Дмитрий Барчук - Орда Страница 38

Но путь на восток, к океану, сразу же во многих местах перерезали б передовые екатерининские отряды, только ждущие команды. Пленение царской семьи казалось неизбежным.

Государь не раз предлагал царице с сыном покинуть Тобольск загодя, но Устинья Петровна ни в какую не хотела оставлять супруга.

Взвесив все «за» и «против», мы с государем избрали единственный путь добраться до Америки. Двигаться из Тобольска не на восток, где бы нас поджидали романовские авангарды, а на север, на ладьях вниз по Иртышу, затем по Оби. В июне мы должны были выйти к Северному океану. А дальше за короткое полярное лето нам предстояло обогнуть материк с северо-востока. И к сентябрю мы планировали достичь острова Кадьяк, где располагалось наше первое американское поселение. На крайний случай мы присмотрели на полярном побережье несколько стойбищ эскимосов для непредвиденной зимовки.

Путь предстоял далекий и опасный. Но холод, льды, полярная ночь и дикие звери тревожили нас меньше, чем просвещенные сопл еменники.

В Кремле приготовления к отплытию велись основательно, но секретно. Запасались теплой одеждой, солониной, мукой, крупами и порохом. Всю царскую библиотеку упаковали в огромные сундуки и перенесли в сторожевую башню, откуда было ближе всего к пристани. Так же поступили и с фамильной сокровищницей Рюриковичей.

В послании, с каким отбыл в Томск Иван, я велел Азизе, не теряя времени, снарядить все семейство для полярного путешествия, с собой взять только самое ценное и необходимое, немедленно, втайне от всех, погрузиться в струги и плыть к месту слияния Оби и Иртыша. И там дожидаться нас.

Я торопил свою старшую жену, ибо до места нашей встречи им предстояло преодолеть по рекам расстояние в три раза большее, чем нам. Поэтому велел Ивану не жалеть лошадей и гнать их во весь опор.

С каким наслаждением Аксаков открыл калитку своего особняка. Он дышал полной грудью и не мог надышаться теплым ночным августовским воздухом. Осознание собственной правоты, важности открытия, предчувствие скорого триумфа переполняли его душу. Он вспомнил вытянувшуюся от удивления Володькину рожу, его обалдевшие глаза, когда он ему отдал в автобусе по дороге домой старинный свиток, и сразу даже забыл о своих болячках, которые ему не давали покоя во время сплава.

Андрей Александрович представлял, как залезет под теплый душ, смоет с себя всю тутончанскую грязь, переоденется в свежее белье, выпьет рюмочку хорошего коньяка под хорошую закуску. Блаженство! Он даже зажмурил глаза от предвкушения скорой реализации этих простых человеческих желаний.

Но, зайдя в дом, он первым делом пошел не в ванную, а к телефону. Включил автоответчик, надеясь, что будет сообщение от жены. Но вместо него услышал взволнованный голос сына:

– Папа, я в плену. За меня требуют выкуп. Мать с дедом за границей. А деньги нужны срочно. Ты один можешь меня спасти. Перезвоню в понедельник утром. Обязательно будь дома.

У Аксакова потемнело в глазах. Он забыл и про душ, и про коньяк, а только сидел в кресле и смотрел на телефон, ничего перед собой не видя. Понедельник уже начался.

Из забытья его выдернул телефонный звонок. Он трясущимися руками схватил телефонную трубку.

– Папа, ты дома? Как здорово, что хоть ты приехал. Ты прослушал мое сообщение? Вся надежда только на тебя…

Лешка тараторил без умолку, но у него вырвали трубку. И грубый, хриплый голос с явным кавказским акцентом сказал:

– Привет, папаша. Если хочешь вернуть своего сына, готовь лимон зеленых. Иначе я тебе вышлю посылкой его голову.

От названной суммы у Андрея Александровича пересохло во рту, и он кое-как выдавил из себя:

– Но у меня нет таких денег.

– Я знаю, что тебя баба кинула. Но остался дом. И говорят, что очень большой, очень хороший, богатый дом в центре города. Продай его и привези мне миллион. А я тебе отдам твоего сына. У тебя есть три дня, чтобы привезти мне деньги. Иначе пеняй на себя.

– Но… но… – Андрей Александрович с трудом находил слова. – Но сейчас не сезон. Время отпусков. На рынке недвижимости – застой. Так быстро я не найду нормального покупателя. Придется отдавать за бесценок.

– Сколько ты можешь получить за дом сегодня или завтра? – поинтересовался кавказец.

– Не знаю. В лучшем случае половину…

– Хорошо. Через три дня привезешь половину лимона – и сын твой. Я сегодня щедрый. Вечером сообщу, куда привезти деньги.

