Бодхи - Твердые реки, мраморный ветер Страница 27

В этот момент Энди отвлекся, указывая шоферу место высадки, машина остановилась и они вышли. Был уже поздний вечер, но все вокруг было ярко освещено. Толпы туристов шастали туда-сюда, казалось бы, без определенной цели. Андрей поразился вопиющему уродству людей, что окружали его. Нет, тайцы были как раз симпатичны или нейтральны, а вот туристы!! Андрей был совершенно поражен тем, какие же они были уроды. Он вглядывался в их лица и не мог понять – то ли у него что-то с головой, то ли тут место такое злачное… ну понятно, что пенсионеры, которых тут было навалом, были омерзительны, но странно было то, что даже относительно молодые люди, как парни так и девушки, были откровенно уродливы. Кунсткамера просто.

– Они… они все такие страшные! – вырвалось у него.

– Туристы? Да, они такие. В России, Малайзии, Таиланде, Бразилии, да много где еще люди в целом производят приемлемое впечатление, а европейцы – вырождающиеся расы. Уроды.

– Уроды. – Повторил вслух Андрей. Хотя именно то же самое слово пришло ему в голову и самому, но будучи произнесенным вслух оно приобрело статус приговора, неотъемлемого и не терпящего сомнений. Раньше он почти никогда или даже совсем никогда не употреблял этого слова для характеристики внешности людей – просто не было случая. Если он когда-то и встречал именно урода, то это было так разительно на фоне остальных людей, что и в этом случае слово "урод" оставалось невостребованным, неуместным и жестоким, и не хотелось так говорить и думать, а здесь просто не было иного выхода, не было никакого способа убежать в вежливость, вытеснить то, что теснилось вокруг него десятками и сотнями лиц. Уроды. Искаженные лица. Спокойные или даже улыбающиеся уроды. Удивило и то, что все они без исключения были дряхлыми. Стариков было немного, а дряхлыми были все без исключения. Обутые в шлепанцы или пластмассовые уродливые башмаки они шаркали ногами, переваливаясь с ноги на ногу, и казалось, что каждый шаг и даже каждое дыхание дается им с трудом. Мимо прошла семья – урод-папа, урод-мама, и две двенадцати-тринадцатилетние девочки. Андрей заворожено смотрел им вслед, не будучи способным оторваться от странной, сюрреалистической картины: девочки шли точно так же, как все остальные, заложив руки за спину, переваливаясь, подтаскивая ногу к ноге, и на лицах у них застыло выражение, которое бывает наверное только после лоботомии.

– Тайцы в целом сравнительно симпатичная нация, а уж на фоне вот этого они и вовсе кажутся очень пупсовыми, – прокомментировал Энди, со смехом наблюдая реакцию Андрея. – Посмотри, видишь множество парочек – пенсионер-европеец и тайская девушка? Все эти девушки – проститутки, они вместе обедают, спят, прогуливаются, скучают целыми днями и убивают время. За это им и платят. Ну иногда они еще и трахаются, конечно. Но редко. Посмотри, как Тайки липнут к туристам, видишь?

И в самом деле, это было необычно. Тайские проститутки обнимали одной или даже обеими руками своих клиентов, часто поглаживали их, обнимали и прижимались. Это выглядело так, словно они влюблены.

– Это и заманивает, привязывает. Представь, какая вот например у этого хрыча была жизнь? – Продолжил Энди. – Сварливая старуха-жена, которая даже будучи молодой никогда, никогда к нему так не липла, не смотрела с обожанием ему в лицо, не прислуживала. Вон посмотри – европейские парочки – они ходят вместе как деловые партнеры, да они таковыми и являются – партнерами. А тут – "любовь". Выглядит как настоящая, как такая, о которой они и не мечтали. И вот этот хрыч, ему шестьдесят, он был уродом уже в двадцать и стал еще более страшным уродом сейчас, его никогда не ласкали и не смотрели влюбленным взглядом, и вот эта пупсовая двадцатилетняя девочка проводит с ним все время, она ловит каждое его желание, она ему и мать, и жена, и дочь и любовница и была бы ему и блядью, если бы ему это было надо, но европейцы – ханжи в сексе каких свет не видывал, так что блядью ей быть не требуется. Неужели это не привлекает? Еще как. И стоит недорого.

– Сколько?

– Пятьдесят, сто долларов в день – как договоришься, можно и дешевле и дороже. И вот когда такая цыпочка на него вешается, они, порой, сами против своей воли начинают в них влюбляться, верить во всю ту ерунду, что они вешают им на уши, и сначала оплачивают им трусики-маечки за два доллара, потом кулончики-цепочки за десять, потом у нее "ломается" мобильник, и ее глазки наполняются слезками, потом у нее "брат заболел" или мама, и вот уже сам не замечая того, наш пенсионер обнаруживает себя связанным по рукам и ногам обязательствами, сочувствием, неловкостью отказывать. Хорошо, если он отделывается тысячей-другой, а бывает, что дело кончается свадьбой, и тогда прощай, спокойная старость. Не сядь в эту лужу. Не позволяй себе влюбляться в эти наивные глазки. Эти наивные и доверчивые глазки, эти аккуратные ручки, ножки и попки, эта их нежность и заботливость – оружие, эффективнее любого напалма и пулемета. Бойся как огня. Влюбившиеся в тайскую проститутку редко возвращаются к нормальной жизни.

