Салман Рушди - Гримус Страница 38

Эльфрида нагнулась над мужем, поцеловала его в купол лысой (или скорее лысеющей) головы и вышла из комнаты.

«Так начинается новая жизнь», — сказал себе Взлетающий Орел, отмывая свое измученное тело в ванной. Остаток прошлой ночи был проведен под роскошными простынями на пуховой перине. Он просто обязан воспользоваться подвернувшейся удачей. Одно было ясно без сомнений: чета Гриббов жила гораздо лучше первых его благодетелей — Виргилия Джонса и Долорес О'Тулл.

Первая вода с него ушла в слив совершенно черной. Он был ужасно грязен. Его волосы напоминали буйные нехоженые заросли. Взлетающий Орел решил вымыться повторно; пришлось использовать холодную воду, но это значения не имело. Цвет воды опять сменился с прозрачного на черный. Только после третьего омовения он мог с уверенностью заявить, что чист. Когда он появился из ванной, Игнатиус Грибб уже поджидал его рядом с аккуратно разложенным на кровати бельем и костюмами. Взлетающий Орел выбрал скромный темный костюм и галстук — все, и сорочка и белье, сели вполне сносно. От шляпы он отказался.

— Надеюсь, я вылил на себя не всю вашу воду? — вежливо осведомился он.

— Ерунда, ерунда, — отозвался Грибб. — У нас на крыше вместительная цистерна. Теперь пойдемте со мной — похвалимся вашим новым сияющим обличьем Эльфриде. Она будет сражена.

По коридору они прошли на маленькую светлую террасу. Миссис Эльфрида лежала в шезлонге с макраме на коленях. При виде вошедших она села и всплеснула руками.

— Боже мой, — воскликнула она, — вот теперь я вижу ваш естественный цвет, мистер Орел.

— Весьма признателен, мадам, — поклонился Взлетающий Орел.

Миссис Эльфрида позволила чуточке румянца разлиться по своим щечкам.

— А сейчас оставьте меня ненадолго в покое, — заявила она. — Я ужасно занята.

Рядом с Эльфридой на кофейном столике стоял старый, почти антикварный заводящийся пружиной фонограф; протянув руку, миссис Эльфрида опустила на пластинку иглу. Зазвучала музыка. Музыка, которой Взлетающий Орел не слышал вот уже несколько веков. Духовые и смычковые инструменты: прелюдия к почти забытому покою. Взлетающий Орел проглотил внезапно подкативший к горлу комок.

— Тогда в мой кабинет, мистер Орел, — заторопился Игнатиус Грибб. — Я предложу вам капельку выпить — что скажете?

С трудом оторвав взгляд от чудесной картины, Взлетающий Орел повернулся и проследовал за маленьким, шустрым и непоседливым сморщенным человечком в глубь дома.

— Уверен, мистер Орел, что вы немало повидали на своем веку, — объявил Игнатиус Грибб. — Глядя на вас, это можно утверждать с уверенностью.

— Ваш дом постоянно напоминает мне о старых временах, — ответил Взлетающий Орел. — О наиболее приятных и радостных временах. Вот это шерри, например, — оно очень хорошо. Я не пробовал такого шерри, наверное, лет сто.

— Ко всем прочим своим достоинствам Эльфрида еще и весьма благоразумна, — заметил на это Грибб. — Когда мы решили предпринять путешествие на остров Каф, она настояла на том, чтобы взять с собой все без исключения мелочи домашнего обихода. Таким образом, замечу вам, у нас оказался здесь небольшой погребок, которым мы пользуемся довольно редко, для таких случаев как, например, сейчас. В основном, смею вас уверить, мы пьем местное вино. Оно немного терпкое, но это лучше, чем ничего.

Взлетающий Орел едва сдержал смешок — гном, рассуждающий о винах с видом знатока, представлял собой весьма потешное зрелище.

— Нужно отметить, что многое о вас я узнал по глазам, — продолжил тем временем Грибб. — Вы удивитесь, узнав, сколько всего удается прочитать в глазах человека. Можно довольно легко судить, скажем, о его характере и положении. Человек, битый жизнью, щурится; его противоположность, герой-победитель, смотрит горделиво, широко открытыми глазами. Рад сообщить вам, мистер Орел, что ваши глаза сразу же увиделись мне широко открытыми. Мы с вами можем подружиться, мистер Орел.

Взлетающий Орел смущенно пробормотал слова благодарности. Для себя он решил, что гном глуп и к тому же излишне самоуверен; но в ответ на бескорыстное гостеприимство следовало проявлять терпимость.

Закончив разминку и вежливые расшаркивания, мистер Грибб был готов пуститься в пространные рассуждения на любую тему, и потому вопрос Взлетающего Орла о принадлежности к школе философии принял с восторгом.

