Линн Рэйда - Там, где нет темноты Страница 3

— Я прочитал ваши записки, мистер Броден, — сообщил О» Браэн арестанту. — Впечатляюще. Во всяком случае, в смысле обширности душевного расстройства и того упорства, с каким вы его отстаиваете. Вместо того, чтобы направить ваши дарования на службу обществу, вы предпочти провести большую часть своей жизни среди животных…

— Среди пролов, — хрипло возразил подследственный.

« Браэн отмахнулся.

— Это одно и то же. Кстати, тут ваши записки только подтверждают официальную доктрину партии. Вы явно не были в восторге от людей, который вас окружали.

— Там и не от чего было приходить в восторг.

— Вот именно. Ваше существование было по меньшей мере жалким. Только ваше самомнение и запредельное упрямство заставляли вас сидеть в этой дыре вместо того, чтобы вернуться в партию. Вы просто не хотели сделать над собой усилие и научиться жить нормальной жизнью. Впрочем, вы не кажетесь мне совершенно безнадежным случаем. Я решил испытать на вас нашу новую разработку. Можете сказать, как действует это устройство?..

Арестант скосил глаза — и почти сразу снова перевел их на О» Браэна.

— Подача тока, если я не ошибаюсь?

— Совершенно верно, — одобрительно сказал О» Браэн. — Видите, шкала у нас размечена до ста пятидесяти… но над этим еще нужно будет поработать. А пока придется обходиться тем, что есть. Начнем с небольшой демонстрации.

« Браэн уже несколько секунд держал ладонь на рычаге, а сейчас плавно надавил, доведя мощность до пятидесяти.

От разряда тока арестант дернулся так, что на какую–то секунду О» Браэну показалось, что эластичные ремни на жилистых запястьях Бродена готовы лопнуть. Вот тебе и «старый слабый человек»!.. Все–таки жизнь вне партии имеет свои плюсы, мрачно подумал О» Браэн. Куда меньше нервотрепки, и почти все нужное для жизни добывается окольными путями через черный рынок… на котором почему–то всегда полно вещей, которые среди рядовых партийцев считаются страшным дефицитом. Пролы питаются лучше и болеют реже, а вот продолжительность жизни у них почему–то ниже, хотя это и не поддается логике.

Пока он размышлял, Броден успел прийти в себя. Облизнул посиневшие губы и неожиданно сказал:

— Могу я задать вам один вопрос?..

« Браэн почувствовал себя заинтригованным. Обычно арестанты с самого начала принимали правила игры, в согласии с которыми их дело — отвечать на заданные им вопросы, а никак не задавать ему свои.

Но… почему бы нет, в конце концов.

— Не обещаю, что я на него отвечу, — предупредил он. — Но можете попробовать.

Лицо Майкла Бродена опять сводило нервным тиком, и О» Браэн понял, что сейчас он снова начнет заикаться. Так и вышло.

— Н-н… нне… — арестант помолчал, сделал глубокий вдох и начал снова, уже более разборчиво — Не знаю точно, сколько времени я уже нахожусь в вашей конторе… но почти все это время меня били, не давали есть и спать, и все такое прочее. Зачем вам нужен этот агрегат? Ток, безусловно, штука неприятная, но ведь со мной делали вещи и похуже.

— Я думал, это очевидно, — сказал О» Браэн с легким осуждением. — Все, что с вами происходило раньше — это всего–навсего дознание. Мы здесь не придаем ему особого значения — это стандартная процедура, общая для всех. Настоящая работа с вами начинается только теперь.

— Коррекция мышления, — почти задумчиво откликнулся Майк Броден. Он настолько овладел собой, что заикание прошло. Даже трудную букву «м» в слове «мышление» он проскочил без остановок. — По методу профессора Павлова.

— Простите, чьему методу?

Казалось, Броден слегка удивился.

— Был такой ученый. Еще до войны. Он описал условные и безусловные рефлексы.

— Вы ошибаетесь. Условные и безусловные рефлексы описал Мак — Уильямс, член внутренней партии.

— Ах да, — почти насмешливо ответил арестант. — Партия изобрела микроскоп, открыла безусловные рефлексы, порох и бумагу…

« Браэн позволил себе едва заметно улыбнуться.

— Если нам понадобится стать изобретателями пороха, мы ими станем. Партия владеет реальностью, поскольку она овладела человеческим сознанием.

— Например, моим?..

— Вы — исключение. Больная клетка в организме общества. Поэтому вы здесь.

— А если выяснится, что вы не способны излечить мою «болезнь»?

— Такого не бывает, мистер Броден.

