Евгений Лукин - Раздолбаи. (Работа по специальности) Страница 31

Перед домом (хотя поди докажи, что опора, возле которой тебя каждый раз выбрасывает, и есть твой дом!) делать сегодня было практически нечего. За ночь возникли всего две курбастенькие глыбы, с которыми бы и дедок справился. Вот пускай и справляется – дедку тоже лопать надо. А нам даже и неловко как-то с такой ерундой связываться.

Слегка вразвалочку Василий двинулся по блистающему покрытию, и взволнованный щебет за спиной напоминал ему утреннюю перекличку птиц, которых здесь, честно говоря, очень не хватало.

Из общего гвалта звонкими щелчками выделялось яростное «тьок! тьок!» Василий усмехнулся. Он знал, что означает этот возглас. Так в произношении Телескопа звучало русское слово «сачок».

– Телескоп! – сказал Василий, оборачиваясь. – Ты что тут из себя прораба корчишь? Тебя ещё, по-моему, никто не назначал…

Телескоп притих, но всё-таки продолжал идти с пустыми руками и вид имел начальственный. В следующий раз дам ему фартук нести, решил Василий.

Обогнув украшенный непристойным словом выступ, они свернули в узкий проход между башнями. Здесь тоже ничего из ряда вон выходящего не наблюдалось. На червеобразной глыбе, именуемой завалинкой, сидел и таращил бессмысленные мутные глаза Лёша Баптист.

– Привет передовикам! – старательно выговорил он. – Спозаранку – на долбанку?

На Лёше, как всегда, было что-то вроде пончо из толстого мутного целлофана, подпоясанного по низу живота обрывком мягкого световода.

– А ты, я смотрю, успел уже? – поздоровавшись, хмуро сказал Василий. – Тоже, небось, спозаранку?

Честно говоря, ему было неловко, что Телескоп и его орава видят кого-то из людей расхлюстанного и в нетрезвом виде.

– А фартук-то, фартук! – пропустив укоризненную фразу мимо мясистых малиновых ушей, восхитился Лёша. – Ну ты прям Рабочий, тебе б ещё Колхозницу!.. С серпом…

– Конечно! – сердито сказал Василий. – Если всё время у Пузырька торчать да завалинку просиживать… На тебе хоть штаны-то есть?

– Штаны? – искренне удивился Лёша. – Да это ж в самую чащу лезть – за кабелем! Какой-нибудь не тот световод перервёшь – так и штанов не потребуется… А чо? Мужики не возражают, бабы – тем более…

Василий плюнул и, не желая с ним больше ни о чём толковать, зашагал прочь. Мимо Лёши с писком и щебетом промаршировала лупоглазая команда Телескопа.

– Э! – ошеломлённо позвал Лёша. – Погодь!..

Василий обернулся.

– Слышь! А мартышки твои – они как? Тоже разного пола? Не проверял, нет?..

Василий плюнул вторично и свернул за выдающийся мыском уступ. Следом за ним уползла и вся процессия. Лом они волокли, как муравьи гусеницу. Со стороны казалось, что кривоватый металлический штырь отчаянно отбивается.

Скрылись… Лёша приуныл и оглядел в тоске пустую улицу. Сломать что-нибудь да снова сходить к Пузырьку?.. Это ведь вставать, переться за железяками… Может, в долг нальёт?..

Лёша горестно подпёр кулаком небритую щеку, отчего правый его глаз принял несколько монгольские очертания, а левый вытаращился ещё сильнее. Половина верхней губы заворотилась в тоскливом оскале.

Приняв такой страхолюдный образ, Лёша Баптист надолго оцепенел, пока наконец вытаращенный глаз его не уловил какое-то движение неподалёку. Тогда Лёша сделал над собой усилие и навёл уехавшее в сторону око на резкость. Плывущая цветными пятнами улица подобралась, стала рельефной, и в нескольких шагах от Лёши прояснился высокий юноша с красивым исполненным меланхолии лицом. Обильные светло-русые волосы свободно падали на большие оттопыренные уши, скрывая их почти полностью. Из одежды на юноше были одни лишь короткие облегающие штаны типа балетного трико – тёмно-серые, без единого шва, с приглушённым узором, напоминающим плетёнку змеиного брюха.

– Во! И этот с обновкой! – подивился Лёша. – Прям как сговорились…

– А кто ещё? – равнодушно осведомился юноша.

– Да этот твой! Вася-мент! Такой, понимаешь, фартук себе оторвал!.. Не иначе трубу раскурочил… Мент-мент, а додумался…

Юноша хмыкнул и величественно отвесил нижнюю губу.

– Кто додумался? – с ленивым презрением переспросил он. – Это я ему насчёт трубы посоветовал…

– Да ты что? – не на шутку обрадовался Лёша Баптист. – Вот и я думаю: ну не может быть, чтоб он сам… Тупой он, Васька-то!.. Не иначе, думаю, Ромка подсказал… Парнишка-то сообразительный, всё на лету хватает…

Несмотря на то, что произнесено это было самым искренним и чуть ли не подобострастным тоном, русоволосый Ромка нахмурился и подозрительно покосился на неопрятного Лёшу Баптиста.

– Так ты его видел, что ли?