— Когда-то давно, — начал гном, — я обратил внимание на различные формы представления нациями своего знания и опыта и чрезвычайно ими заинтересовался. Накопленные за несколько столетий, а иногда и тысячелетий знания в виде высококонцентрированных сгустков передаются из поколение в поколение, частично видоизменяясь, совершенствуясь и выкристаллизовываясь в еще большей чистоте. Пришедшая мне в голову когда-то очень давно мысль о том, что сам по себе источник-материал этих форм воплощения знания может стать предметом философских изысканий, показалась мне поразительной. Другими словами, сэр, я нашел способ достигать необычайной гармонии противоположностей: это — сочетание наиболее полновесных слитков народных мудростей, проверенных временем, в ритмической или стихотворной форме, придающей этим мудрым изречениям изящество, завершенность и связность, а самое главное, популяризирующих их. Я возвращаю людям их интеллект.

— Я не совсем… — начал было Взлетающий Орел.

— Неужели вы не понимаете, что я имею в виду, мой дорогой друг? Стихотворная форма, структура, стиль: все это в изобилии можно найти в сказках, в старинных преданиях и легендах, но самое главное — в… (гном широким театральным жестом протянул руку к своему письменному столу и взял оттуда рукопись)… самое главное — в клише!

«Боже мой!» — пронеслось в голове у Взлетающего Орла.

— Вот это, — провозгласил Грибб, — главнейший мой труд. Философия универсальных цитат. Цитаты на любой случай, под знаком которых жизнь приобретает иной оттенок — понимания и терпимости. Картинное обрамление из фраз, несущих подлинно универсальный смысл, обрамление, в котором можно чувствовать себя спокойно. Вот послушайте — мое первое и, может быть, самое универсальное из возможных творение:

Пески времени текут к новому Истоку.

— Потрясающе, — отозвался Взлетающий Орел.

— Вы в самом деле так считаете? Да, да, да: это так и есть, стоит только вдуматься. Пожилая тетушка на свадьбе подыскивает слова, способные нарисовать несущую мудрость и пронизанную идеей перспективу. Она может использовать эту фразу на церемонии венчания, и празднество тотчас приобретет новый, углубленный смысл. Та же тетушка готовит на кухне сверхобильный обед; она произносит ту же фразу — с оттенком стоицизма — и тем самым два разъединенных доселе события немедленно увязываются в одно. Таким вот образом философия универсальных цитат позволяет нам ощущать неразрывность и взаимосвязь жизни. Мы видим, что и свадьба и суета на кухне имеют один и тот же преходящий смысл. Цитата помогает нам верно осветить оба события.

— Удивительно, — проговорил Взлетающий Орел.

— Дорогой вы мой, дорогой вы мой, дорогой вы мой, — заторопился Игнатиус Грибб. — Теперь я уверен, что мы обязательно станем друзьями. Очень хорошими друзьями. Вы понравитесь Черкасову, не сомневайтесь. Я так вас ему рекомендую, что о противном и думать не стоит.

— Насколько я понял, — решился высказаться Взлетающий Орел, — неприятности могут возникнуть из-за предмета моего основного интереса.

— Ох, — взмахнул ручками Игнатиус, — какая ерунда. Черкасов очень терпим.

— Но люди в «Эльбе» отнеслись к моим словам настороженно.

Грибб насмешливо хмыкнул.

— Так, так, так, так, — затараторил затем он. — О чем же идет речь, смею спросить? Что это за преступный предмет вашей заинтересованности?

— Гримус, — просто ответил Взлетающий Орел.

Грибб молча опустился на стул. Древние часы отсчитали несколько десятков секунд. Под потолком у лампы с подозрительным жужжанием кружилась муха.

— Эльфрида что-то такое мне говорила, — снова подал голос Грибб. — Но тем не менее. Вам не стоит изводить себя напрасными опасениями.

Свои уверения гном подкрепил несколькими кивками. Но легче от этого на душе у Взлетающего Орла не стало.

Эльфрида возлежит в своем шезлонге; Игнатиус сидит рядом с ней на стульчике; макраме небрежно брошено на пол — единственный штришок неаккуратности в идеально прибранной комнате. Из рупора фонографа льется старая-старая песня.

День перевалил за полдень, и туманная дымка сменила цвет с утреннего золота на дневную желтизну. Желтый — цвет жизни, вспомнил Взлетающий Орел, сидя на скрипучем стуле с прямой спинкой напротив своих хозяев и рассматривая их. Терраса погружена в легкую прозрачную дымку. «Время замедлило ход», — с удовольствием сказал себе Взлетающий Орел. Он был почти счастлив. В К. прошлое снова обретало смысл — это была маленькая модель живущего в мире и согласии света, здесь можно было найти все, даже весь спектр национальностей: О'Тулл, Черкасов… Имена этих людей воскрешали прошлый мир к жизни вне зависимости от того, нравился он им или нет. Здесь, в теплой и уютной утробе дома Гриббов, Взлетающий Орел наконец обрел то, что давно искал и чего давно желал — покой.