Салман Рушди - Гримус Страница 26

Его правая рука сомкнулась на каком-то твердом, округлом и вытянутом предмете. Вытащив предмет наружу, он с удивлением рассмотрел его. Кость К., вот что это! Та самая кость, которую бросила ему сестра Птицепес, прежде чем исчезнуть в проходе, уводящем в глубь ее тела.

Кость К.: Взлетающий Орел решил не терять времени на размышления. Откуда кость взялась тут, ведь все это время ее не было в кармане? Или, возможно, он ее не замечал? Хотя сейчас, конечно, все это неважно. Теперь у него есть оружие, и это в корне меняет ход схватки. Возможно, теперь его противник решит оставить томагавк и сразу воспользоваться ружьем. У Взлетающего Орла оставалось всего считанные секунды в запасе, то мгновение ступора, в который жрец впадет от удивления, когда неожиданно увидит в его руках неизвестный предмет.

Широко и свободно размахнувшись, Взлетающий Орел бросил кость, как не целясь бросал бы большой дротик. Кость ударила жреца в запястьяе руки, сжимавшей ружье. Короткий крик боли, и ружье упало на пол. Кость тоже упала; едва прикоснувшись к каменным плитам, она разлетелась на тысячи осколков, отчего на месте пораженно застыл не только жрец, но и сам Взлетающий Орел.

Позже, когда опасность уже миновала, Виргилий Джонс разъяснил Взлетающему Орлу тайное значение названия этого предмета. Это был шифр, ключом к которому служили слова сестры Птицепес:

Кость — предмет. к. — место. К. — Кость, иначе Каость, Ка-ось — Хаос. Вот так.

Но тогда Взлетающий Орел всего этого не знал — наблюдая за тем, что происходит на месте исчезновения кости, он стоял как громом пораженный.

Мельчайшие осколки кости вихрем поднялись над местом ее падения и были подхвачены быстро увеличивающимся в поперечнике смерчем. Первым в смерч безвозвратно унеслось ружье. Оно просто прекратило свое существование. Следом за ружьем жреца начали исчезать плиты пола.

В центре святилища образовалась дыра. В одной из точек измерения нарушились причинно-следственные связи. За дело там взялся Хаос.

Взлетающий Орел пришел в себя на секунду раньше своего альтер эго; возможно потому, что он стоял дальше от дыры в полу. Сорвавшись с места и по-бычьи выставив голову, Взлетающий Орел бросился на жреца и с силой боднул его в живот. Суррогатный Взлетающий Орел пошатнулся и, пытаясь сохранить равновесие, сделал шаг назад.

Этого оказалось достаточно для того, чтобы он провалился в дыру, был затянут смерчем, распался на миллиарды составных частей, обратился в хаос.

Богиня аксона уже поднялась со своего трона, ее глаза сверкали ненавистью; но за гневом богини, как мгновенно заметил Взлетающий Орел, крылся страх. Кость К., элемент случайности, перечеркнул ее превосходно выстроенный план; теперь она полностью находилась во власти Взлетающего Орла. С неторопливой уверенностью он направился к ней.

— Стой где стоишь, Нечистый, — выкрикнула она, но голос выдал ее.

— Я не знаю, кто ты, — на ходу ответил Взлетающий Орел, — но знаю, что, осквернив тебя, очищу свое прошлое. Очищусь от тайного стыда и вины, которые тяготят тайники моей памяти, в чем твое участие станет свидетельством. Чтобы освободиться, мне нужно знать, что Нечистые теперь — аксона. Ясно?

Он сказал это радостно, с примесью удивления, словно в озарении.

Взлетающий Орел изнасиловал богиню.

К ожидающему на берегу Виргилию Джонсу «Неверный удар» доставил другого Взлетающего Орла. Виргилий выслушал его рассказ и проговорил:

— Вам нужно обуздывать воображение. Оно у вас чересчур буйное.

После этого с помощью советов Виргилия Джонса Взлетающему Орлу было уже несложно вырваться из паутины Болезни Измерений. Исход их выглядел чрезвычайно просто: Взлетающий Орел закрыл глаза и, пока Виргилий Джонс танцевал танец Усиления, приказал себе проснуться. После того как решающая победа была одержана и Взлетающий Орел стал сильнее своего Внутреннего Измерения, разрушить его и выйти было совсем несложно.

Опыт общения с Внутренним Измерением наделил его, кроме прочего, чувством меры в нюансах и чувством неправильности ; пока их с Виргилием Джонсом сознания поднимались к поверхности (при этом на мгновение соприкоснувшись, чтобы затем разойтись уже навсегда), Виргилий Джонс вдруг на краткий миг ощутил присутствие третьего сознания, чужого, смутно знакомого и тоже всплывающего к поверхности.

