Джеймс Дашнер (Дэшнер) - Бегущий в Лабиринте (Трилогия) Страница 30

– Как бы то ни было, в ближайшее время придется решать, что делать с Томми, – нарушил тишину Ньют.

Томас просто обалдел, не зная, как реагировать на подобное заявление.

– Делать со мной? Ты о чем?

Ньют встал.

– Ты всех тут на уши поставил, шанк. Одна половина глэйдеров решила, что ты Бог, а другая мечтает сбросить твою задницу в лифтовую шахту ко всем чертям. Придется многое обсудить.

– Например? – Томас и сам толком не знал, что больше беспокоило: отношение людей к нему как к герою или желание некоторых отправить его на тот свет.

– Терпение, – сказал Ньют. – Утром все узнаешь.

– А почему не сейчас? – Томасу подобная таинственность была не по вкусу.

– Я созвал Совет, и ты будешь на нем присутствовать. Более того, будешь единственным на повестке.

Сообщив это, он развернулся и зашагал прочь, оставив Томаса гадать, на кой черт надо созывать целый Совет, чтобы всего лишь поговорить о нем.

Глава двадцать четвертая

На следующее утро вспотевший от волнения Томас сидел, нервно ерзая, перед двенадцатью парнями – те расположились напротив него на расставленных полукругом стульях. Юноша сразу понял, что это кураторы. К его большому сожалению, среди них сидел Галли. Один стул прямо напротив Томаса оставался незанятым – это место принадлежало Алби. Все происходило в большой комнате в Хомстеде, в которой Томасу бывать еще не доводилось. Общий вид помещения говорил о том, что никто никогда не пытался сделать его хоть чуточку уютнее: стены, как и пол, сколочены из голых досок; окон в комнате не было вовсе; пахло плесенью и старыми книгами. За исключением маленького стола в углу и стульев, никакой мебели в комнате не было. Томас дрожал, но совсем не от холода.

Он с облегчением отметил, что Ньют здесь, – он сидел справа от пустующего места Алби.

– От лица нашего вожака, находящегося сейчас на лечении, объявляю Заседание Совета открытым, – произнес Ньют и слегка поморщился, словно ему претило все, что хоть отдаленно могло считаться формальной процедурой. – Как все вы знаете, за последние дни произошло много всякой хреновины, и в центре каждого происшествия оказывался Салага Томми, находящийся сейчас перед нами.

Томас зарделся от смущения.

– Теперь он не Салага, а обыкновенный нарушитель правил, – бросил Галли. Его обычно скрипучий голос звучал сейчас подчеркнуто строго.

Комната наполнилась приглушенным бормотанием и перешептываниями, но Ньют немедленно цыкнул на кураторов. Томасу вдруг захотелось убраться из этой комнаты как можно дальше.

– Галли, – произнес Ньют. – Постарайся соблюдать порядок, черт тебя дери, и не прерывай меня, потому что сегодня я не в духе. И если ты собираешься разевать свой поганый рот всякий раз, как я что-то скажу, то можешь сразу проваливать отсюда ко всем чертям!

Томас пожалел, что не имел права поддержать выступающего аплодисментами.

Галли сложил руки на груди и откинулся на спинку стула; при этом он напустил на себя настолько суровый вид, что Томас чуть не рассмеялся. Он все сильнее и сильнее удивлялся, как раньше до дрожи в коленях мог бояться Галли – теперь тот казался глупым и очень жалким.

Ньют бросил на Галли строгий взгляд, затем продолжил:

– Рад, что с этим мы разобрались. – Он снова поморщился. – Я созвал Совет, потому что последние пару дней ко мне выстраиваются целые очереди из желающих поговорить о Томасе. Причем одни видят в нем угрозу, другие, наоборот, возносят до небес и чуть ли не просят его руки и сердца. Надо, блин, решить, что с ним делать.

Галли подался вперед, но Ньют жестом остановил его, прежде чем тот успел произнести хоть слово.

– У тебя будет возможность выступить, Галли. Высказываемся по очереди. А ты, Томми, держи рот на замке до тех пор, пока мы не дадим слово. Лады? – Он подождал утвердительного кивка Томаса и указал на парня, сидящего у самого края справа. – Пердун Зарт, твой выход.

Раздались несколько смешков, и заведовавший Плантацией тихий рослый парень заерзал на стуле. Его присутствие в этой комнате казалось Томасу не менее неуместным, чем морковь на помидорной грядке.

– Ну… – начал Зарт, стреляя глазами по сторонам, словно искал поддержки у окружающих. – Я и не знаю… Он нарушил одно из основных Правил, и мы не можем позволить людям думать, что это в порядке вещей. – Он замолчал и, опустив глаза, потер ладони. – С другой стороны, с ним… многое изменилось. Теперь мы знаем, что в Лабиринте можно выжить, а гриверов – убить.

