Сергей Калашников - Аборигены Прерии Страница 33

Ха. Она ведь рассказала ему всё сама. Давно, ещё при первой встрече. — «Боюсь солгать, боюсь кого-нибудь обидеть, и боюсь пожелать того, чего на самом деле мне не надо», — вот её ответ на вопрос о том, чего она боится. Значит, его юная жёнушка всерьёз опасается захотеть того, в чём не нуждается. То есть, осмысливает собственные побуждения. Анализирует, для чего ей то, что вдруг понравилось.

Отлично. Из клубочка непоняток выставился крошечный кончик. Потянули!

Первый вопрос — а чего же всегда желал он? Да кучу всякой всячины! Игрушки, лакомства, удобства, красивые вещи и престижные визоры. А почему?

Степан долго ковырялся в памяти и получавшиеся ответы ему не очень нравились. В основном, получалось, что он видел что-то у кого-то, у прохожих или в рекламе, в передачах подмечал или слышал упоминания, а потом желал этого самого для себя. Но ведь это же зависть! Он — великий завистник!

Только ведь большинство людей вокруг ведут себя точно так же, как и он. Просто у одних больше денег и они могут себе позволить то, для чего у других средств недостаточно. И эти другие делают вид, что им этого и не нужно. Но это уже к делу не относится, потому что значение имеет только одно обстоятельство — миром правит зависть. От неё проистекает большинство человеческих потребностей и, следовательно, на их реализацию направлены основные ресурсы мира людей.

Аж крякнул от досады на себя прошлого. Каким же он был наивным. А сейчас?

Прислушался к внутреннему голосу. Пожалуй, и сейчас он вполне способен захотеть чего-то привлекательного, увидев это у других. Но теперь он сможет в себе разобраться.

Ох Деллка, ох колдунья! Что же она с ним сотворила! Изувечила морально.

Зато ответ на вопрос о смысле жизни нашёлся в одно действие — каждый человек живёт для того, чтобы исполнялись его желания. Хм. Он ведь это недавно где-то слышал.

Глава 15

Аборигены

Ново-Плесецк очень маленький город. Тут живёт всего тысяч двадцать народу и имеется ровно две школы. Одна — на незастроенном пространстве, отделяющем Сити от Белого Города — расположилась на живописном пологом склоне, покрытом ухоженной травой и окружена редкими перелесками. Вторая втиснулась на стыке портового и промышленного районов там, где смыкаются их дальние от залива жилые части.

В первой школе учатся детишки из семей работников сферы управления и бизнесменов. К их услугами и отличный стадион, и конюшни с лошадьми, и даже поле для гольфа. А второй храм знаний — для всех остальных. Спортивная площадка тут тесная, классы большие и повсюду вечная сутолока оттого, что после уроков начинают работать разные кружки, занимающиеся в тех же помещениях. Кто поёт, кто лобзиком выпиливает, лишь бы по улицам не шлялись.

Вот сюда Степан и заглянул впервые в жизни, чтобы разыскать дядю Ляпу. Ещё на работе узнал, что его биплан садится на аэродроме и договорился о встрече. Прямым текстом они не поминали ни имени Деллы, ни имени Клары, но понятно, что привёз ему гость какую-то весточку именно от супруги. Последнее время на Полигоне показываться некогда — надо подгонять пропущенный материал за целый год.

Впрочем, в самой школе дяди Ляпы не оказалось, зато из подвала слышались характерные выстрелы «десяток». Понятно, что за учебные пособия доставил сюда этот мужик. А вот у них на холме стрелковой секции нет — кому хочется — в городских тирах потренируются.

Стёпа снова связался с приехавшим с Морковкина человеком и, взяв «поводок», через несколько минут был на месте. Здесь в тесноватом квартале, застроенном небольшими домиками для рабочих, расстояния невелики — не то что у них в Белом Городе среди обширных ухоженных участков. Собственно, теснота тут относительная, это всё-таки не многоэтажки Земных городов, которые он помнит с детства.

Однако, для дома такого размера людей за столом чересчур много — гость поспел к ужину, и на лавке, стоящей вдоль длинного стола ему освободили место — подвинулись. За последнее время Степану многое стало представляться в другом свете, особенно после пребывания среди таких же простых ребят на острове, так что он даже не подумал проявлять стеснительность или дожидаться прямо сформулированного приглашения. Просто сел и перед ним оказалась тарелка с гречневой кашей и мясом.

