Герберт Уэллс - Человек, который мог творить чудеса Страница 3

Через мгновение сизый голубь летал по комнате, и мистер Мейдиг наклонял голову всякий раз, как он пролетал около него.

— Остановись! Слышишь? — сказал мистер Фотерингей, и голубь неподвижно повис в воздухе. — Я могу превратить его опять в вазу с цветами, — сказал он и, поместив голубя на стол, сделал это чудо.

— Вы, наверно, скоро захотите курить, — заметил он и превратил вазу в ящик с табаком.

Мистер Мейдиг следил за всеми этими превращениями в глубоком молчании. Он пристально посмотрел на мистера Фотерингея, осторожно приподнял табачный ящик, осмотрел его и опять поставил на стол.

— Так! — проговорил он, ничем больше не выразив своих чувств.

— Теперь мне легче будет объяснить, зачем я пришел, — сказал мистер Фотерингей. Он подробно, хотя довольно путано, описал свои удивительные опыты, начиная с лампы в «Длинном драконе», причем рассказ немного усложнялся отступлениями по поводу мистера Уинча. Но по мере того как мистер Фотерингей рассказывал, горделивое чувство, вызванное изумлением мистера Мейдига, постепенно у него исчезало, и он опять становился тем обыкновенным мистером Фотерингеем, каким его привыкли видеть.

Мистер Мейдиг слушал внимательно, держа ящик с табаком в руках; выражение лица у него во время рассказа тоже менялось. Когда мистер Фотерингей стал рассказывать о чуде с третьим яйцом, священник перебил, замахав рукой:

— Возможно, — сказал он, — вполне возможно. Это, конечно, удивительно, но разрешает много запутанных вопросов. Сила творить чудеса есть дар, особенное свойство, такое же как гениальность или ясновидение; поэтому она встречается очень редко и только у исключительных людей. Но в этом случае… Меня всегда изумляли чудеса, которые творил Магомет, или индийские йоги, или госпожа Блаватская. Но теперь все ясно! Это просто особый дар. И это служит прекрасной иллюстрацией к рассуждениям великого мыслителя, — мистер Мейдиг понизил голос, — его светлости герцога Аргайльского. Мы стоим перед законом глубочайшего значения, большего значения, чем все обыкновенные законы природы… Продолжайте, продолжайте.

Мистер Фотерингей стал рассказывать неприятную историю с Уинчем, и мистер Мейдиг, оправившись от невольного благоговейного страха, стал шевелить руками и ногами и подавать реплики.

— Это меня всего больше беспокоит, — продолжал мистер Фотерингей. — За этим-то я и пришел к вам. Положим, теперь он в Сан-Франциско, — я даже на знаю, где находится этот Сан-Франциско, — но вы понимаете, мистер Мейдиг, все складывается очень нехорошо. Он, конечно, не может понять, что случилось, но я уверен, что он страшно сердится и, пожалуй, думает, как бы отплатить мне. Он, верно, старается, уехать оттуда. Каждый раз, как я вспоминаю об этом через каждые два-три часа, я при помощи чуда отсылаю его обратно. Этого он тоже не может понять, и, конечно, это ему не нравится. А если он еще каждый раз берет билет, так это должно стоить ему кучу денег. Я делаю для него все, что могу, но, конечно, ему трудно стать в мое положение. Например, я подумал, может быть, его платье обгорело… там… если то, что говорят об аде, верно. Из-за этого в Сан-Франциско его могли арестовать. Я, конечно, устроил, чтобы у него было новое платье и как раз по нем. Вот видите, в какую ужасную путаницу я попал.

Мистер Мейдиг принял серьезный вид.

— Да, положение запутанное. Затруднительная история… — Он не знал, что еще сказать, и замолчал. — Впрочем, оставим пока Уинча в покое, — начал он снова, — и обсудим более важный вопрос. Я не думаю, чтобы это была черная магия или что-нибудь в этом роде… Я не думаю, чтобы в этом было что-нибудь преступное, мистер Фотерингей, ни в коем случае. Если только вы не скрыли от меня ничего существенного. Это чудо, чистейшее чудо, чудо высшего сорта, если можно так выразиться.

Он расхаживал взад и вперед по ковру перед камином и размахивал руками, а мистер Фотерингей сидел, положив руки на стол, а голову на руки, и казался озабоченным.

— Решительно не знаю, как мне быть с Уинчем, — сказал он.

