Сергей Дубянский - Пятая жизнь Страница 29

— А кто здесь хозяин?

— Хозяин там, — парень показал, то ли на небо, то ли в ту сторону, где, по его мнению, находился родной Азербайджан.

— Ясно, — Борис снова взял сумку.

— Ты хороший человек, — азербайджанец вздохнул, — но понимаешь, у нас работа. У нас не гостиница.

— Вопросов нет, — Борис вышел во двор, подумав при этом: …Может, так будет даже правильно, а то живу черти где — «челноки» с рынка, и те за бомжа принимают; в гостинице хоть помоюсь, постираюсь…

По легким кучевым облачкам солнце вскарабкалось еще только на полнеба, но его дыхание уже палило землю. Прохлада убегала, забиваясь под деревья, под пестрые зонтики летних кафе, которые распускались на сером асфальте, словно цветы.

Борис прошел мимо палаточного городка, постепенно наполнявшегося народом. …Аня уже, небось, разложилась… нет, девчонка она неплохая, но не та… Миновал гостиницу. …Устроюсь после двенадцати, чтоб не платить за лишние полусуток. Есть тоже что-то пока не хочется… Не найдя более интересной темы, мысли вернулись в прежнее русло. …Зачем же мне показали «мертвый город» и жуткое средневековое шоу?.. Интересно, кто-то управляет нашими снами, кроме нас самих? Возможно — ведь лично у меня фура с килькой уж никак не могла ассоциироваться с инквизицией… нет, «управляет» — неправильное слово; скорее, так может давать о себе знать божья искра, заключенная в каждом — типа, включает память о прошлой жизни. Я ж всегда мечтал увидеть хоть одну из них!.. Стоп! Получается, в каком-то качестве я участвовал в тех событиях? И кем же я мог быть? Инквизитором или священником? Вряд ли. Христианские догмы — изначально не мое; остается еще Анна… блин!.. — Борис усмехнулся, пытаясь вообразить себя женщиной, — хотя чем такое превращение отличается от превращения в ветер или огонь? Да ничем! Просто стихии мне ближе, чем конкретное существо другого пола… или я неверно понимаю логику всей череды жизней? Нас же может бросать из одной крайности в другую, чтоб передать максимум знаний и ощущений!.. То есть получается, никакой логики в последовательности сменяющих друг друга жизней нет?.. А тогда мы никогда не сможем выстроить схему, чтоб отличить правду от собственных фантазий, и не стоит искать в настоящем свое прошлое — оно умирает навсегда, оставляя лишь глобальную мудрость, из которой нельзя вычленить конкретные имена, города, даты… Действительно, что я пытаюсь вспомнить, если та жизнь принадлежала другому человеку, которого больше нет?..

Борис почувствовал, что прекрасная конструкция, которую он кропотливо создавал в своих мыслях, рушится; нет, она не погребла его под обломками, но смотреть на эти руины было невыносимо больно. Он свернул в сквер, где струи фонтана наполняли воздух приятной влагой и ощущением прохлады; они взлетали вверх, искрясь, превращаясь в десяток маленьких радуг, и падали, бурля белой пеной. Было в этом нечто завораживающее, вечное, несоизмеримое с человеческой жизнью.

Борис опустился на скамейку. Мысль о том, что в прошлой жизни он мог быть водой, показалась ему гораздо ближе, нежели существование в образе женщины. …Но ни то, ни другое нельзя доказать… даже не то, чтоб доказать кому-то — ни в том, ни в другом нельзя быть уверенным самому!.. — тем не менее, созерцание воды восстанавливало тонкую связь с вечностью, в которой мы жили, живем и будем жить.

Два парня, прихлебывая пиво, уселись рядом; их громкие воспоминания о «забойном» вечере разорвали благостную связь, и Борис, словно очнувшись, обвел взглядом пустой сквер — наверное, люди воспринимали его исключительно как место отдыха, а по утрам, деловые и суетливые, они спешили по грязным тротуарам мимо облезлых домов, демонстрируя свою значимость в хорошо освоенном тесном мирке.

Правда, на противоположной стороне фонтана нежился на солнышке бомж в засаленном пиджаке, надетом на голое тело, и совершенно безотносительно к нему, Борис вдруг подумал: …Все равно божья искра существует и несет любовь всем, кто хочет ощутить ее, кто способен поверить, что жизнь гораздо прекраснее, чем ее представляют убогие люди, живущие лишь будущим, холодным и неизвестным!.. Пусть нам не дано проследить все связи, но их не может не быть, иначе ведь все бессмысленно!..

Парни продолжали обсуждать двух «клеевых телок» из вчерашнего вечера, и Борис поднялся; к тому же близился полдень, поэтому он не спеша побрел к гостинице.

