О'Cанчес - Пинка Удаче Страница 36

Обстоятельный отчет Тушина почтенное собрание слушало вполуха, им и так было все ясно: злоупотребил, недосмотрел, допустил оплошность, запустил руку в общественный карман… И всегда был конфликтен, упрям, неподконтролен.

— Я еще и еще раз вам всем повторяю: деньги были строго, под отчет в копеечку, израсходованы только на самое необходимое: наружное наблюдение, покупку тех или иных ингредиентов, материальную стимуляцию наших помощников — вот, кстати, все квитанции и разблюдовки, по дням и рублям! Вы тут с ума посходили, что ли? Да, обмолвился, виноват. Но информационный путь от слова «галошники» до смысла и содержания наших планов настолько далек, что… Какая еще статья? Где??? Ах, эта… ничего, ничего, я и без очков все, что надо увижу… Я же сказал: виноват, не сумел предотвратить. Но гляньте, сами разуйте глаза: там нет ничего, кроме слова «галошники», на которое никто внимания не обратит! Само по себе, вне предлагаемого плана по «Повороту», это слово практически безобидно. И того рыцаря щелкого пера… хорошо, пусть писателя… и того якобы писателя мы, я — без хлопот стреножу, если вздумает дальше звенеть и докапываться. Я его засек, вплоть до места жительства и номера мобильного телефона, прослушки веду, мои ребята ведут. Я категорически!.. Прошу занести это в протокол заседания!.. Я категорически настаиваю на продолжении подготовки акции «Поворот»! Пока еще повод созреет, пока этот… захочет приехать на торжества и поруководить «на местах», вся так называемая «просочившаяся информация» полынью зарастет! Никакая служба безопасности ничего ни с чем не соотнесет — ну не нам с вами же это объяснять! И нам без разницы — Путин там приедет, Медведев ли!.. Щёлк — и нету сопляка! И немедленный общественный резонанс, и сдвинулись тектонические плиты прогресса в нашу пользу!.. Что-что? Какая еще война!? Кто ее начнет!? А причем тут американцы? Или причем тут Европа, мусульмане, китайцы, шахиды, хасиды, наркоторговцы, пиарменеджеры? Это наша страна, и мы сами выбираем движение для нее, и мы сугубо для себя стараемся. Хуже-то не будет? Не будет, некуда хуже. Значит, есть куда лучше. Признайтесь просто, что струсили! Вы слабаки и лежебоки! Вам теплый сортир и грошовая пенсия дороже блага России! Вот ты, Хомутов, первый трус и лодырь! Твоя бы воля, так мы до последнего покойника все бы в почетных юбилейных президиумах прозаседали бы, воздух портя, и славя Единую Россию, Справедливую Россию, Элдэпээр!.. Капээрэф!.. За подачки и побрякушки! Сиди где сидишь, придурок старый, а то я тебе этой палкой по башке! Плеваться он вздумал!.. Во вдову свою плюйся, маразматик!.. И ты тоже дешевка и приспособленец!.. Что? Не-е-ет, това… господин! Муравленко, а вот ты как раз не трус, а просто подлец и дурак, каких свет не видывал!.. Ишь, председатель тут на нашу голову! Нет, погодите, дайте мне, наконец, всю правду сказать!..

Не дали. Не то, чтобы Вадим Тиберьевич предвидел подобный итог заседания президиума, но он и не исключал его, поэтому захватил с собою наличку, свою, родную, горбом заработанную: а в ней и «столовые», и «гробовые», и «апгрейдерные», и иные, должные обеспечить достойную старость. Эх… Не последнее, конечно, вытряс, а все-таки… Он боевой офицер и терпеть от выживших из ума идиотов обвинения в лихоимстве, в казнокрадстве — нет, такому не бывать! Вынул Вадим Тиберьевич из правого внутреннего кармана «корешок», сиречь полную, в сто листиков, упаковочку стоевровых банкнот, перехваченную двумя цветными резинками, завернул ее в бумажку с отчетом по расходованию доверенных ему общественных денег (за триста пятьдесят тысяч рублей, выданных ему в начале календарного года под отчет, «на оперативные нужды», он отвечал перед союзом) — шмяк ее на стол перед Сережей Муравленко! «На, сучий потрох, считай, пересчитай и подавись! Тут с большим запасом, чтобы всем вам на слабительное хватило!» А сверху каучуковым штемпельком придавил: нате, возвращаю! Им он, согласно внутрисоюзному статусу, визировал те или иные оперативные решения, за которые был ответственен все эти годы.

И ушел.

