Георгий Шах - Нет повести печальнее на свете… Страница 29

Закончив приготовления, Тропинин спустился в вестибюль, где постоянно дежурил полицейский робот. Это был настолько хорошо вымуштрованный служака, что умел даже, как показалось Тропинину, вытягиваться и есть глазами начальство. Во всяком случае, он, безусловно, был обучен демонстрировать почтение, с лязгом приставляя ногу к ноге. Робот поклонился и спросил:

— Что прикажете, синьор?

— Я хочу прогуляться.

— Подать машину?

— Не надо, — ответил Тропинин заготовленной заранее фразой, — я похожу здесь рядом, подышу свежим воздухом.

Робот с пониманием кивнул и растворил перед ним дверь. Тропинин выбрался на улицу и облегченно вздохнул: первую часть плана, кажется, удалось реализовать. Но он поторопился, ибо в ту же минуту чья-то рука подхватила его под локоть, а знакомый голос произнес:

— Разрешите сопровождать вас, синьор легат?

Разумеется, было наивностью полагать, что его отпустят без присмотра.

— Разве я нахожусь под стражей, любезный Уланфу? — спросил он с нескрываемой досадой.

— Как вы могли такое подумать! — воскликнул чиновник с жаром. — Единственная наша цель — обеспечить вашу безопасность. Ведь вы понимаете, что в большом незнакомом городе с вами может случиться всякое, а последствия трудно даже вообразить!

Уланфу был прав. Тропинин выполнял функции чрезвычайного и полномочного посла. Любое происшествие с такой особой неизбежно повлекло бы осложнения космического масштаба. Узнай начальство, что он прибегает к подобным рискованным методам, не видать ему полного командора как своих ушей.

— Правда на вашей стороне, Уланфу. Сознаюсь, у меня был соблазн побродить по ночному Риму, посмотреть, как народ развлекается.

— Так за чем же дело стало? Мы с вами можем подъехать в центр и заглянем в какой-нибудь кабачок. Там у вас будет возможность понаблюдать за моими соплеменниками в натуральной обстановке.

Этот скромный чиновник не так прост, как показалось. Впрочем, иного к нему и не приставили бы.

Центральная часть столицы немногим отличалась от других районов, где ему уже довелось побывать. Те же просторные улицы, добротные многоэтажные дома, разве только более причудливой архитектуры, залитые светом витрины магазинов, цветастая торговая реклама. Все по-своему привлекательно, но безлико, лишено индивидуальности. Тропинин со вздохом вспомнил тот, первозданный Рим с его узкими улочками, Колизеем, базиликой Святого Петра, аркой Тита, виллой Боргезе, фонтанами Бернини… Беда гермеситов, что им недоступно лицезреть эту бессмертную красоту; оторвавшись от родной почвы, они потеряли право на свое прошлое.

Уланфу предложил заглянуть в ресторан под вывеской «Вам у нас понравится». Ниже было начертано: «5 × 5».

Тропинин вопросительно взглянул на своего спутника. Тот пояснил, что в заведениях, предназначенных для матов, таким образом оповещают о качестве обслуживания и, естественно, цене, которую вы должны за него платить. Самые дешевые носят символ: «Дважды два», самые дорогие — «Семью семь».

— Значит, вход сюда для прочих заказан?

— Отнюдь, сейчас вы сами в этом убедитесь. Просто такие ресторанчики служат местом общения для людей какого-то клана. Химики предпочитают встречаться в своих, обозначаемых символом «H O», у агрономов символ «Зерно» и так далее. Но, повторяю, вход для всех и повсюду свободен.

Почему бы и нет, подумал Тропинин. Были же на Земле итальянские, китайские, японские рестораны с национальными блюдами.

— А что, — спросил он, — у вас и кухню растащили по кланам?

— Да, у каждого свои гастрономические вкусы и пристрастия, хотя от такого многообразия все только в выигрыше.

— Уланфу, — сказал Тропинин, — я не оскорблю вашего патриотизма, предложив зайти в другой кабачок, скажем, к тем же химикам?

Гермесит явно смутился.

— Не обижайтесь, — добавил Тропинин, — но мне захотелось отведать чего-нибудь химического. Например, синтетических котлет или газового компота.

— Вы не подозреваете, насколько близки к истине, — со смехом сказал Уланфу. — Ну, ладно, рискнем. Но предупреждаю, у химов самая острая пища, они обожают всевозможные приправы.

Им не стоило труда разыскать заведеньице с маркой «HO» и завлекательным названием «Заходите, не ошибетесь». Здешние рестораторы были горазды на выдумку, вот, пожалуй, что можно перенять у гермеситов в порядке возмещения за секреты космоплавания. Почему, однако, Уланфу сказал «рискнем». Только ли из-за пикантности кухни химов?