— С вашим даром творить чудеса, — заметил мистер Мейдиг, — с таким замечательным даром вы найдете средство уладить дело с Уинчем. Будьте спокойны, Дорогой мой, вы очень важная особа, вы человек, обладающий гигантскими возможностями. Такие вещи…

— Да, я уже подумывал кой о чем, — ответил мистер Фотерингей. — Но все выходит как-то неладно. Вы видели ту вазу с рыбой? Первую? И ваза не такая, и рыба не такая. Вот я и решил спросить кого-нибудь…

— Прекрасное решение, — ответил мистер Мейдиг, — как нельзя более мудрое решение. — Он остановился и посмотрел на мистера Фотерингея. — Дар творить чудеса, по существу, неограничен. Испытаем ваши силы теперь же. Действительно ли они… действительно ли они таковы, какими кажутся.

И вот, как это ни невероятно, но в кабинете пастора, в небольшом доме возле церкви конгрегационистов, в воскресный вечер десятого ноября 1896 года мистер Фотерингей, поощряемый и подстрекаемый мистером Мейдигом, начал творить чудеса. Просим читателя обратить особое внимание на указанное число: читатель может подумать, — а пожалуй, уже подумал, — что эта история в некоторых частях неправдоподобна и что если бы действительно случилось нечто подобное тому, что мы описываем, то об этом тотчас же написали бы во всех газетах. То, что мы сейчас расскажем, покажется ему особенно невероятным, между прочим, потому, что если бы все это произошло в действительности, то наш читатель или наша читательница более года тому назад были бы убиты насильственным и необычайным способом. Из последующего изложения нашей истории это станет вполне очевидным для каждого разумного человека. Мы еще не дошли до конца событий; мы изложили едва половину их.

Среди чудес, которые творил мистер Фотерингей, были робкие, мелкие чудеса, пустяковые проделки с чашками и разными вещицами, — чудеса вроде теософских, но, несмотря на их ничтожность, сообщник его смотрел на них с благоговением. Мистеру Фотерингею очень хотелось поскорее уладить дело с Уинчем, но мистер Мейдиг все отвлекал его. После того как они проделали с дюжину таких домашних чудес, в них мало-помалу утвердилось сознание собственной силы, воображение их окрылилось и честолюбие возросло. На первое более серьезное предприятие толкнул их голод и нерадивость миссис Минчин, домоправительницы мистера Мейдига. Ужин, который она подала на стол, был так скуден и так мало отвечал аппетиту двух потрудившихся чудотворцев, что мистер Мейдиг, который пригласил гостя разделить с ним трапезу, был очень сконфужен. Они все-таки сели за стол, и мистер Мейдиг стал грустно жаловаться на свою экономку. Тут мистеру Фотерингею пришла в голову блестящая мысль.

— Как вы полагаете, мистер Мейдиг, — сказал он, — это не будет дерзко с моей стороны? Я…

— Мой дорогой мистер Фотерингей! Конечно, нет! Я вовсе не считаю это дерзким.

Мистер Фотерингей поднял руку.

— Что мы закажем? — спросил он тоном щедрого хозяина и по просьбе мистера Мейдига потребовал ужин, подробно перечислив все, что должно было явиться. — А мне, — сказал он, окинув взглядом кушанья, выбранные Мейдигом, — больше всего по вкусу кружка портера да гренки с сыром. Это я и закажу себе. Я не любитель бургундского.

По его приказу портер и гренки с сыром немедленно явились.

Они долго сидели за ужином и беседовали как равные — мистер Фотерингей с удивлением и восторгом заметил это, — о чудесах, какие они натворят.

— Между прочим, мистер Мейдиг, — предложил Фотерингей, — я, если угодно, мог бы быть вам полезен… в вашей домашней жизни.

— Я не совсем понимаю вас, — отвечал мистер Мейдиг, наливая себе стакан чудесного старого бургундского.

Мистер Фотерингей уже приступил ко второй порции гренок, тоже затребованной из пространства, и набил себе полный рот.

— Да вот по поводу этой миссис Минчин (чав, чав)… Не могу ли я (чав, чав)… сделать ее исправнее…

Мистер Мейдиг поставил стакан на стол. На его лице выразилось сомнение.

— Она… надо вам сказать, дорогой мистер Фотерингей… очень не любит, когда вмешиваются в ее дела. Кроме того, теперь уже двенадцатый час, и она, наверно, легла спать. Вообще не думаете ли вы…

Мистер Фотерингей обдумал эти возражения…

— А нельзя ли попробовать сделать это, пока она спит? — предложил он.

Сперва мистер Мейдиг воспротивился этому необычайному опыту, но потом уступил. Мистер Фотерингей продолжал ужинать, хоть и не без тревоги в глубине души. Впрочем, мистер Мейдиг стал толковать о переменах, которые произойдут на другой день с его экономкой, с таким оптимизмом, который даже Фотерингею показался немного преувеличенным. Вдруг наверху послышался шум. Они вопросительно переглянулись, и мистер Мейдиг быстро вышел из комнаты. Мистер Фотерингей слышал, как он, стоя внизу у лестницы, окликнул свою экономку и потом осторожно пошел наверх.