Крис Роберсон - Золотая гора Страница 4

Кое-кто из винландеров нашел себе работу на заводах, фабриках или на рыболовных траулерах — в общем, на любой тяжелой работе, которую не хотели делать китайцы. Многие перебирались из прибрежного района Гуандуна в другие китайские провинции, объединяясь в маленькие колонии «белых призраков» и кое-как зарабатывая на жизнь. Что касается меня, то я остался в Гуандуне. Стройплощадка закрылась, и мы, те, что осели по ту сторону залива в Девяти Драконах, брались за первую попавшуюся работу. Там, в Городе Призраков, была стена, где винландеры вешали свои записки и объявления, и мы часто ходили туда в поисках работы. Но там попадались не только объявления о работе, но и полные отчаяния записки: отец разыскивал сына, брат — брата. А то еще вешали предупреждения, чтобы люди не шли работать к тем фермерам или владельцам фабрик, которые не платили обещанного жалованья или кормили своих рабочих несъедобной пищей. Старики, те, что с самых первых дней вкалывали на Золотой Горе — у большинства недоставало пальцев на руках или ногах, а то и вовсе не было руки или ноги, — сидели на перевернутых фруктовых ящиках и читали записки тем, кто сам не мог прочесть.

В те дни процветали банды и группировки по принципу взаимовыручки, обычно объединявшие людей одного штата или района Винланда «Одинокие звезды Техаса», «Странствующие сельхозрабочие Оклахомы», «Кардиналы Кентукки». Сам я терпеть не мог ничего в таком роде, но достаточно хорошо знал, что лучше не вставать им поперек дороги. Если кто-то из «Одиноких звезд» претендовал на ваше место в баре, то лучше было с ним не связываться, если вы хотели сохранить на другой день целыми руки и ноги. Но при этом они жили по своему собственному моральному кодексу, и если вы поступали с ними по-честному, то и они платили вам той же монетой.

В Городе Призраков имелись игорные притоны, такие, как были в свое время в палаточном городке Золотой Горы. В подобных местах мужчины резались в кости или играли в карты, держали пари на собачьих и петушиных боях, на боксерских матчах и состязаниях в ловкости. Многие за одну ночь разгула лишались месячного заработка, хотя, думаю, попадались и такие, кто получал от этого выгоду. Многие также оставляли деньги в питейных заведениях, где иногда встречались китайцы и китаянки с именем и положением в обществе. Развалившись на скамьях из твердого дерева, они курили толстенные крученые сигары и потягивали виски из Теннесси и кентуккский бурбон. Они приходили туда, чтобы проникнуться местным колоритом, подслушать у «дикарей» свеженькую забавную историю и поделиться этим фольклором дома.

У меня все еще сохранялся приличный счет в банке — мои собственные сбережения и то, что досталось мне после смерти Майкла. Я снял квартиру в приятном районе Города Призраков и получил хорошо оплачиваемую должность начальника смены на фабрике по скручиванию сигар. Работали там одни южные винландеры, а владельцем был Мандарин, который по-доброму относился к своим рабочим, когда у него было нормальное настроение. Стоило же настроению испортиться, он мог рассвирепеть как сто чертей, но, к счастью, такое случалось нечасто.

Несколько лет дела у меня шли хорошо, но все изменилось, когда я заразился оспой. Я лишился работы и был чертовски близок к тому, чтобы лишиться жизни. Большинство из нас, кто подхватил эту болезнь, умерли от нее, а тем, что выжили, придется до конца жизни терпеть шрамы. Ясное дело, мы не доверяли китайским травникам, поэтому вручали свои судьбы в руки винландерских костоправов, практиков, у которых почти не было опыта в лечении этой болезни и нужных лекарств. К тому времени, когда худшее осталось позади, я совершенно ослаб и весь покрылся шрамами, так что спустил почти все накопленные деньги на лекарства. Меня уволили с фабрики, чтобы я не заражал других, а когда мои сбережения иссякли, меня выселили из моей квартиры и выбросили на улицу. Так в сорок два года я вновь оказался на дне и вынужден был начинать с нуля.

Я нашел работу в магазине одежды — подрубать кайму на дамских халатах. Моего заработка хватало на то, чтобы снять маленькую комнатку и регулярно питаться, но не более. К тому времени я уже несколько лет не отправлял домой деньги и все еще время от времени терзался из-за этого. Иногда задумывался о том, что стало с моими родителями. Теперь-то они наверняка умерли. Узнали ли они от кого-нибудь, что произошло с Майклом, или, умирая, думали, что он еще жив где-то за морями?

У остальных винландеров дела в Китае шли не намного лучше. В газетах нас изображали неучами и варварами. Они называли нас дикарями, нечистыми, рассадниками непонятных страстей и заморских болезней. Каждый год выходили новые указы: то о том, что китайцы не могли жениться на белых или что мы не могли владеть никакой собственностью, а то еще, что белые не имели права принимать государственные экзамены, — короче, ни на шаг из строя.

