Сергей Пономаренко - Час Самайна Страница 36

— Да, смешно. Когда вернемся, думаю, стоит проверить твои способности… Данилов из тех людей, которые не будут просто так говорить.

В Петроград вернулись осенью 1922 года. Женю ждал страшный удар — после долгой болезни за месяц до ее возвращения умерла мама. Боль утраты и чувство вины вызвали у Жени глубокое нервное расстройство. Она была на грани безумия, и только поддержка Александра Васильевича и Наташи спасли ее от опрометчивого шага. Она испытывала вину перед мамой, которой не уделяла должного внимания и с которой с семнадцатого года практически жила врозь. Две недели, которые Женя прожила в общежитии у Барченко, прошли словно в тумане. Она каждый день ходила на кладбище и часами сидела возле могилы. Когда немного пришла в себя и навестила квартиру, где раньше жила с мамой, а до них бабушка, оказалось, что там уже поселились другие люди. Квартирный вопрос стоял в Питере очень остро, впрочем, как и в других городах, а мздоимство в новой пролетарской стране отменить не удалось, так как оно неподвластно указам.

Председатель домового комитета сделал вид, будто видит Женю в первый раз, потребовал предоставить свидетелей а когда они нашлись, начал прикрываться инструкциями, распоряжениями, ордером на поселение.

Теперешние жильцы, довольные полученным жильем и новой экономической политикой, которая сулила им, весьма предприимчивым в базарной торговле, обеспеченное будущее пообещали спустить Женю с лестницы, если еще хотя бы раз ее увидят. Из вещей, которые находились в двухкомнатной квартире, они собрали только небольшой чемодан и выбросили его за дверь. Женя присела на чемодан и задумалась:

«Можно вернуться к Барченко… Нет, у них своя жизнь, а у меня своя». — Она поднялась и пошла без всякой цели. Непонятным образом оказалась на вокзале. Он всегда вызывал у нее ностальгию по юности, по вокзальной шатии. Жене казалось, что сейчас она встретит здесь лучшую подругу Таню, вечно шепчущихся братьев Кожушкевичей, гордячку Аню, даже насмешника Колю, давно уже покинувшего этот мир. Но вокруг были чужие люди, занятые своими проблемами, спешащие по делам, и никому не было дела до одинокой девушки с чемоданом. И Жене захотелось уехать из города, в котором у нее больше не было родных, друзей детства, работы, дома. Вот только куда?

Зашла в дамскую комнату посмотреть содержимое чемодана. Ценным был только альбом с семейными фотографиями, остальное ерунда. Неожиданно обнаружила нераспечатанное (и на том спасибо!) письмо с обратным московским адресом. Оно оказалось от Якова Блюмкина, годичной давности. Он писал, что Галя Бениславская ему рассказала о приезде Жени и поисках его. Сообщил, что помнит, горит желанием встретиться, но работа бросает в самые горячие точки. В случае посещения Питера обещал навестить.

«Это судьба направляет меня в Москву», — подумала Женя. У нее еще оставались деньги, и, больше не раздумывая, она взяла билет на московский поезд.

В Москву приехала под вечер. Вспомнила свой первый приезд, радостное ожидание того, что увидит древний город, о котором много слышала и читала. Сейчас было лишь тоскливое чувство, что опять поступает неправильно. Кого она здесь собиралась встретить? Свое прошлое? Якова? Неизвестно, как он отнесется к ее приезду. Возможно, письмо в Питер было лишь импульсивным порывом, не более. А сейчас куда, в какую гостиницу?

Денег не так много, желательно найти недорогую, чтобы их хватило, пока она найдет выход из положения. Если найдет…

Добралась до почты и позвонила Гале Бениславской, надеясь, что та подскажет, в какой гостинице лучше остановиться.

— Кого вам надо? — раздался в трубке хриплый, раздраженный голос, явно не Галин.

— Галю Бениславскую, пожалуйста, — попросила Женя.

— Галка, тебя к телефону, иди скорее, рука болит трубку держать.

Вскоре послышался запыхавшийся голос Гали:

— Говорите, на проводе Бениславская.

— Здравствуйте, Галя. Это Женя Яблочкина. Я в Москве, только приехала. Прошлой осенью мы познакомились на вечере имажинистов, в консерватории, помните? Вы еще от меня передавали привет Якову Блюмкину.

— Да, Женя, помню. Вот что. Приезжайте ко мне. Возьмите извозчика и приезжайте, я сейчас адрес продиктую.

— Спасибо, Галя. Я только что с поезда, хотела вначале устроиться в гостинице. Не подскажете, в какой лучше, чтобы недорого?

— Женя, приезжайте ко мне. Никаких возражений, запоминайте адрес. Брюсовский переулок, дом Правды. Вы будете очень кстати.

Через полчаса Женя уже была возле указанного дома. Только позвонила, как дверь сразу открылась. Галя почти не изменилась, разве что поменяла прическу. Раньше у нее были чудные длинные густые волосы, теперь она их подстригла и разделила пробором. Ее большие голубые глаза, прекрасно гармонирующие с темными волосами, смотрели грустно, и в то же время в них поблескивали искорки бесшабашной веселости. Похоже, она была немного пьяна.

