Нил Шустерман - Обделённые душой Страница 3

Несмотря на всё пережитое, Коннор засыпает в считанные минуты. Ему снятся Риса, которую он не видел уже много месяцев и, может быть, не увидит больше никогда, и бойня на кладбище самолётов. Операция властей превратила это место в пустыню. В сновидении Коннор пробует множество тактик, чтобы спасти от юнокопов сотни детей, находящихся на его попечении. Все попытки кончаются провалом. Результат всё время один — детей либо убивают, либо складывают штабелями в грузовики и везут в заготовительные лагеря. Даже во сне Коннор понимает тщету своих усилий.

Когда он просыпается, уже утро. Лева нет. Грудь Коннора ноет при каждом вздохе. Он ослабляет жгут. Кровотечение остановилось, но рана красная и всё такая же воспалённая. Коннор снова затягивает свой импровизированный жгут — пока не найдёт что-нибудь более подходящее на замену окровавленной ветровке.

Лева он находит снаружи — тот обозревает окрестности. Да, тут есть на что посмотреть. Строение, которое они приняли в темноте за одинокий брошенный трейлер, возвышается посреди огромной свалки металлолома. Вокруг громоздятся ржавые автомобили, поломанные бытовые приборы, даже школьный автобус — такой старый, что непонятно, какого он, собственно, цвета, и без единого целого стекла.

— И ведь подумать только — какой-то бедолага здесь жил... — раздумывает вслух Лев.

Коннор окидывает взглядом свалку, и у него колет в груди. Уж больно знакомая картина.

— Я сам больше года жил на свалке самолётов, — напоминает он Леву. — Любой может оказаться в заднице.

— Ты жил на кладбище, а не на свалке, — поправляет Лев.

— Да какая разница!

— Кладбище — это благородная кончина. А здесь... просто помойка для железяк.

Коннор опускает глаза и пинает ржавую консервную банку.

— В нашей кончине на Кладбище не было ничего благородного.

— Может, хватит? — говорит Лев. — Сколько можно себя жалеть? Надоело.

Но жалость к себе тут ни при чём, и Лев наверняка прекрасно отдаёт себе в этом отчёт. Коннор скорбит по утраченным детям. Из семисот его подопечных более трёх десятков погибли, а около четырёхсот отправились в лагеря на расплетение. Возможно, такую беду никому не было бы под силу предотвратить; но так вышло, что она стряслась во время службы Коннора, и теперь именно ему нести бремя вины за случившееся.

Коннор всматривается в Лева долгим взглядом. Тот, судя по виду, поглощён разглядыванием какого-то «кадиллака», лишённого колёс, капота и крыши. Машина до того заросла сорняками, что можно подумать, будто это какой-то авангардистский вазон.

— Знаешь, а это даже красиво, — произносит Лев. — Похоже на затонувший корабль, который постепенно становится частью кораллового рифа...

— И чего ты такой весь из себя жизнерадостный?

Лев отбрасывает со лба чересчур длинную белокурую чёлку и одаривает товарища нарочито бодрой улыбкой.

— А того, что мы с тобой живы и на свободе, — говорит он. — А может, оттого, что я собственноручно и без посторонней помощи спас твою задницу от орган-пирата.

Теперь и Коннор не может не подколоть:

— Может, хватит? Сколько можно любоваться собой? Надоело.

Коннор понимает: он не вправе укорять Лева за приподнятое настроение. Ещё бы, его друг выполнил свою миссию с блеском: смело кинулся в гущу боя и не только вышел оттуда невредимый, но и спас Коннора от Нельсона — бывшего юнокопа, поклявшегося отомстить Беглецу из Акрона и продать его на чёрном рынке.

— После того, что ты сделал, — уведомляет Коннор Лева, — Нельсон захочет поиметь твою голову, насаженную на кол.

— И все прочие части тоже, я так думаю. Но сначала пусть попробует меня найти!

Только сейчас оптимизм Лева начинает передаваться Коннору. Да, положеньице у них не из приятных, но могло быть и хуже. «Живые и свободные» — это ой как много значит; а кроме того, у них есть цель, есть место назначения. Там они найдут решающие ответы на свои вопросы. Осознание всех этих преимуществ добавляет друзьям надежды.

Коннор расправляет плечи, и потревоженная этим движением рана напоминает, что о ней необходимо позаботиться, причём как можно скорей. Вот угораздило же вдобавок ко всему! Если они сунутся в какую-нибудь клинику, им тут же начнут задавать неприятные вопросы. Лишь бы Коннору удалось сохранить рану в чистоте, пока они не доберутся до Огайо, а там Соня, он уверен, окажет всю возможную помощь.

Если она всё ещё в своей антикварной лавке.

Если она всё ещё жива.

— На последнем дорожном знаке, до того как мы сбили пташку, значилось, что впереди населённый пункт, — сообщает Коннор. — Я схожу туда, угоню машину и вернусь за тобой.

