Салман Рушди - Гримус Страница 36

Клешни О'Тулла разжались, отпустив шею Виргилия. Отступив на шаг, тот с хрипом вобрал в легкие вожделенный воздух. Взлетающий Орел заметил, как правый кулак О'Тулла крепко сжался и начал целенаправленное движение, но сделать ничего не мог, поскольку от потрясения как будто бы прирос к полу. Он зачарованно следил за медленным движением кулака, поднявшегося и просвистевшего к еще не отдышавшемуся Виргилию; звук удара оказался тише, чем он ожидал. Виргилий молча повалился на пол, точно сбитая кегля.

Взлетающий Орел все еще не мог сдвинуться с места. О'Тулл повернулся к нему — бык, улучивший наконец минутку и для второго матадора.

— Ну что, не собираешься помочь приятелю, ты, как-там-тебя? — спросил он Орла, по-прежнему во всю глотку.

Взлетающий Орел почувствовал, его голова совершила троекратное повторяющееся движение из стороны в сторону.

— Нет?

О'Тулл расхохотался.

— У Виргилия никогда не было близких друзей, — сказал он. — Ты умно поступил, что не стал с ним сходиться.

Взлетающий Орел почувствовал тошноту в основании желудка.

— Выкинуть его отсюда, — крикнул кто-то из задних рядов. — За руки, за ноги, чтобы лбом дверь открыл.

О'Тулл осклабился.

— Одна-Дорога, нужна твоя помощь, — позвал он. — Если ты не против, конечно.

Хозяин «Эльбы» и Пекенпо указанным образом подняли Виргилия с пола и понесли к двери. Взлетающий Орел молча наблюдал за происходящим.

Раз.

Два.

Три.

Виргилий грохнулся на булыжники мостовой.

Эльфрида Грибб бросилась к несчастному и, причитая, принялась ощупывать его голову; мистер Джонс пришел в себя, шатаясь поднялся на ноги, отряхнул котелок, снова надел его и, даже не поблагодарив миссис Эльфриду, скорым шагом устремился прочь по главной улице, по пути споткнувшись о ползающего Камня и едва удержавшись на ногах.

Эльфрида обидчиво надула губки, сильно уязвленная неблагодарностью очередного спасенного. Хотя Игнатиус всегда называл Виргилия спятившим. И, видимо, справедливо.

Услышав в своей голове голос, Взлетающий Орел застыл, будто парализованный. Голос этот звучал как всегда убедительно, и Взлетающий Орел почувствовал крайнее отвращение к себе. Вот что голос сообщил ему на этот раз:

Он решил поселиться в этом городе, но с первой же минуты попал в число отщепенцев. Эти люди в «Зале Эльба» нужны ему — ему необходимо завоевать их доверие и заручиться помощью, хотя бы для того чтобы получить угол для ночлега, уж не говоря о месте в городском устройстве. Выбрав себе в друзья Виргилия Джонса, он может теперь распрощаться с надеждой добраться наконец до завершения пути — земля обетованная так и останется для него призрачной.

Думать так было невыносимо, поскольку он испытывал к Виргилию самые теплые дружеские чувства и считал себя в ответе за него. Однако голос звучал все более настойчиво. Он отлично узнавал этот голос; прежде тот много раз убеждал его в необходимости найти себе место, осесть, быть принятым людьми, гнать прочь дух искательства приключений и одержимость бесконечным поиском.

— Завтра, — сказал он себе. — Или, может быть, сегодня, но позже. Я найду Виргилия и извинюсь перед ним. Да, так я и сделаю. Завтра.

В ушах его все еще звучали слова Виргилия, сказанные всего какой-то час назад: «Все ваши несчастья и вся ваша боль — это мои несчастья и боль». Волнение и страдание, крывшиеся за этими словами, теперь становились ему понятны. Только что он, Взлетающий Орел, ударил своего друга гораздо больнее Фланна О'Тулла, в самое уязвимое место. Он виноват; но он еще не мог заставить себя думать об искуплении. Пока не мог. Сначала его должны принять.

Я виноват. Моя вина. Mea maxima.

Он вздрогнул и оглянулся, вспомнив, где находится. Вокруг — улыбающиеся лица; улыбаются все, кроме Фланна О'Тулла, который еще кипит желанием пустить кому-нибудь кровь.

— Куда он пошел? — спросил Взлетающий Орел.

— Конечно, к Джокасте, куда же еще? — ответило ему густобровое красное лицо. — Она всегда принимала его.

— Сдается мне, — проговорило другое лицо, изящно-худощавое, — нам снова придется привыкать к его вывертам.

— Только не здесь, — рявкнул О'Тулл. — В империи Наполеона ноги его больше не будет.

— Вы позволите мне присесть? — спросил Взлетающий Орел.