За долю секунды до этого как из небытия стали выплывать фрагменты времени, в котором хотел восстановить свое пребывание Виргилий Джонс; он соприкоснулся с пришельцем и отметил это.

Пробуждение. Он полностью наг, его одежда сложена стопкой на груди Взлетающего Орла, как он ее и оставил, вокруг лес, его тело все еще размеренно повторяет циклические движения танца Усиления. Он был настолько измучен, что едва мог стоять на ногах, но, охваченный яростью, забыл об усталости.

— Где ты? — во всю глотку заорал он. — Покажись!

Из леса до него донесся «голос» невидимого горфа.

— Примите мои поздравления, мистер Джонс.

Виргилий принялся торопливо одеваться.

Когда Взлетающий Орел пришел в себя, оказалось, что у него адски болит голова, просто раскалывается. Во второй раз на острове Каф вопрос «Где я?» готов был сорваться с его губ; слабо дернув ртом, он отогнал вопрос прочь. А куда же подевалось Ничто? — спросил он себя.

Как бы там ни было, но он по-прежнему оставался на острове Каф; знакомый непроходимый лес вокруг говорил сам за себя. Но эхо измерений, остаточные последствия Эффекта, который он сумел побороть, еще настойчиво напоминали о себе: мельтешением на границе зрительного восприятия, отдаленным звоном в ушах и в закоулках сознания. Вскоре эти ощущения должны были сойти на нет, уменьшиться до чего-то вроде остаточных болей в ушах, дающих знать о себе только в моменты полного покоя. Но сейчас мелькание и звон донимали его, напоминая о непростом устройстве окружающего мира, богатого неразличимыми изъянами.

Взлетающий Орел поднялся на ноги, оглянулся и открыл, что он в лесу один. На мгновение его охватила паника; он принялся звать друга Виргилия, выкликая его имя. Через минуту, к немалому облегчению Орла, из леса донесся слабый ответный крик. Это был голос Виргилия, далекий и раздраженный. Взлетающий Орел крадучись пошел на этот голос, вспомнив о приемах скрытого передвижения, известных ему с детства.

В лесу Виргилий Джонс беседовал со старым знакомым.

Глава 26

— Как видите, — говорил ему «голос» горфа, — я решил остаться.

— И рука закоренелого любителя совать нос в чужие дела, — в тон отзывался Виргилий, — не могла воздержаться от одного-двух неуместных жестов.

— Это как горшок и печь, — ответил горф. — Как мотылек и лампа.

— Знание простейших местных идиом, — заявил Виргилий, — не является смягчающим обстоятельством. Всякий интеллект, приговоривший себя к вечному структурализму, обречен навеки оставаться узником собственных сетей. Все твои выдумки только наращивают слои кокона вокруг твоего неисправимого любопытства, мешая излечиться от него.

Досада не пошла Виргилию Джонсу на пользу: речь его стала еще более путанной и несвязной. Виной тому было смущение могильщика — он легко терял власть над собой, но боялся, что это заметят другие. Ярость была признаком слабости, а человека слабого легко обхитрить; посему речь мистера Джонса окутывала его теми же слоями кокона, какие он ставил в упрек горфу.

Зол он был как никогда. Главным образом его ярость, сознавался он себе, была следствием недавних событий. Он специально устроил тщательный мысленный смотр своего физического и морального состояния; даже то, что ему удалось уцелеть, несло в себе элемент риска; после избавления от столь опасных приключений любой вспылит, тем более если его на это провоцировать, говорил он себе. Это вполне нормально.

Кроме того, была и другая причина. Возвращаясь из своих прошлых путешествий, он чувствовал себя превосходно; так бывало всегда, и он к этому привык. Так-то. Когда-то. Раньше. Сейчас не то. Воспоминания о молодецком самочувствии ввиду теперешнего жалкого холерического состояния были просто невыносимыми. Ярость порождала в нем еще большую ярость. Спирали суживались, стягиваясь к центру.

Распухший усталый язык Виргилия раз за разом обегал губы; капли слюны стекали по подбородку; кулаки в карманах старого пиджака нетерпеливо сжимались и разжимались. Забравшись наобум в непролазный бурелом, он уселся на первый подвернувшийся поваленный ствол; сидеть было жестко и неудобно. Проговаривая слова, он подкреплял их ударами по своему покрытому корявой корой сиденью, опаляя пустое пространство огненным взглядом, словно надеясь пронзить им невидимое существо.

Спрятавшись за широким стволом, Взлетающий Орел принялся наблюдать за тем, как его проводник пререкается с пустотой и определенно получает от пустоты ответы. («Голос» горфа мог слышать только тот, к кому он обращался). Виргилий Джонс, подумал Взлетающий Орел, как же ты отличаешься от того, чем кажешься на первый взгляд. И поскольку в этом отличии положительные качества перевешивали, то мысль Взлетающего Орла можно было расценивать как комплимент.