Все это достигло своего предела десять лет спустя после окончания строительства Золотой Горы. Коллегия совещательных органов издала особый декрет, запрещающий въезд винландеров в Китай. Женам и семьям тех работяг, что, как и я, жили здесь постоянно, был закрыт сюда доступ. А здешним винландерам полагалось зарегистрироваться и все время носить при себе документы. Только учителям, торговцам, студентам и дипломатам разрешили въезд, да и то не всем.

Потом дело дошло до выселения; когда винландеров, переехавших в другие районы Китая, силой изгоняли оттуда, в ход шли даже клинки и винтовки. В те годы, после того как закончили строительство Небесного Моста, в большинстве крупных китайских городов имелись свои города призраков, но после особого декрета единственный такой город остался в Девяти Драконах.

Некоторые винландеры объединялись в партнерские сообщества, доходящие до десяти человек, они вкладывали деньги и открывали свое дело, что позволяло им обрести статус торговца. Тогда они могли получить сертификат на легальное проживание, вместо того чтобы числиться кочевыми рабочими. Я попытался войти в долю с двумя братьями по фамилии Джеферсон и их кузенами, чтобы открыть в Городе Призраков мануфактурный магазин, но под конец семейные узы оказались прочнее любых обязательств. Братья с помощью одного из кузенов подделали документы и исключили меня из партнерства, выманив все мои деньги и оставив меня даже в более бедственном положении, чем прежде. Мне было под пятьдесят, а годился я теперь разве что для физического труда.

Больше тридцати лет прошло, почти половина китайского цикла, а я оказался практически в том же положении, что и в самом начале. Со времени приезда на Золотую Гору мне лишь два раза немного повезло, во всяком случае по винландерским понятиям, да и то ненадолго. С тех пор я ничего похожего не добивался. Быть может, не так уж и стремился к этому. Короче, эти два шанса так и остались всем, что у меня было в этой жизни, и, использовав их, приходится ждать только ухода в мир иной или следующей жизни — это уж как получится. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что так и не женился, но в этой стране так редко встречались винландерские женщины, что у меня не было особого выбора. Как плохо, что Цзу Сан не подождала еще хотя бы несколько минут и спрыгнула с балкона в «Эксельсиоре». Глядишь, мы и были бы счастливы вместе. Я до сих пор вспоминаю ее, время от времени. И своего брата, конечно.

Особый декрет отменили спустя пятнадцать лет после его введения, но тот факт, что теперь винландерам стало легче эмигрировать в Китай, для нас, старых холостяков Города Призраков, почти ничего не значит. Я умру, даже краем глаза не взглянув еще раз на родную землю. Жизнь прошла мимо. Мы ждем. И будем рады смерти, когда она придет.

В вестибюле толпились постоянные пассажиры в ожидании звонка, который возвестит о прибытии очередной гондолы. Сразу за дверью бежали вверх электромагнитные рельсы. Оставляя далеко внизу облака, они взбирались на самый верх башни. У одной из стен этого помещения стояли двое: женщина винландерского происхождения и очень старый белый призрак.

Джонстон Лин и Макалистер Джеймс находились на острове Благоухающая Гавань, в зале ожидания базовой станции Золотой Горы. С силой прижимая к груди стиснутые руки, старик затравленным взглядом озирался по сторонам. Лин не говорила ему, зачем они пришли сюда, сказала только, что приготовила для него сюрприз. А до того как покинуть его арендованную комнатку, ей пришлось пустить в ход еще одну стопку медяков, и, лишь крепко зажав их в руке, Макалистер согласился встряхнуться.

Лин задержалась в Гуандуне дольше, чем ожидала. Она могла уехать еще неделю назад, когда взяла интервью у Макалистера, но, выслушав его историю, подумала, что должна еще кое-что сделать.

Глядя теперь на старика, она вспоминала своего деда. Ее родной дедушка, не женись он на бабушке, мог быть сейчас таким же. И если, подняв на ноги детей, не открыл бы в Гуандуне во времена особого декрета процветающий винландерский ресторан, а позже, перебравшись на север, не организовал бы в столице свою собственную кухню. Однажды ему довелось обслуживать дальнего родственника самого Императора. А умер дед в своей постели в окружении семьи и друзей. Не присутствовала при сем лишь неблагодарная внучка, которая никогда не задумывалась о том, на какие жертвы шли ее родители и прародители, чтобы она выросла в Китае, где могла теперь принимать государственные экзамены и занимать административную должность. Правда, женщины до сих пор не получили права на владение собственностью и не могли еще раз выйти замуж после смерти супруга, но Лин не сомневалась, что все это лишь дело времени.