— Садись, — кивнул Фланн О'Тулл. — Нам хотелось бы услышать от тебя ответы на некоторые вопросы.

Цинизм в изящном лице, жажда насилия в глазах О'Тулла. О'Тулл: лицо, отчетливо осознающее творимое насилие, грубая, бесноватая по своей природе сила, нагло мастурбирующая власть. Господи, пронеслось в голове Орла, куда я попал?

— Я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы, — проговорил он и закусил от стыда губу.

— Как звать? — спросил О'Тулл.

— Взлетающий Орел. Я индеец аксона, родился в Америндии. (Опознавательный знак и серийный номер? Он почувствовал привкус крови во рту. Теперь на нем еще и унижение Виргилия Джонса. Еще одному человеку он причинил боль своей близостью.)

— Никогда не слыхал о таком племени, — объявил Пекенпо, медленно качая головой.

— Сколько лет?

— Семьсот семьдесят семь. (Как глупо это теперь звучит; как много он узнал за последние дни, как далеко осталась прошлая жизнь. Здесь, на острове Каф, с ним немедленно начали происходить перемены — какими болезненными они оказались! — и его бессмертие утратило смысл, никого оно больше не интересовало и не могло поразить, осталась только горечь. Странно — когда-то он готов был покончить с собой из-за того, что обречен жить вечно. Среди гениев сила разума теряет цену; тут начинают соперничать друг с другом в кулинарном искусстве или количестве постельных побед. У бессмертных так же. Когда время не имеет власти, на него перестают обращать внимание.)

— Род занятий?

— Мореход… Я ходил по морям. (Это тоже не о нем, а о другом Взлетающем Орле).

— Основной интерес?

— Я… прошу прощения?

— Основной интерес? — повторил свой вопрос О'Тулл.

— Я не понимаю вас, — отозвался Взлетающий Орел.

— Объясни ему ты, Два-Раза, — вздохнул О'Тулл. — Я пока налью себе чего-нибудь для подкрепления сил.

Место О'Тулла заняло худощавое лицо.

— Здесь у нас, в К., — заговорил голос, насквозь пропитанный цинизмом, — мы привыкли считать себя людьми целостными. Большинство из нас, если не сказать все, имеют особую, избранную, область заинтересованности, которую называют «своей». И принять в свою среду чужака, который считает иначе, боюсь, мы не сможем. Между случайным половым актом и длительной устойчивой любовной связью существует разница, сами понимаете — чем более вы преданы предмету, тем больше получаете в ответ, обогащаетесь, так сказать. Мы понимаем свою жизнь здесь именно так. И ожидаем от вас согласия с подобной точкой зрения, ничего другого.

— Да, — отозвался Взлетающий Орел, — конечно. Я согласен («…вся ваша боль — это моя боль», — сказал ему Виргилий Джонс. «Я согласен с вами», — ответил тогда он.)

О'Тулл уже вернулся от стойки.

— Вот, совсем другое дело, — заявил он. — Попробуем еще раз — никто не против? Основной интерес?

Ожидающие лица вокруг…

Превозмогая головокружение и смущение, Взлетающий Орел ненадолго закрыл и сразу же открыл глаза.

— Гримус, — ответил он, сам не понимая откуда взялся такой ответ. — Основной интерес — это Гримус.

— Эк он… — крякнул О'Тулл, как видно, не находя других слов. — Тише, тише, — проговорил Хантер. — С сожалением должен заметить, что вы затронули общее больное место, табу. Мы стараемся не говорить здесь… об этом.

Лица вокруг заметно приуныли. Пожелай сейчас О'Тулл воззвать к насилию, у него ничего бы не вышло.

На сторону «краснокожего» неожиданно встал не кто иной, как Одна-Дорога.

— Черт возьми, — рявкнул он, — живешь сам, давай жить и другим. Он, конечно, чудак-индеец, но не вижу причин не применить это правило и к нему. Мои лучшие друзья были индейцами. Какого дьявола, согласитесь. Таких, как он, здесь еще не было, верно? Никому ведь не придется тесниться? И бучу поднимать незачем.

Кроме Пекенпо, никто не решился восстать против О'Тулла на его территории. Однако ярость в лице ирландца сменилась двусмысленной ухмылкой.

— Ладно, — подвел он итог, — предоставим возможность решать графу. Лично я не прочь немного поболтать о Гримусе. Я вообще люблю небылицы…

— Говорят, он спиртного в рот не берет, — совершенно серьезно объявил некто невидимый откуда-то из-за спин. Присутствующие рассмеялись.

— Говорят, что в играх он дока, — поддержал другой голос, и смех усилился.

— Говорят, он хороший охотник, — подхватил Пекенпо, породив своими словами третью волну веселья.