Вот это да! Гречка здесь редкое лакомство, её ввозят с Земли. А тут — богатырские порции и добавка без ограничений. И отличный кефир. После смены аппетит всегда хороший, так что меню отработал полностью. Другие сотрапезники — мужчины, женщины и подростки — застольных бесед не вели и, хотя одеты были проще, чем он привык, никакого особого чувства не вызывали. Дядя Ляпа протянул тонкую папку с несколькими листочками, и Стёпа тут же их пролистал. Нет, это не слова любви или нежности, Делла его ими не балует. Расчёты к наброскам боеприпасов для «десятки», что он ей оставлял.

А застолье не завершено. Никто не расходится. Пока гость изучал послание от жены, дядя Ляпа начал повествование, и стало интересно послушать.

— Точно я, конечно, немногое помню, маленький тогда был, но когда тряхнуло и полыхнуло на атомной станции, все бросились врассыпную. Папа подхватил меня на руки, а Олька тогда ещё была у мамы в животике. Так мы и пошли. Сзади зарево — я его хорошо видел, потому что папа меня держал так, что я смотрел назад. Шли мы навстречу ветру, и мама толкала коляску с продуктами.

Когда дорога закончилась, колеса перестали катиться, и я пошел ногами, а папа нес на палке два мешка. Людей вокруг становилось всё меньше и меньше — одни отставали, другие уходили вперёд, отклонялись в стороны, опять же. Но несколько семей постоянно держались рядом. Когда завечерело, мужчины принялись огораживать место ночлега, а потом всю ночь горел большой костер и два человека с заострёнными палками сторожили.

На четвёртый день добрались до скотного сарая, выгребли навоз, натаскали внутрь земли и по полу рассыпали, чтобы не так сильно пахло. Переночевали. После этого стало проще — разыскали хозяина постройки, а у него нашлись телеги и лошади, он и подвёз нас до залива Тылка, а дальше мы плыли на лодке — не знаю, откуда она взялась. Потом папа нанялся батраком к человеку, который выращивал горох. Вот его-то, горох этот, я помню прекрасно. Собирал его, лущил и рассыпал на просушку. Кормил нас хозяин тоже, в основном, горохом, хотя, не стану возводить на человека напраслину, харчились мы из одного котла с ним и его семьёй. С его сыном рыбачили, или в Эолке — речка там такая, или в озерце неподалёку.

Потом откуда-то взялась хорошая лодка, тогда мы стали бегать на промысел в залив — там рыба лучше и вот тут от людей с побережья узнали, что в экспедицию, прибывшую сюда из Омского университета, требуются работники. Мне уже было лет семь, а тут обещают, что спецодежду выдадут, будут кормить и ещё наган. Я даже не спросясь у папы побежал записываться, а вот брать меня не захотели. Надсмехались, что маленький. Я заупрямился и устроился рядом в шалаше, ждать, что они передумают, потому что сам к себе относился, как к человеку серьёзному, добытчику и вообще самостоятельной личности, способной не пропасть в наших диких местах. А потом явилась к ним в базовый лагерь группа детишек не намного меня старше, и вот их почему-то приняли рабочими.

Старший этой группы пришел ко мне, спросил, как звать, и забрал с собой. Сказал, что люди им нужны, а половину своей пайки он выделяет. Наган, правда, мне не достался — на ту плату, что могли нам предложить ботаники, взрослые наниматься не хотели, а вот ребятишки так спасались от голода, да и, по правде сказать, без нас эти штафирки быстро бы попали на зуб хоть мегакотикам, хоть ужасным волкам. То есть мы в основном охраняли этих ребят с их папками для гербариев. Кто с огнестрелом — те на маршрутах, а остальные — лагерь в порядке содержали.

Экспедицию эту сохранили в целости, ни от кого зверушкам здешним ничего откусить не позволили, и пока на каботажник не посадили, глаз с них не спускали. Так я и прибился к команде экспедиционных рабочих. Ярн тогда их водил. А до следующей группы исследователей с Земли мы всей толпой собирали жуков с картошки у фермера, что на Белой жил. Челноки учёных привозили сюда, в Ново-Плесецк на военную базу, а потом на судне их отправляли на восточное побережье залива, чтобы можно было проникнуть вглубь территории по рекам. Тут нашу команду и нанимали. Научные работники ещё на Земле друг другу давали знать, на кого здесь на Прерии можно положиться, так что случалось, нам и разделяться приходилось на две или три группы, или экспедиции стояли одним лагерем ради безопасности.

Мы росли, к нам присоединялись другие ребята. Оружие учёные оставляли нам, как «утраченное», и провиант, и кое-что из бивачного имущества. Ярн стал водить только геологов — ему с ними было интересней, а я — биологов. Военные тоже нас приглашали — они ведь на учения иногда выезжают в поля, а зверушки в знаках различия и родах войск разбираются плохо — им подавай гастрономические характеристики. Крепла наша группа, и несла потери. Ребята, охраняя учёных, не всегда себя уберегали.