– Да вот как тебя! – тараща глаза, заверил Лёша. – Идёт в фартуке, через губу не переплюнет… Мартышек этих набрал целый взвод, ломограф ему тащат… Ну мент же, ясно: лишь бы кем покомандовать!.. Па-теха… – неожиданно приуныв, закончил Лёша Баптист и снова пригорюнился. – А ты вот молодой, талантливый, – с упрёком сказал он вдруг. – Видишь же, сидит человек, мается… Нет чтобы сломать что-нибудь, ну хоть вон ту хренотень… Я б тогда к Пузырьку сходил поправился…

– Ты ж у него только что был, – сказал Ромка.

– Мало ли что… – уклончиво молвил Лёша. – Ты молодой, ты этого не поймёшь… Недобрал, понимаешь?

– Недоперепил, – сказал Ромка.

– Ой, ну Ромка! – подобострастно восхитился Лёша и закашлял, засмеялся. – Ну скажет же!.. Слушай, тебе ж вот этот камушек… – Лёша указал на ближайшую глыбу, имеющую вид узла со спрятанными хвостиками. – …сломать – раз плюнуть! Тюк – и все дела! А? – Лёша с надеждой уставился на бесчувственного Ромку.

Тот, кажется, даже и не слушал.

– А куда пошли, не заметил? – рассеянно спросил он.

– Кто?

– Да Вася со своими…

Лёша Баптист жалостливо скривился и долго смотрел на Ромку, укоризненно качая головой.

– Вот ты с ним дружишь, – назидательно проговорил он. – Фартуки кроить помогаешь… Лучше бы за Ликой за своей приглядывал. Смотри! Пока ты с ментом трубы на стороне курочишь, она тебе такой фартук скроит…

– А вот интересно, – проговорил вдруг Ромка, как бы не услышав последних слов Лёши Баптиста. – На четыре тюбика твоя завалинка потянет?

– Э! Э! – встревожился тот. – Ты это… Ты так не шути!.. Ты… Но штаны у тебя, конечно, блеск! – поспешно сменил он тему. – Из чего ж ты их сделал, не пойму…

Ромка досадливо шевельнул высокой бровью.

– У малого кольца, знаешь, такая рогулька есть, в чехле, – небрежно объяснил он. – Так это чехол… – Он озабоченно провёл ладонями по бёдрам. – Только вот ужимаются сразу, как снимешь, – сокрушённо сообщил он. – Приходится на ночь их снова на рогульку натягивать…

– Так они ж к ней опять прирастут! – усомнился Лёша.

– Не прирастут, – успокоил Ромка. – Кабель-то я отрезал…

– Ловко… – Лёша в восхищении покрутил головой. – А Вася – он вон туда пошёл, вон за тот угол… Ты ему покажись. Обязательно. Штаны-то, а? Ни у кого таких нет!

– Да он уж вчера их видел… – равнодушно сказал Ромка и поволок ноги в указанном направлении.

Лёша Баптист дождался, когда он скроется, и с облегчением перевёл дух.

– Ишь… – пробормотал он, ревниво оглаживая насиженную глыбу. – Завалинку ему… Я тебе дам завалинку…

– Дьот? Дьот? (Пойдёт?) – с трепетом допытывался разведчик.

– Дьот, – сказал Василий. – Как раз то самое, что надо. Считай, что тюбик ты себе уже заработал.

Открытая разведчиком глыба напоминала выбеленный дождями череп доисторического чудовища с мощным наростом на затылке. Василий хмурясь обошёл её кругом, оглаживая выступы, как это делал непревзойдённый Ромка, когда собирался ломать на спор такое, к чему никто и подступиться не решался.

– Так… – проговорил наконец Василий, останавливаясь. – Выступ-то мы, конечно, сколем… А дальше?

Он обошёл глыбу ещё раз и, поколебавшись, скомандовал:

– Кувалдометр!

Телескоп пронзительно перевёл, хотя никакого перевода не требовалось – слово было знакомо каждому. Возбуждённо чирикая и немилосердно мешая друг другу, лупоглазые помощники подтащили тот штырь, что покороче да поувесистей, и, подчиняясь властному мановению руки Василия, отбежали на безопасное расстояние, стали полукольцом.

– Никого с той стороны не осталось? – строго осведомился Василий. – Па-берегись!

Он откачнулся и, хакнув, как при рубке дров, ударил снизу. Глыба треснула – ровно выстрелила, и выступ, распавшись надвое, тяжко упал на покрытие. Лупоглазые кинулись на обломки и поволокли их в сторону. У кого-то в шестипалой лапке оказался осколок помельче, которым он немедленно начал молотить по одному из кусков. Ничего хорошего, правда, из этого не вышло – после второго удара хрупкое рубило рассыпалось в мелкую крошку.

Василий стоял перед выпуклым сколом и озадаченно чесал в затылке. Ясно было, что в эту точку бить можно до вечера – толку не будет. Цвет скола был белесоватый без никаких тебе радужных переливов (первый признак того, что чуть глубже располагается так называемая напряжёнка). Василий покружил около глыбы, трогая и обстукивая выступы, но так и не понял, где же она, зараза, может прятаться. Звук везде был глухой, поверхность – матовая, белёсая.