Внутри было довольно людно, свободных столиков не нашлось, и им пришлось подсесть к молодой паре, выяснявшей отношения и потому встретившей посторонних без восторга. Юркие роботы-официанты сновали между столиками, разнося заказанные блюда. Из аппарата, напоминавшего стационарный магнитофон, лилась тихая музыка, и несколько пар танцевали на маленькой круглой площадке. В центре зала журчал небольшой фонтанчик, подсвеченные струйки воды отливали всеми цветами радуги. Помещение освещалось приглушенным светом развешанных по стенам фонариков, в нем было тепло и уютно.

Прислушавшись, Тропинин пришел к заключению, что все посетители разговаривают без помощи апов и, следовательно, относятся к клану химов. Он поделился своим наблюдением с Уланфу. Тот утвердительно кивнул и посоветовал в порядке эксперимента на минуту выключить автопереводчики. Ощущение было до крайности необычным. Привыкая к апу, вы воспринимали его внятный шепот как своего рода внутренний голос, он отвлекал от посторонних звуков, делал их почти неразличимыми. Отключив прибор, можно было четко слышать чистую иноклановую речь. В обрывках доносившихся до него фраз Тропинин улавливал формулы элементов, повторяемые в разных сочетаниях. Их сосед с раздражением говорил своей спутнице:

— Электролитическая диссоциация здесь ни при чем. Нужен люминесцентный анализ, и термостойкие полимеры адсорбируются. Я ведь не изотоп с низким атомным весом. Будь, наконец, валентной. Некомплексные соединения изометричны.

А она отвечала:

— Флогистон. Трансурановый элемент катализируется, а в результате одни коллоиды да дисперсные системы.

Поежившись, Тропинин включил свой ап и подумал, что без этого благословенного механического толмача жизнь на Гермесе была бы невыносимой. Пока он занимался лингвистическими опытами, его спутник обсудил с метром меню, и через несколько минут перед ними были расставлены обильные закуски, а к ним подана бутылка вина. Разлитое по бокалам, оно оказалось ядовито-зеленого цвета. Заметив, что гость смотрит на него с некоторым подозрением, Уланфу рассмеялся.

— Не тревожьтесь, это не серная кислота, а кормить нас здесь намерены не химикалиями. Отведайте, уверен, что пища химов придется вам по вкусу.

Ужиная и обмениваясь с Уланфу оценками сравнительных достоинств земной и гермеситской кухни, Тропинин краем уха прислушивался к разговору соседей. Насколько можно было понять, молодому человеку предложили интересную работу в исследовательском институте, но подруга или жена настойчиво отговаривала. Тропинин горячился, доказывал, что может упустить благоприятный шанс, всегда чувствовал призвание к научной деятельности, вне всяких сомнений, сумеет прославиться каким-нибудь сногсшибательным открытием. Она отвечала, что верит в его способности, но, перейдя в институт, он потеряет выгодное место в фирме, кроме того, ему не следует быть эгоистом и забывать об их ребенке, который скоро появится на свет, а открытие можно сделать и в производственной лаборатории, где он сейчас трудится.

Извечная жизненная ситуация, повторяющаяся миллиарды раз на всех обитаемых мирах и во все эпохи, подумалось Тропинину. Он потерял интерес к этой банальной истории и перенес внимание на большую компанию, которая сидела за банкетным столом и вела себя все более шумно.

— Свадьба, — пояснил Уланфу. Почему-то он говорил здесь вполголоса. Вероятно, чтобы не привлекать внимания к чужой речи.

Невеста была как невеста — в белом кружевном платье и под фатой. Жених как жених — в черном костюме и сорочке с накрахмаленным воротником. Вообще Тропинин заметил, что гермеситы сохранили многие традиции и формы бытового уклада, вывезенные из XXI земного века. Технический прогресс не сопровождался у них радикальной ломкой образа жизни, и еще неизвестно, хорошо это или плохо. Если б мне пришлось вновь пережить брачный обряд, решил Тропинин, я бы предпочел видеть свою невесту в праздничном платье, а не в джинсах и вельветовой курточке.

Впрочем, какое значение имеет вся эта символика, если мужчину и женщину сводит призрачное, хилое чувство, неспособное выдержать жизненные испытания? Он с горечью вспомнил свое последнее свидание с женой, когда вышло наружу копившееся годами отчуждение и они обменялись резкими обидными словами, после которых стыдно и больно смотреть друг другу в глаза. Конечно, можно было предотвратить окончательный разрыв, согласившись навсегда расстаться с космосом. Но принести такую жертву было выше его сил. К тому же, отказавшись от того, что Тропинин считал своим призванием, делом жизни, он всегда видел бы в жене виновницу своего несчастья. Нет, ненадолго хватило бы согласия, обретенного столь непомерной ценой.