Алексей Доронин - Призраки Ямантау Страница 3

Самые старшие знали, что и города тогда были не чета нынешним. В некоторых жило людей больше, чем во всех близлежащих ханствах и кланах, и княжествах, и вольных торговых городищах (огромных! по 30 тысяч душ в каждом, не считая женщин, детей и рабов).

А Москва… В великой орде хана Мехмета, который семь зим назад опустошил восточный берег Волги, было пятнадцать тысяч воинов. Но как представить себе тысячу таких орд? Ведь столько людей жило в Москве. Да и города тогда были не такие, как нынче. Земля была покрыта камнем-асфальтом. И дома были не из дерева и даже не из простого камня, а из бетона. Самые высокие, говорят, были не ниже, чем сами Горы.

Почти на два часа шаман завладел их вниманием. Никто не осмеливался перебить его, чтобы задать один из тысячи возникавших у них вопросов.

Он еще о многом им сегодня расскажет. Об Интернете, виртуальной реальности, спутниках — о цивилизации, которую ему довелось застать в высшей точке, и которую никто из них не увидит. О мире, который сохранился только в его воспоминаниях.

И поделом ему, подумал старик. Рассказывая о древних, он о многом умалчивал, чтобы не пугать своих маленьких слушателей. Они будущие воины, и у них не вызовет страха описание кровавых сражений. Но их разум может не вместить в себя картины вырождения целых народов. Им незачем знать, что войны в его время велись не ради выживания, а для того чтоб кучка людей в одной стране могла дальше жиреть и разлагаться. Это слишком страшно и мерзко. Пусть считают предков похожими на себя — свирепыми, но честными и прямыми.

Шаман вел свой рассказ, а на его лицо нет-нет да и ложилась ведомая ему одному тень. Как горечь утраты, которая не стала меньше с бессчетными годами. Иногда его глаза заволакивало туманом, и его дух уносился туда, где посреди молчаливых скал возвышался темный силуэт горы с покатой скошенной вершиной. Издали казалось, что ее подножие теряется в густых лесах, но если подойти поближе, станет видно зияющую голую проплешину.

В горе зияли глубокие каверны, похожие на рваные раны на теле великана. Все четыре склона были изборождены воронками взрывов. А на венчавшем их плоскогорье не было ничего, кроме гладкой стекловидной массы, похожей на схваченное льдом озеро. Идеально ровное стеклянное озеро, в котором отражались бесснежные вершины, луна и звезды.

У подножья, исчезая прямо в теле горы, еще виднелись на фоне бурой спекшейся земли источенные коррозией рельсы, и огромные колодцы уходили в темную глубину — настолько широкие, что в них мог бы свободно пройти табун лошадей.

А в десяти километрах, в поселке Межгорном, теперь уже навсегда закрытом для смертных городе, разросшийся подлесок затянул остатки отличных автодорог и железнодорожных путей, по которым подвозили материалы для циклопического строительства. Чуть поодаль скрывались в чаще развалины корпусов наземной части комплекса.

Между согнутыми, подрубленными в коленах опорами ЛЭП раскинулись развесистые заросли, в которых свили гнезда странные голые птицы. Решетку радиолокационной станции, которая когда-то следила за южными рубежами державы, окаймляли деревья со стрельчатыми листьями, похожие сразу и на клен, и на липу.

Неподалеку ржавел опрокинутый остов автобуса, поросший мхом бульдозер, несколько легковых машин, на которых внимательный глаз под слоем грязи и пыли еще мог разглядеть мигалки, выдававшие в них автомобили чиновников отнюдь не районного масштаба.

Сквозь бетон вертолетной площадки, которая когда-то принимала первых лиц канувшего в вечность государства, проросли молодые березы. Поваленные железобетонные столбы лежали, как срубленные стволы, медленно погружаясь в мягкую землю. По грудам растрескавшегося кирпича стелился ядовитый вьюн, дитя послезакатной эпохи.

В отдалении еще стоял скелет недостроенной АЭС, назначение которой потомки строителей уже не поймут никогда. В металлических каркасах и плитах, ушедших в землю на целый вершок и поросших травой, еще можно было узнать останки человеческих творений.

Но время перемалывало их, стирало последние следы работы предков-великанов (иначе как они могли поднимать такую тяжесть?). Ему поддавалась даже нержавеющая сталь — а уж асфальт давно искрошился и стал глиной под жарким солнцем, рассыпалась бурой крошкой колючая проволока заграждений, повалило и запорошило песком будку КПП при въезде в город. И багровый закат освещал изборожденные трещинами склоны горы Ямантау.