– Папа, папа, он не шутит, – залепетал в трубке голос Алексея. – Наши их так обложили, что им деваться некуда. Если ты не привезешь деньги, они меня, точно, убьют. Двоим нашим уже отрезали головы…

Связь оборвалась.

Аксаков стал лихорадочно соображать, кто может выложить за их дом сразу такую сумму. Конечно, пятьсот тысяч долларов – не цена за особняк. Три этажа, почти тысяча квадратных метров с евроотделкой, сауна, бассейн, зимний сад, два камина, тренажерный зал, библиотека, гостиная, столовая, кухня, пять спален, два кабинета, гараж, как целая автомобильная стоянка под домом, двадцать соток прилегающего парка за ажурной чугунной оградой – все это вместе стоило гораздо больше, чем полмиллиона долларов.

Многие богатые люди заглядывались на этот дом и предлагали за него нормальную цену, но Андрей Александрович всем отвечал отказом, отшучивался и приговаривал: «Мой дом – моя крепость».

И вот настал день, когда он посчитал бы за великое счастье сдать эту крепость за бесценок.

Он обзванивал знакомых нефтяников, газовиков, банкиров, других крупных дельцов, у которых, по его мнению, должны были быть такие деньги, но у всех что-то да не срасталось. В основном не хватало времени, чтобы собрать требуемую сумму.

Отчаявшись, он набрал номер Киреева.

Володька примчался буквально через полчаса. Он, как вихрь, ворвался в дом Аксакова и с порога прокричал:

– Андрюха, я знаю, где взять деньги!

– Лариса согласна купить дом?! – с последней надеждой воскликнул хозяин.

Киреев сразу замялся и ответил:

– Этот вопрос тебе лучше обсудить с ней лично. Она в принципе не против. Но я к тебе приехал не за этим. Мы можем получить гораздо больше, чем полмиллиона, у других людей. Вдобавок станем почетными членами любого национального исторического общества. Американского или даже британского. Большие деньги, мировая карьера! И это только стартовая цена за манускрипт!

Аксаков сразу осунулся и обречено завалился в кресло, с которого только что вскочил.

– Кто тебе это предложил? – безразличным тоном спросил Андрей.

– Точно не знаю, – честно признался Киреев. – Я просто отсканировал часть туруханского манифеста и скинул ее с сопроводительной запиской по электронной почте на и-мейл Королевского исторического общества в Лондон. Но ответили почему-то американцы. Со мной связался атташе по культуре американского посольства в Москве. Он ждет меня в столице с нашей находкой. Как ты думаешь, сколько с него запросить за нее?

– Нисколько, – произнес Аксаков. – Освобождению Алексея эта сделка вряд ли поможет. Насколько я знаю этих господ, они никогда не торопятся расставаться с деньгами. А мне пятьсот тысяч нужны завтра. И вообще, этот документ нельзя продавать на Запад. Это достояние России, ее шанс к возрождению, и мы не имеем права им торговать.

Киреев разнервничался и стал ходить, заложив руки за спину, из угла в угол.

– Какое, к чертям собачим, достояние?! Какой России?! – взорвался кандидат исторических наук. – Ты хочешь подорвать все устои цивилизации? Чтобы это быдло под названием российский народ, которое с таким трудом цивилизованные люди загнали в отведенное для него стойло, вновь поднялось и стало угрожать миру? Мало тебе было Сталина! Хочешь нового Чингисхана! Опять противопоставить Россию всему человечеству? Знаешь, как это называется, мой друг? Фашизм!

Аксаков напряженно молчал, а затем тихо произнес.

– Ошибся я в тебе, дружище. Давно ли ты перебивался репетиторством, получая в школе жалкие гроши? Ты думаешь: если ты живешь с богатой женщиной, то и в стране в целом жизнь изменилась к лучшему. Твои коллеги так же пребывают в нищете. А лучшие умы уезжают на Запад, сырье уходит туда же. Львиная доля богатства оседает там, оставляя нам жалкие крохи. Все страны в дом к себе тащат, а мы из дома. И будет еще хуже, если мы не осознаем себя, как нацию, не найдем свое место в мире. Фашизм – это другое, Володя. Это когда одна нация ставит себя выше всех остальных народов, стремится поработить их. В нашем же случае речь идет об элементарном выживании страны. Чтобы одна ее половина не подавилась другой. Да назови ты человека десять раз свиньей, на одиннадцатый он захрюкает. Нас же превратили в таких свиней, украв у нас прошлое, а теперь науськивают друг на дружку. Россия – не только христианская страна, но и мусульманская тоже. Если эти веры не найдут между собой согласия, не будет России.