– Ну вот, мой отель, Рамбуттри Вилледж. – Энди остановился. – У меня тут забронирован номер, а тебе придется прогуляться вдоль всей улицы и поискать свободную комнату. Это будет непросто, так как уже поздно, все гостиницы забиты под завязку, но скорее всего что-нибудь найдешь. Завтра заходи утром, мой номер 202, мы разберемся с твоим перелетом в Непал и я расскажу еще, что успею.

Андрей, почувствовав, что остается один, снова почувствовал себя неуютно, но полученная им порция информации уже давала какую-то основу для того, чтобы начать самому узнавать остальное. Попрощавшись, он побрел вдоль улицы, заходя в один гестхауз за другим, таращась вокруг. Атмосфера была злачная, неприятная. Гестхаузы сменялись ресторанами, турбюро и массажными салонами, вдоль всей улицы текли потоки туристов. Многочисленные ларьки с какой-то едой, которая жарилась прямо тут, и запах еды пропитывал весь воздух. Свежевыжатые соки, нарезанные кусочками арбузы, ананасы, кокосы, папайя, какие-то поджаренные кусочки курицы. Андрей купил и сжевал парочку. Это было вкусно. И неожиданно его отпустило – спало какое-то фоновое напряжение, он почувствовал себя удивительно легко и даже засмеялся. И обнаружил, что всем наплевать на него – смеется он тут или плачет – всё вокруг течет по своему руслу, огибая его. Это была свобода, которую раньше он не испытывал – свобода быть в обществе и не быть озабоченным мнением этого общества. И тут он понял, почему эти туристы кажутся ему столь вопиюще уродливыми. Нет, конечно они были уродливы несмотря ни на что, но кроме того они были все расслаблены на сто процентов, как ему казалось. Никто ни на грамм не заботился о том впечатлении, которое он производит на других. Вот стоит человек с дебильно расслабленным лицом, его челюсть свисает, майка выбилась из шорт. Вот другой – на ногах у него сандалии, которые он нашел наверное на помойке. Две бабы-европейки неловко спускаются по ступенькам, смешно и уродливо ковыляя, растопыривая руки и идиотски хихикая, и до всего этого никому нет никакого дела!! Можно было сесть на асфальт и сидеть посреди улицы и жрать курицу – никто не обратил бы внимания – просто обтекали бы его и все.

Кто-то легко взял его за руку, и Андрей с удивлением обнаружил, обернувшись, что это девушка-тайка, явно проститутка, судя по вызывающей одежде. Ее чулки были порваны, юбка помята. Она подошла к нему вплотную и тут он понял, что это не совсем девушка. Что-то грубое в лице, толстый слой макияжа – парень, но в остальном – Энди был прав – очень симпатично сложенная девушка, пухлые аппетитные ляжки, ножки на каблуках. Заметив, что он пялится на ее ножки, она сразу приникла к нему и стала шептать что-то на плохоразличимом английском, при этом она протянула руку и сжала несколько раз его яйца прямо через штаны. Стыд и возбуждение перемешались, и Андрей судорожно стал переспрашивать. Она снова стала щупать его яйца и сразу же ухватилась за его член, как только он встал. Стоя прямо перед ним она что-то говорила, но от возбуждения Андрей не мог уловить ее акцент. Наконец он успокоился и понял, что ему предлагают "отличный массаж" всего за две тысячи бат. Разделить две тысячи на сорок ему удалось не сразу, но когда удалось, он понял, что пятьдесят долларов – многовато по сравнению с тем уровнем цен, о котором говорил Энди. Но торговаться, когда речь идет о сексе, было слишком неловко. Ледибой стал тянуть его за руку, и Андрей машинально за ним пошел, лихорадочно соображая, что делать. Лишиться вот так сразу пятидесяти долларов он не хотел – на эти деньги он мог тут жить два дня!

Он притормозил, и ледибой снова стал потискивать ему член и что-то бормотать, призывно и ласково улыбаясь.

– Five hundred baht, – пробормотал он. – Five hundred baht – one hour.

Приветливое лицо "девушки" неожиданно исказилось. За одно мгновение оно превратилось в злобное и капризное. Что-то громко и агрессивно она говорила на своем языке, который уже не был так мелодичен, как вначале, когда она призывно растягивала гласные. Ему показалось, что она сейчас его ударит, и он приготовился ответить, как вдруг вспомнил совет Энди – никогда, ни при каких обстоятельствах не доводить дело до скандалов и драк. Чувствуя себя трусом, тем не менее он заставил себя улыбнуться и так, улыбаясь, сделал шаг назад. Она держала его за футболку и продолжала говорить что-то грубое. Продолжая улыбаться, Андрей сделал еще шаг назад. Она злобно дернула рукой, и раздался звук рвущихся швов футболки. Отпустив его, она еще несколько секунд стояла перед ним, словно вызывая на продолжение скандала, а затем резко развернулась и ушла.