О'Cанчес - Пинка Удаче Страница 25

— Что, дура, что ли?

— Нисколько.

— Тогда не фиг прыгать! Думаешь, мне приятно рассматривать твои дурацкие трусы?

— И никакие они не дурацкие, а очень миленькие. А ты извращенец, если столь невинные вещи вызывают в тебе бурю неадекватных эмоций.

— Вали отсюда, живо.

Машка прыснула в ладошку, но дальше доводить рассерженного брата остереглась, затараторила:

— Ну, извини, пожалуйста, Лёник! Я не хотела — это случайно получилось, честное слово! Вот клянусь! Я даже затылком апстену ударилась. Могу перекреститься. Я же не снимала при тебе колготки, я их заранее сняла, потому что к моему рассказу мои ноги имеют самое непосредственное отношение! Ну, Лёник, ну, прости, дорогой, я больше так не буду… прыгать.

Машка врала самым наглым образом, эти ее «больше не буду» Лён слышит ежедневно, вот уже много лет, по разным поводам, сестра неистощима на дразнительные выдумки. Эти ее клятвы ничего не стоят, пустое сотрясение воздуха. Ладно, как правильно сказали в каком-то фильме: что с них со всех взять, слабенький взбалмошный пол. Вот и жена, небось, такая же будет… Может, не жениться тогда и жить без забот? А с другой стороны — отцу ведь повезло?..

— Ладно, что с тебя взять. Расправь покрывало. Короче, у меня новость.

— У меня тоже!

— У меня важнее.

— Нет, чур, я первая рассказываю!

— Ты на кого тянешь???

— Ну, Лёник, ну пожалуйста, ну ведь я уже начала!..

Лён грозно, по-отцовски, поднимает брови… и опускает их на место. В принципе, так даже круче: мужчина должен воспитывать в себе волю, брутальность, характер, сдержанность…

— Хорошо, докладывай первая. Потом сравним масштаб.

— И организуй какую-нибудь музычку, чтобы звуковая завеса была… только не этот гнусный рэп!

— А что тогда? Леди Гаги и прочей блондиночной попсы у меня нет по определению, ты же знаешь.

— Да что-нибудь любое другое, радио какое-нибудь, для фона, классику… Одним словом, вчера я была у бабушки в гостях…

У детей Меншиковых только одна бабушка, мамина мама, другая бабушка и оба дедушки давно умерли, но Тимка, старший из детей, утверждает, что помнит бабушку Веру, мать отца, и дедушку Лёню, маминого папу. А бабушка Лена живет одна в двухкомнатной квартире на Голодае, на Васильевском острове, она в очень хороших отношениях с зятем и дочерью, души не чает во внуках, и внуки любят ее. Время от времени, но не сказать, чтобы часто, бабушка Лена приезжает к Меншиковым в гости и обязательно огорчается, если не удается застать кого-нибудь из внуков, потому как засиживаться в гостях надолго, чтобы дождаться наверняка, она «не имеет морального права»: дома тоскует в одиночестве собака, овчарка Долли. Долли довольно робкая девочка, но балованная и веселая, статью — крупна, в самых верхних границах нормы, поэтому незнакомые люди ее побаиваются, а бабушка называет своей защитницей, хотя это очень большой вопрос — кто кого защищает!

Дети тоже навещают бабушку, обычно вразнобой: чаще всего Тимка, потому что у него девушки на Васильевском живут, прежняя и нынешняя. Тимка и есть главный бабушкин любимчик; реже всех из них троих приезжает к ней Лён, но не потому, что к бабушке относится хуже, чем Тимка или Машка… и не из-за лени вовсе… а просто, почему-то получается именно так…

И вот, вчера в гостях у бабушки Лены была Машка. По-своему обыкновению, она взялась валять дурака в компании с Долли, обе развеселились как следует… и вдруг на ровном месте… Здесь, на этом самом «ровном месте» Машкиного рассказа, Лён делает для себя мысленную поправку: сестренка наверняка дразнила «бедную клонированную овечку»… И расшалившаяся Долли цапнула Машку за икру. Машка уверяла, что больно не было, что ни капельки крови не выступило, колготки, правда, «поехали»… Просто она вскрикнула от неожиданности, а напуганная собственной дерзостью Долли забилась под кровать, и никакими ухищрениями выковырнуть ее из убежища так и не удалось, до самого Машкиного ухода. На экстренном военном совете бабушка и внучка сговорились ничего родителям не сообщать, потому что ничего страшного и в самом деле не произошло, а большая часть вины за случившееся по праву лежит на Машке, не на Долли. Машка свою вину безоговорочно признает. Тем не менее, на икроножной мышце остались четкие следы от Доллиных челюстей.

— Поэтому я с сегодняшнего дня только темные колготки ношу, а вне школы джинсы, пока не пройдет. Вот, глянь: словно в капкане побывала!

Лён покорно оглядел худющую Машкину ногу, две сине-багровые цепочки подковками от Доллиных зубов…

— Болит?

