пленкой.

— Затем, что твоя подлая начальница, которую ты и сама не очень-то любишь, решила меня сжить со свету — мешает работать и строит козни. Мне надо знать, какую гадость она готовит. И ты мне поможешь это узнать. А я за это подарю тебе всю эту чудесную пленку — самого высокого американского качества, самого звонкого хлопа. И расскажу, где добыть еще.

Белобрысая непроизвольно облизнулась.

— А ты вообще кто? — спросила она шепотом.

— Меня зовут Илена Сквоттер.

Белобрысая испуганно отдернула руку.

— Ты?.. Вы? Которая… ведьма?

— Ведьма, ведьма, — улыбнулась я, вынимая авторучку и записывая на пленке майл. — Бери. Пришлешь мне завтра. Жду.

Белобрысая колебалась — это было видно по ладони, которую она то протягивала на дюйм к пленке, то отдергивала обратно.

— Никто не узнает, — уверила я шепотом. — Ну что тебе, трудно помочь хорошему человеку? Бери!

И она взяла пленку.

— Но если обманешь — не обижайся, — строго предупредила я, — оставлю без отпуска на весь год. Знаю специальный заговор на отворот отпуска, давно хотела испробовать на ком-то.

Белобрысая испуганно кивнула и быстро ушла из буфета, прижимая к груди лоскут.

— А есть и такой заговор? — заинтересовалась Даша.

— Есть.

— И действует?

— Всегда.

— Можно мне тоже научиться?

— Нет. — Я покачала головой. — Спросите что-нибудь полегче.

— Илена, — спросила Даша, подумав, — а откуда вы узнали, что она так любит пупырышки хлопать?

— Учитесь пользоваться интернетом, Дарья Филипповна, — объяснила я. — У дуры в «интересах» это везде прописано открытым текстом.

Первый канал

Теперь мне предстояло выловить в офисном лабиринте мою Эльвиру и мою (увы, теперь тоже мою) Марину. Задачи, которые я им поручила еще перед поездкой в Елец, это был мой active business, но, увы, почему-то я пребывала в уверенности, что они не сдвинулись с места. А ведь это были мои проекты, которые нельзя портить. Марине требовался удар палкой по спине, Эльвире — мотивация, причем я рассудила, что все это сработает наилучшим образом, если произойдет в одном и том же месте в одно и то же время. Я прошлась по всем этажам Корпорации, лениво перекидываясь улыбками и приветствиями со знакомыми.

Эльвира нашлась на своем рабочем месте у дисплея, обвешанного пушистыми брелками с неизменным дамским кактусом сбоку. Эльвира сегодня оказалась снова в тоске: безжизненно смотрела в пространство, уголки ее губ трагически подрагивали, и всем своим видом она напоминала молодого Вертинского в гриме. Я поманила ее пальцем, и она послушно поплелась в коридор. Оставалось найти еще и Марину, уединиться в кафе и устроить очную экзекуцию. Кафе второго этажа, пожалуй, подойдет — там меньше всего народу в это время. Эльвира выглядела странно: это была еще одна сторона Эльвиры — Эльвира Депрессивная. Интересно, сколько у нее этих граней, одна дурее другой?