— Ну а если?..

« Браэн взял с подноса не подставке маленький блестящий шприц и поднял его так, чтобы он был хорошо виден пристегнутому к кушетке человеку. Стеклянный шприц отбросил на белую кафельную стену жизнерадостный солнечный зайчик.

— Одна доза, мистер Броден, и вы будете уверены, что лично знаете Старшего брата. И что все, что вам показывают на пятиминутках ненависти — истина в последней инстанции. Классическая ошибка восприятия: считать, что ваши память и мышление — это ваша собственность. Ангсоц не признает никакой личной собственности, Броден. Все, чем вы владеете, принадлежит не вам, а Партии. Мы можем выпотрошить ваш мозг и заново наполнить его нужными воспоминаниями.

Лежащий на кушетке человек посмотрел на шприц слегка прищуренными темными глазами.

— Да, вы это можете. В сущности, только это вы и можете…

Лицо О» Браэна потемнело, и свободная рука едва заметно дернулась, как будто он и в самом деле собирался потянуть рычаг к себе. Но это, разумеется, было совсем не то, что требуется. О» Браэн подавил ненужный гнев и овладел собой. Броден — тяжелый случай, может быть, самый тяжелый среди всех, с кем ему доводилось сталкиваться в этой комнате, но даже такого человека можно излечить. Партия может все.

С минуту О» Браэн смотрел на пристегнутого сверху вниз, а потом бережным, совсем не соответствующим его недавней ярости движением положил шприц обратно на поднос.

— Вы правы, — согласился он, словно ученый, встретившийся с неожиданным, но правильным решением знакомой теоремы. — Тем не менее, это едва ли может оправдать ваши нелепые идеи о свободе индивидуальной воли. Как вам хорошо известно, большинство людей позволили нам управлять своим сознанием без всяких сильнодействующих средств.

— Людей?.. — пристегнутый внезапно хрипло рассмеялся. — Да где вы видели людей?.. Ваши предшественники — да, они еще имели дело с настоящими людьми. А ваше министерство, дорогой О» Браэн, занимается только огрызками, обломками людей, в которых не осталось почти ничего от прототипа… Вы, конечно, знаете о детях–маугли? Если какой–то человеческий младенец рос среди волков, он уже никогда не становился человеком… А вы вырастили поколение существ, с пеленок находившихся вне человечества, практически не перенявших свойственных ему духовных ценностей — и вы смеете утверждать, что победили человека?! Ничего похожего… вы, внутренняя партия, хотите наслаждаться властью, но все, на что вас хватает — это властвовать над манекенами, над пустой оболочкой, из которой вы предусмотрительно изъяли содержимое. А власть над человеком вам не по зубам. Вы просто…

Договорить он не успел — О» Браэн безотчетно дернул за рычаг, и тело, перевитое ремнями, конвульсивно изогнулось. О» Браэн не рассчитывал силу рывка, он вообще ни о чем не успел подумать. Получилось девяносто. Рука О» Браэна по–прежнему лежала на никелированной головке рычага, а он стоял и смотрел вниз, как будто бы не мог поверить собственным глазам. На губах у дергающегося на кушетке человека вскипали пузырьки слюны, как будто Броден порывался, но не мог сказать что–то еще.

Может, действительно хотел. Но и того, что он успел сказать, хватало за глаза.

« Браэн отвернулся и утер со лба испарину. Нельзя было этого делать, нет, никак нельзя… но он утратил контроль над собой и проиграл.

Такого не случалось с ним ни разу за его карьеру.

К счастью, Майкл Броден не был знаменитым арестантом, его не было необходимости готовить к громкому публичному процессу, за его допросами даже никто не наблюдал. А это означало, что на стороне О» Браэна — само время. Он мог позволить себе ждать и наблюдать, выстраивая сложную, неспешную стратегию. Собственно говоря, О» Браэн делал это всякий раз, когда случался «сложный» арестант, и он даже любил всю эту долгую и кропотливую работу — трудность стоявшей перед ним задачи обычно делала ее более привлекательной, а необходимый результат — гораздо более желанным.

Вот только он давно уже считал себя профессионалом, который никогда не позволит себе испытать какие–то эмоции, имея дело с одним из доверенных ему мыслепреступников. Но в этот раз все с самого начала шло неверно, вкривь и вкось, и чем очевиднее высвечивалась эта безобразная неправильность, тем сильнее это дело задевало его лично. Такое с ним случилось в первый раз за много лет. Раньше он совершал ошибки потому, что был не опытен. Но эту, новую ошибку, опытом не устранить — это О» Браэн уже знал.