Поселили его быстро, а то, что номер оказался трехместным, было даже неплохо — вырываться из круга безответных вопросов лучше всего в общении. Но в данный момент комната оказалась пуста, и бросив сумку, Борис снова вышел на улицу.

Из крохотного зеленого островка возле оперного театра доносилась тихая музыка; среди зонтиков, которых не было утром, сновали официанты в черных костюмах и белых рубашках, держа подносы на пальцах, как в дорогих ресторанах; огромные липы давали благодатную тень и чуть слышно шумели над головой. Умиротворяющая обстановка настолько подкупала, что Борис решил не возвращаться в сквер с фонтаном, а присел за самый крайний столик — прямо перед ним раскинулся знакомый палаточный городок; теперь вдоль него двигались два людских потока — одни еще плелись туда, но уже изнывали от жары; другие, с покупками, тяжко тащились обратно.

Борис подумал, каково бедным продавцам целый день задыхаться в раскаленных палатках; впрочем, жалость касалась, в основном, одного конкретного человека с продолжавшим тревожить воображение именем, Анна. Он достал нежданно-негаданно заработанный полтинник и купив литровую «Колу», влился в поток, двигавшийся «туда».

Торговля явно не шла — у Аниной палатки не было никого, а сама она сидела в красном пластиковом кресле, вяло обмахиваясь газетой; на загорелом лице блестели капельки пота, и, похоже, ей надоело смахивать их. Борис предпринял очередную попытку растормошить внутреннюю память, но ничто в душе не шевельнулось. …Значит, либо там пустота, либо стена непреодолима… — он с сожалением вздохнул, но подойдя, улыбнулся.

— Держи, — протянул «Колу», — жарко, небось.

— Класс!.. — Аня прижала к щеке бутылку, — садись, — поставила рядом с собой раскладной стульчик, — что делал?

— В гостиницу устроился, — Борис протиснулся внутрь палатки и тут же почувствовал как по спине побежал противный ручеек, но уходить не хотелось — даже не самая интересная компания все-таки лучше, чем никакая.

— …Бифштексы! Салаты! Чай! Кофе!

Борис вскинул голову — у соседней палатки остановилась девушка с подносом, уставленным пластиковыми тарелками.

— Я б съел что-нибудь, — сказал он, решив, что здесь это обойдется дешевле, чем в кафе.

— Танька! — мгновенно среагировала Аня, — иди сюда! — сама она с шипением открыла бутылку и сделала глоток, — класс!.. Сейчас всю выпью и обоссусь — будешь за меня торговать, — но увидев растерянное лицо Бориса, засмеялась, — шучу.

Бифштекс оказался маленьким, а салат состоял из одной капусты, однако Бориса это не смутило; сунув в карман сдачу, он воткнул хлипкую белую вилку в нечто, напоминавшее мясо. Аня наблюдая за ним с интересом и, в конце концов, спросила:

— А, если честно, в Воронеж ты зачем приехал?

— Сам не знаю, — бросив в урну быстро опустевшую тарелку, Борис достал сигарету, — у тебя никогда не возникало ощущения, что есть некая сверхзадача, которую ты обязан решить, и только тогда сможешь быть счастлив?

— Я прекрасно знаю свою «сверхзадачу» — Аня удивленно пожала плечами, — мне надо вырастить дочь. Она сейчас в пятом классе, а должна закончить школу, поступить в институт…

— Это не то; это задача проходная. Разве после того, как дочь поступит, у тебя пропадет стимул жить?..

— Ты меня извини, — Аня усмехнулась, — может, у писателей какие-то особые задачи, а у меня одна — зарабатывать деньги.

— И нет ничего не связанного с деньгами? Ну, чего-то глобального, понимаешь? — Борис раздавил об асфальт догоревшую сигарету, — я не могу это сформулировать, но чувствую — есть нечто такое, с чем ты должен воссоединиться и тогда остальные проблемы, если не исчезнут, то станут легко разрешимыми.

— Ты о боге, что ли?

— Бог — это иллюзия, придуманная людьми для облегчения себе поиска смысла жизни; это идея, в которой нет необходимости, если ты сам, из личного восприятия мира, осознаешь свое предназначение…

В это время подошли две подружки, желавшие обзавестись новыми топиками, и Борис замолчал — собственно, спорил-то он не Аней, а сам с собой — вчерашний с сегодняшним.

Вслед за подружками подошла мама с дочкой; потом девушка, сама не знавшая, чего хочет, но после Аниных уговоров пришедшая к выводу, что ей непременно нужны шорты, пляжный сарафан и очень сексуальная майка.