Томас немного успокоился. На его стороне был хоть кто-то, и юноша мысленно пообещал себе впредь быть максимально любезным с Зартом.

– Возражаю! – неожиданно выкрикнул Галли. – Могу поспорить, что с тупоголовыми тварями разделался Минхо.

– Захлопни варежку, Галли! – рявкнул Ньют, угрожающе приподнявшись с места. Томасу снова захотелось зааплодировать. – Тут я сейчас председатель, твою мать, и если ты еще хоть раз вякнешь вне очереди, гарантирую, что навлечешь Изгнание на свою унылую задницу!

– Я тебя умоляю, – саркастически пробурчал Галли и откинулся на спинку стула, снова напустив на себя граничащий с нелепостью серьезный вид.

Ньют сел и махнул рукой Зарту.

– Это все? Официальные рекомендации будут?

Зарт замотал головой.

– Хорошо. Фрайпан, ты следующий.

По бородатому лицу повара скользнула улыбка, и он встал.

– Надо признать, кишка у шанка не тонка. И этих кишок у него – как у всех свиней и коров, вместе взятых, которых мы нажарили за целый год. – Он сделал паузу, словно ожидал услышать в ответ смех, но никто не засмеялся. – По-моему, все это глупо. Он спас жизнь Алби и ухлопал парочку гриверов, а мы сидим тут и рассусоливаем, думая, как с ним поступить. Как сказал бы Чак, это куча кланка и больше ничего.

Томасу страшно захотелось подойти к Фрайпану и пожать ему руку; он высказал вслух именно то, что давно вертелось у него самого на языке.

– Каковы твои официальные рекомендации? – осведомился Ньют.

Фрайпан скрестил руки на груди.

– Введем его в Совет, на фиг, и пусть учит глэйдеров всему, что проделывал с гриверами в Лабиринте!

Комнату наполнил невообразимый гвалт, и Ньюту потребовалось не меньше минуты, чтобы восстановить порядок. Томас поморщился: Фрайпан зашел в своих рекомендациях слишком далеко, настолько далеко, что почти дискредитировал предыдущую великолепно сформулированную характеристику тому, что тут происходило.

– Хорошо. Так и запишем, – произнес Ньют, подтверждая слова какими-то пометками в блокноте. – А теперь все заткнитесь, черт побери! Вы отлично знаете правила: ни одно предложение не может быть отвергнуто сразу. Каждый из вас сможет высказаться, когда придет черед голосования!

Он закончил писать и кивнул третьему члену Совета – черноволосому конопатому парню, которого Томас видел впервые.

– На самом деле у меня нет мнения на этот счет, – промямлил тот.

– Чего?! – резко переспросил Ньют. – Тогда какого хрена мы избрали тебя членом Совета?!

– Сожалею, но я, честно, не знаю, как поступить. – Он пожал плечами. – Я, наверное, все-таки соглашусь с Фрайпаном. Зачем наказывать человека, который спас чью-то жизнь?

– Значит, мнение у тебя все-таки есть, и ты его только что огласил, правильно? – допытывался Ньют, поигрывая карандашом.

Парень кивнул, и Ньют сделал пометку. Томас понемногу успокаивался – кажется, большинство кураторов выступали на его стороне. И все-таки просто сидеть и ждать своей участи было тяжело; очень хотелось выступить самому, но юноша заставил себя следовать протоколу и продолжал молчать.

Следующим слово взял Уинстон – прыщавый куратор Живодерни.

– Он нарушил Правило Номер Один, и я думаю, его следует наказать. Не обижайся, Шнурок. Послушай, Ньют, ты у нас больше всех твердишь о соблюдении Правил. Если мы его не накажем, то подадим плохой пример остальным.

– Отлично, – ответил Ньют, делая запись в блокноте. – Значит, ты рекомендуешь наказание. Какое именно?

– Предлагаю посадить его в Кутузку на неделю и не давать ничего, кроме хлеба и воды. Кроме того, предать дело гласности, чтобы другим неповадно было.

У Томаса упало сердце, а Галли захлопал в ладоши, за что получил от Ньюта грозный взгляд. Далее выступили еще два куратора: один из них принял сторону Фрайпана, другой – Уинстона.

Наконец настала очередь Ньюта.

– В основном я согласен со всеми вами. Томаса надо наказать, но потом подумать, каким образом воспользоваться его навыками. Я воздержусь от оглашения собственной рекомендации до тех пор, пока не выслушаю каждого из вас. Следующий.

Разговоры про наказание бесили Томаса даже больше, чем невозможность сказать хоть слово в свою защиту. Впрочем, как это ни странно, после всего, что он совершил в Лабиринте, в глубине души юноша не мог не согласиться с кураторами – он действительно нарушил Главное Правило Глэйда.