— Проходите, Женя, — радушно пригласила она. Длинный широкий коридор, заставленный всякой рухлядью, и много дверей. Галя шла впереди, показывая дорогу. Ее квартирка состояла из двух комнат. Здесь было чисто и уютно. Видно, что хозяйка любит порядок. На круглом столе, застеленном скатертью, стояли два прибора, начатая бутылка вина, несколько тарелочек с закуской и длинная желтая роза в высокой хрустальной вазе.

— Женя, очень хорошо, что вы именно сегодня приехали, — сказала Галя, помогая гостье раздеться и пристроить чемодан во второй комнате. — Сегодня, третьего октября, у меня праздник — день рождения!

— Простите, Галя, а я без подарка, — смутилась Женя. — Поздравляю вас! Желаю…

— Женя, вы не так меня поняли. День рождения не у меня… Я только праздную его, потому что этот человек находится очень далеко от меня… Да вы знаете его…

— Галя, вы меня удивляете… Только один человек является нашим общим знакомым, и у него день рождения не сегодня.

— Вы имеете в виду Блюмкина? Нет, речь совсем не о нем.

— Так кто же он?

— Это поэт Сергей Есенин. Помните его выступление в консерватории, которое нам тогда понравилось? Мы с ним вскоре познакомились. Я начала постоянно посещать кафе «Стойло Пегаса», их книжную лавку, перезнакомилась с имажинистами, ходила на все выступления Сергея. Стихи Есенина захватывали меня не меньше, чем он сам. Поэтому каждый литературный вечер был двойной радостью — стихи и он. Что мы так сидим? Давайте выпьем за его здоровье, пожелаем ему долгой жизни, творческого вдохновения и чтобы он долгое время радовал нас своими творениями. — Она налила вино, они чокнулись и выпили.

— Завидую я вам, — искренне сказала Женя. — Быть знакомой с самим Сергеем Есениным… Какой он? Неужели скандалист, как пишут в газетах и рассказывают сплетники?

— Просто он весь на виду… Что думает, то и говорит. Правда, его поступки… Некоторые из них трудно понять… Но если он участвует в скандале, то не ради ссоры, а чтобы добиться справедливости.

— Галя, извините, но, похоже, вы влюблены в Есенина.

— Да, я люблю Сергея Есенина. До Сергея я не любила никого… Думала, что мне это не дано. Да и не хотела. Но Есенин… Когда разобралась в своем чувстве, то поняла, что всем могу пожертвовать ради него, даже принципом не выходить замуж… Отдать тело — чего до тех пор не могла даже представить, — теперь не только могу, но и хочу этого! Знала, что этим сразу же поставлю крест на своей мечте о независимости, и — подчинилась… Настоящая любовь — это жертва!

— А он знает… о вашем чувстве к нему?

— Теперь уже знает… Знаете, а Сережа был женат… Когда он развелся с Зинаидой Райх, своей второй женой, ему негде было жить, и он жил у меня. Это было прекрасное время! Знаю, что буду любить еще и еще, не один раз загорится кровь, но так я никого не буду любить — всем существом, ничего не оставив для себя, все отдавая. И никогда не пожалею, что так было! Хотя сейчас скорее больно, чем хорошо. Но «радость — страдание — это одно». Знаю, что в будущем буду бороться с этим чувством и разогревать в себе малейшее расположение к другим, лишь бы освободиться от Сергея, от этой блажи, этой болезни…

— Он на ваше чувство не ответил?

— Все складывалось хорошо. Он жил у меня, мы проводили много времени вместе. Казалось, что пришло взаимопонимание и что я ему небезразлична. Но ровно год назад, в день своего рождения, он зашел в мастерскую художника Якулова. Собралась компания… После выступления к Якулову привезли известную американскую танцовщицу Айседору Дункан. Она прямо с вечеринки увезла Есенина к себе… Больше он ко мне не вернулся. А я попала в клинику нервных болезней.

— Вы к этой танцовщице испытываете ревность?

— Хотела бы я знать, кто сказал, что можно не быть ревнивым! Ей-богу, хотела бы посмотреть на этого идиота! Ерунда! Можно великолепно владеть собой, можно не подавать вида, более того, разыгрывать счастливую, когда чувствуешь, что на самом деле ты вторая. Можно, наконец, себя обманывать, но все-таки, если любишь по-настоящему, нельзя быть спокойной, когда любимый восхищенно смотрит на другую. Значит, мало любишь. Нельзя знать, что он кого-то предпочитает тебе, и не испытывать от этого боли. Словно тонешь в этом чувстве… Знаю одно — глупостей я себе не позволю. Но что тону, захлебываясь, и хочу выпутаться — мне и вовсе ясно. И если бы кроме меня была — это еще ничего. И это очень хорошо. Но только она… И все же буду любить его, буду кроткой и преданной, несмотря на страдания и унижения.