Старик в последний раз наполнил свою трубку. Время размягчило его сердце, наделило тягой к рефлексии. Когда-то, пятьдесят с лишним лет назад в кабине затерявшегося в глухой красноярской тайге тягача «Тополя-М» он был другим. И получив короткий, не допускающий разночтений приказ с резервного командного пункта, не задумываясь послал через Тихий Океан последний русский привет — тяжелую МБР, несшую боеголовку с разделяющейся боевой частью.

Он не позволил себе задуматься ни на секунду. Он не мог иначе. Старик вспоминал о том, что ему довелось совершить без сожаления, но с тихой болью.

Бог не должен ставить перед людьми такой выбор, думал он. Тем более, когда от смертных ничего не зависит, и надо только нажать на кнопку.

Но если все-таки ставит, значит, у него есть на то веские основания…

Видящий проводил своих гостей и закрыл за последним ребенком клапан палатки. Он поймал себя на том, что вновь возвращается своими мыслями туда, в подземный бункер РВСН.

Его занимал только один вопрос.

О чем думали эти офицеры в последнюю миллисекунду, сгорая в огне, прорвавшемся сквозь стены и перекрытия, когда пошел вразнос ядерный реактор? В последнем вздохе проклинали врага и изменников? Или их мысли были заняты судьбами родных, которые в этот момент где-то гибли под кассетными бомбами, в пламени боеприпасов объемного взрыва или напалма?

Что они могли чувствовать, принимая смерть за страну, которую предали не только правители, но и 99 процентов жителей, разбежавшиеся как крысы по своим норам?

Они ведь защищали их. Это трусливое стадо, мечтавшее только о новых «Фордах» в кредит, которые не нашло в себе сил встретить оккупантов, как их прадеды в июне 41-го. Старик хорошо помнил тех, кто говорил: «А нам, что «пиндосы», что индусы. Хоть марсиане. Лишь бы жить давали…»

Иногда шаману казалось, что совсем другой народ запустил в космос Гагарина, освоил заполярье и обломал рога самому свирепому хищнику века. Не эти.

Но жить им не дали. Они тоже приняли смерть, не всегда легкую, и вроде бы не были ни в чем виноваты. Но в обещанном посмертии им никогда не сидеть рядом с теми, кто погиб на боевом посту. Кто их теперь назовет поименно? Захлебнувшихся в отсеках потопленных АПЛ, или застреленных похожими на киборгов «Дельтами» в партизанской землянке, или подорвавшихся на «умной» американской мине, или заморенных в концлагере под охраной бывших сослуживцев, переодевшихся в списанную форму бундесвера.

Смерть пришла ко всем. Разница в том, что кто-то умер как мужчина, а кто-то как трусливый пес.

За минуту до гибели с Ямантау успели отдать последнюю команду, которая через пару уцелевших спутников орбитальной группировки поступила всем ракетным расчетам, разбросанным по необъятной России. Вернее, тем из них, что уцелели после первого сокрушительного удара НАТО. И они откликнулись на сигнал — из недр пусковых шахт полетела во врагов ядерная смерть. Последний «поцелуй из могилы».

Через пару месяцев захватчикам пришлось уйти. У них дома вроде бы шла такая заварушка, что каждый солдат был на счету.

Что было дальше? То, что уже много раз предсказывалось сумасшедшими пророками и фантастами.

В этой войне обе страны не погибли, но получили смертельные раны. А через неполных пять лет мир окончательно провалился в пучину кровавого хаоса, раздираемый на части старыми и новыми распрями.

Но это была не их вина. Они просто выполняли свой долг. Настоящие виновники произошедшего вполне могли остаться безнаказанными, отсидеться где-нибудь в бункерах Скалистых гор, Монтаны или Кайенны.

Давным-давно говорили, что война закончится, только когда будет похоронен последний ее солдат. Так и случилось. Могилой последним героям страны предателей стала гора Ямантау. Там молчаливые стражи империи и всего канувшего в Лету мира обрели покой.

Но память о них будет жить на этих горных склонах. Память о героях, совершивших последний подвиг во имя страны, которая сама выбрала свою судьбу.

Время стерло все следы.

Только на глубине почти пятисот метров под поверхностью в сумраке туннелей обитали призраки прошлого. Духи горы. Там в холодном затхлом воздухе еще звенели отголоски битвы прошлого, эхом отражаясь от покрытых черными потеками стен.

Но скоро и они замолкнут навсегда. Века будут сменяться веками, превращаясь в тысячелетия, и радиация там, где когда-то был построен подземный комплекс, сойдет на нет. И рассыплются в прах скрюченные кости в темных пещерах, одетые в истлевшую зеленую форму с потемневшими от времени знаками различия.