— Нет, — возражает Лев. — Я всю страну проехал, чтобы найти тебя. Даже не думай, я с тебя глаз не спущу!

— Да ты хуже любого юнокопа!

— Две головы лучше, чем одна, — настаивает Лев.

— Да, но если один из нас попадётся, то другой сможет продолжить путь в Огайо. А вдвоём рискуем пойматься оба.

Лев открывает рот... и тут же закрывает его. С логикой Коннора не поспоришь.

— Не нравится мне всё это, — заявляет он.

— А мне, думаешь, нравится? Но другого выхода нет.

— И чем мне заниматься, пока ты будешь где-то там ходить?

Коннор криво усмехается:

— Попробуй стать частью рифа.

Идти довольно далеко, и расстояние кажется ещё больше, когда тебя терзает боль. Перед уходом Коннор нашёл в трейлере несколько относительно чистых простыней и запасец дешёвого виски — то что надо для дезинфекции раны. Мучительная процедура, но, как говорят спортивные тренеры во всём мире: «С болью из тела выходит слабость». Коннор всегда ненавидел тренеров. Как только жжение ослабело, он сделал себе новую, более надёжную повязку, которую спрятал под вылинявшей фланелевой рубахой, тоже бывшей собственностью последнего хозяина трейлера. Жарковато для лета, но лучше ничего не нашлось.

И теперь, изнывая от жары и страдая от раны, Коннор отсчитывает шаги по грунтовке, пока не доходит асфальта. Мимо не проехал ни один автомобиль, но это хорошо. Чем меньше глаз видят его, тем лучше. Безопаснее.

Коннору неизвестно, что ждёт его в этом городишке. Большие города и их предместья, как выяснил Коннор, все на одно лицо, меняется только география. А вот с сельской местностью совсем иное дело. Есть городки, в которых тебе хотелось бы родиться или в которые ты желал бы вернуться: весёлая и приветливая одноэтажная Америка, излучающая уют, как тропический лес источает кислород. А есть такие, как Хартсдейл, штат Канзас.

Веселье и уют здесь давно умерли.

Коннору ясно как день: Хартсдейл в экономической депрессии, что само по себе не такое уж редкое явление. Для того чтобы городок испустил дух, в эти дни всего-то и нужно, чтобы главная фабрика — кормилица всей округи либо закрылась, либо подобрала юбки и упорхнула в края с дешёвой рабочей силой. Хартсдейл, однако, не просто в упадке; он уродлив изначально, словно таким и задумывался.

Главная улица представляет собой два ряда низких строений бездарной архитектуры, окрашенных в различные оттенки бежевого. И если по пути сюда Коннор видел немало процветающих зелёных ферм, купающихся в лучах июльского солнца, то в центре городишки нет ни деревьев, ни газонов, не считая чахлой растительности, пробивающейся сквозь щели в асфальте. Доска приходских объявлений у невзрачной церкви, выстроенной из скучного тускло-жёлтого кирпича, вещает: «Кто лает ис пить вои грехи? Б нго по пя ницам».

Самое привлекательное здание городка — это новенький трёхэтажный гараж, но он закрыт. Причина, как сообразил Коннор, кроется в пустыре рядом. На торчащем здесь рекламном щите изображено современное офисное здание, которое когда-нибудь вырастет на этом месте и для которого, возможно, понадобится три парковочных уровня. Однако заброшенный вид пустыря ясно говорит, что офисный комплекс находится на стадии проектирования уже лет десять и так с этой стадии, по всей вероятности, и не сдвинется.

Городишко, впрочем, ещё не издох окончательно: на улицах Коннор видит довольно много людей, торопящихся по своим утренним делам — но его обуревает желание задать им вопрос: «Зачем вам всё это надо? Какой в этом смысл?» Беда посёлков вроде Хартсдейла в том, что всякий, у кого инстинкт самосохранения ещё не притупился окончательно, давно сбежал отсюда, осев в каком-нибудь другом местечке, которое, в отличие от Хартсдейла, ещё не потеряло души. Здесь же остались лишь те, кого можно сравнить с пригаром, намертво приклеившимся ко дну сковородки.

Коннор подходит к супермаркету. От асфальтированной парковки исходят мерцающие волны жара. Если он собирается угнать машину, то здесь есть из чего выбрать; вот только одна проблема: всё хорошо просматривается, враз попадёшься. К тому же, лучше найти долговременную стоянку — угнанного с неё автомобиля не хватятся ещё дня два-три. А если он уведёт машину с площадки около супермаркета, то не пройдёт и часа, как её объявят в розыск. Хотя стоп, кого он пытается обмануть? Долговременная стоянка означает, что у владельцев припаркованных там машин есть куда надолго уехать. Тогда как жителям Хартсдейла, похоже, ехать некуда. Конечная остановка.