— Н-нет, знаешь… Только если надавить вот сюда.

— Все равно солидно смотрится. Ай да крошка Долли! Бабушка, небось, голодом ее нещадно морит, коли она позарилась на эти твои спички под кожей.

Машка не способна усидеть на одном месте более двух минут подряд, вот и сейчас — выпрыгнула без тапочек на середину комнаты и подбоченилась, стараясь приподнять подбородок как можно выше.

— Что бы ты понимал в стройности женских ног! Плохо, что я без каблуков. Между прочим, почти по всем требуемым кондициям, включая абсолютно правильные черты лица, я могла бы на мировых подиумах рассекать только так… да ростом не вышла. Если бы я была хотя бы метр восемьдесят, как мама!

— Иди в фотомодели, там рост не очень важен.

— Фи… Фотомодель — это совсем не то. А здесь двенадцати сантиметров не хватает! Для полного счастья!

— Как любит говорить дядя Лук: «Полное счастье бесперспективно, зато недостижимо!»

— Всего каких-то жалких двенадцати сантиметров! А я уверена, что достижимо!

— Машка, у тебя с арифметикой очевидный завал: от ста восьмидесяти отнять двенадцать — будет сто шестьдесят восемь, а у тебя на борту всего сто шестьдесят пять. Так что пятнадцати не хватает, а не двенадцати.

Машка опять вспрыгнула на тахту, но уже без разбега, с опаской.

— Врешь ты все, горе-математик! Мы с Динкой Волощук практически одного роста, а она как раз на той неделе в поликлинике рост, вес и прочее измеряла, так у нее ровнехонько метр шестьдесят восемь!

— У Динки может быть, а ты сантиметра на три ее ниже. А не боишься с голыми ногами шастать, мама ведь засечет?

— Не-а, она сейчас на кухне закрылась, ей Варенникова позвонила, с жалобами на горькую семейную судьбу.

— А, тогда там надолго, да. Короче, ты закончила рассказывать свою новость?

— Да нет же, только начала, это была преамбула…

На следующий день, то есть уже сегодня, после поездки в Петергоф, сестра пошла в бассейн, по понедельникам у нее тренировки: оказывается, плавание стимулирует увеличение роста… Ну, конечно!.. Если бы это было так, то все пловцы с пловчихами были бы длиннее баскетболистов раза в полтора. На самом деле, это не тренировки, а обычные оздоровительные занятия, два раза в неделю, бесплатные, потому что «от лицея». Эх, неплохо бы и Лёну пару лишних сантиметров простимулировать, а то ему скоро четырнадцать, а он все еще ниже мамы ростом. Но всё к тому идет, что скоро догонит и перегонит, и будет как папа с Тимкой. Папа выше мамы буквально сантиметров на пять, но смотрится рядом с нею, как танк возле Снегурочки. Надо, надо мышцу качать, спортом заниматься, но не пыхтеть в дурацких потовыжималках, повторяя одни и те же упражнения, а так… играючи, чтобы интересно было… Не понял? Машка, я не врубился, при чем тут Гусарова?

— При том, что ты ворон считаешь, а не меня слушаешь! Потому что Ирка опоздала, а я вовремя пришла, вот почему!

По рассказу выходило, что лучшая Машкина подруга еще с детсадовских времен, с которой они вместе на плавание ходят, Ирка Гусарова, опоздала на тренировку и Машка ждала ее уже по горло в воде, вместе с ногами и прочим…

— При чем тут — вместе с ногами?

— Под водой синяков на ноге не видно, если нарочно внимания не обращать.

— Понял.

А в конце занятий, в последние десять минут, занимающимся, как обычно, положено вольное время, с брызгами, с взвизгами… Ирка очень спокойная девица, даже где-то флегматичная, но Машенция кого хочешь растормошит, «заведет» и вовлечет!.. Ирка поднырнула под Машку, изображая акулу, и куснула в ногу…

— Серьезно, что ли?

— Да абсолютная ерунда! Смотри: вот сюда она приложилась.

— Ни фига не вижу.

— Ничего и не увидишь, потому что там ничего и не было. Но это не важно, слушай дальше!..

Машка мгновенно сориентировалась и запричитала, заойкала, полезла вон из бассейна, морща лицо, прихрамывая и жалобно подвывая. Ирка, в полном недоумении, за нею: вроде бы не укусила толком?.. Может, какой посторонний ушиб, там, или царапина, или еще что? Но уже в раздевалке Машка, отстонав положенное, протягивает доверчивой Ирке ногу: полюбуйся, мол, на дело своих рук, вернее зубов.

Бедная Гусарова сидит на скамейке, смотрит безумными глазами на Машкину левую ногу, на следы зубов от Доллиных челюстей, размером в мужскую ладонь: «Как… это моё?..», и кувырк в обморок, прямо на кафельный пол. Соседки по раздевалке видят распростертое тело и визжат, прибегает администратор, спасатели, потом врач, потом тетка-милиционерша… «Что случилось с девушкой???» — называется.