Запасец листочков проштемпелеванных он себе оставил на всякий случай, в форматах А-4 и А-5, авось пригодится: вовсе не обязательно посвящать во все эти внутрисоюзные дрязги да интриги своих помощников, добровольных и завербованных, пусть думают, что по-прежнему участвуют в общем деле. Но так оно и есть, по большому-то счету, не для себя ведь он старается, а для страны, для сограждан. Они, там у себя, решили заморозить проект, «до выяснения всех обстоятельств». Иначе говоря — струсили, а он его продолжит самостоятельно. И назовет иначе, незапятнанно… «Поступок» — вот как теперь он будет называться. Но только платить помощникам, поощрять их — отныне придется из собственных денег, что тяжко. Где бы добыть средств? Хорошо бы регулярную дань наложить на какой-нибудь магазинчик, ларек… Но какой из него бандит, либо наоборот, защитник от бандитов — на девятом-то разменянном десятке прожитых лет? Тут, в постсоветской России, теперь своих разбойников хватает: и налетчиков, и защитников, и в кожанках, и в погонах, и в галстуках… Расплодили, понимаешь, мерзавцев.

Вадим Тиберьевич постоял в дверях, послушал трескучую и шелестящую полутишину лестничной клетки, спустя несколько секунд вышел за порог, с ключами наготове. Тихо. Вызвал лифт, теперь он даже вниз на лифте катается, ужас. Верхний замок на два оборота, нижний замок — тоже на два оборота, хотя можно было бы и на все три. Но пусть так, сегодня на два, он четко вспомнит, когда вернется и открывать будет: сегодня на два.

Путь до работы предстоял неблизкий: пешим порядком до станции метро «Чкаловская», одну остановку до станции «Крестовский остров», триста метров по Приморскому парку победы — и там еще по ступенькам подниматься на уровень третьего этажа… Прогулка на метро — это необходимое упражнение, для тонуса, а подъем по ступенькам — неизбежная нагрузка.

Тушину вдруг вспомнилось (это было яркое воспоминание, из тех, что хранятся всю жизнь), как он убегал от мафиозной засады, сквозь запахи гороховых блинчиков и живых морепродуктов, сквозь гвалт и суету начинающейся полицейской облавы на городском рынке «Балларо» в Палермо, а за его плечами трепетали, словно два черные крыла, вероятности дальнейшего развития событий: либо его схватят карабинеры и он получит до тридцати лет, а то и пожизненное, за шпионаж и целый букет сопутствующих шпионажу преступлений, либо его догонят и пристрелят бандиты, предположительно, из шайки некоего дона Паоло, наставника и партнера молодых корлеонских вождей: Лиджо и Реины. Угораздило же советского разведчика-нелегала назначить встречу с людьми дона Тотутччо именно тогда, в то утро, когда корлеонцы приступили к решительным действиям против клана Индзерилло, обладавшего в середине семидесятых самыми надежными и эффективными транспортными каналами (нелегальными, разумеется) между Старым и Новым светом.

Он бежал, прижимая ладонь к джинсовой рубашке в области живота, чтобы не вывалился наружу или не провалился в штаны пистолет, заткнутый за пояс, бежал и впопыхах никак не мог просчитать, что провальнее: выбросить ствол, на котором наверняка оставлены отпечатки пальцев, или продолжать держать ствол при себе, как неопровержимую улику его участия в перестрелке, плюс в убийстве как минимум одного гражданина Итальянской республики. Конечно же, это был в доску нехороший гражданин, который, вдобавок, первый затеял стрельбу с пистолет-пулеметом в руках, но задержанному иностранцу, да еще нелегалу из СССР, от этого будет не легче…

Сколько ему было тогда — хорошо за сорок?.. Вернее будет сказать: под пятьдесят. Легкие горели от безумного нескончаемого бега, сердце колотилось так, что… Оказывается, это была счастливая молодость. Сейчас тоже дыхания не хватает: прошел сто метров быстрым шагом — легкие захлебываются без кислорода, словно ты уже умираешь… но сердце в ответ все равно трепещет вяло-вяло. Ему уже почти все равно, сердцу старому, трепыхаться дальше или замереть навсегда. А вот верная беретта-92 до сих пор как новенькая, она не дряхлеет, в отличие от своего владельца… Сколько трудов стоило переправить ее (Тушин любил этот ствол еще больше, чем наган, и почему-то обозначал его — мысленно, про себя — именем женского рода: Большая Берта) на Родину, тайком от вражеского догляда, тайком от коллег и начальства!.. А патроны? Тоже помучился, пока добрал до полного изобилия, но не потому, что дефицит! Нет, как раз нет: наганных патронов в стране — больше, чем книг Ленина, Сталина, Брежнева и Маркса с Энгельсом, вместе взятых, то же и патроны М9 «под Берту» — весь мир ими забит, ибо «натовский» стандарт. Но — конспирация! Один раз засветишь свой интерес к конкретному боезапасу — заложат по службе, а если и не заложат, все равно кто-то будет иметь на тебя тайный крючочек…

Поэтому Тушин терпеливо и аккуратно добывал бельгийские, «со ступенькой», и отечественные «с конусом», ординарные тупоконечные, и с острым рыльцем, под «брамит», россыпью и коробочками по четырнадцать штук, пока не набрал полный цинк револьверных — это более тысячи зарядов, и для голубушки Берты добыл сорок упаковок М9 по двадцати пистолетных патронов в каждой. К ним пяток «пятнадцатиместных» обойм, свежих, неизношенных. Хватит до конца жизни и чтобы еще в аду отстреливаться как минимум неделю.