Виктор Пелевин - Ананасная вода для прекрасной дамы Страница 41

"Сколько бы шарманок ни работало в голове, — подумал Олег, — я все равно могу находиться только в каком-то одном месте…"

Пространство мысли было одномерным по очень простой причине — его единственным измерением был он сам. Олег снова вспомнил Платона:

"Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине…"

Интересно. Он никогда не задумывался об этом раньше, но воспринять такое долгое предложение можно было одним-единственным способом — пропуская его, слово за словом, как нитку, в игольное ушко того единственного измерения, которое он только что открыл.

Это происходило очень быстро, но при желании можно было увидеть, как именно: с каждым словом общая картина усложнялась, мерцая в сознании, будто изображение, создаваемое бегущим по кинескопу электронным лучом.

"Люди — обращены — спиной — к — свету…"

Возникло что-то вроде уткнувшихся лбом в пол мусульман с ярко освещенными на спинах халатами.

"Исходящему — от — огня — который — горит — далеко — в — вышине…"

Появилось подобие костра, который унесся на вершину горы и превратился в яркую точку.

А затем случилось нечто неожиданное — между ним и этой точкой пронеслась быстрая тень, словно какая-то птица закрыла на миг крыльями источник света.

Олег успел увидеть, куда улетела птица — сделав несколько кругов в темноте, она метнулась в сторону и села на какую-то ровную плоскость. Олег вгляделся в нее пристальнее и понял, что видит собственную тень на стене перед кроватью.

От испуга он неловко дернул головой и почувствовал боль в шее — кажется, ухитрился растянуть какую-то крохотную мышцу.

Видимо, тень хотела больше внимания.

"Вот почему духовно богатому человеку так трудно попасть в рай, — подумал Олег. — Потому что у него в голове очень много верблюдов, с которыми он ни за что не хочет расстаться. Караваны сокровищ. А рай — это игольное ушко".

На следующий день Олег отыскал у Платона что-то вроде издевательского намека на свой вчерашний опыт:

"Когда с кого-нибудь снимут оковы, заставят встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх — в сторону света, ему будет мучительно выполнять все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на вещи, тень от которых видел раньше… Да еще если станут указывать на ту или иную мелькающую перед ним вещь и задавать вопрос, что это такое, и вдобавок заставят его отвечать!"

Хорошо еще, что рядом не было пытливого и требовательного Главлита, с которым пришлось бы обсуждать мелькнувшее в темноте.

Из платоновского текста следовало, что верхнюю дорогу можно увидеть — но никаких практических методов "снятия оков" описано не было. Впрочем, все вопросы можно было задать тени.

Придя домой, Олег обнаружил, что в комнате кое-что изменилось: хозяин наконец поменял белье и полотенца. Кроме того, на стене появился большой плакат с Шивой — к счастью, не там, где жила тень, а сбоку, возле двери.

Это был так называемый Шива Натараджа: Царь Царей и Царь Танцоров. Он был синего цвета, с четырьмя руками и попирал ногой маленького усатого человека, похожего на Микояна. Усатый человек не проявлял ни страха, ни недовольства, ни даже интереса, и принимал происходящее со спокойным достоинством.

Сев в луч света, Олег сформулировал про себя свои вопросы и около часа созерцал тень, пытаясь получить хоть какой-то ответ. Потом, устав от ее молчания, он стал коситься на плакат с Шивой.

Он столько раз объяснял символику этого изображения туристам, что у него в голове сам собой включился суфлер, заговоривший его собственным бодрым голосом:

— В его волосах, дорогие друзья, вы видите полумесяц. В одной из его правых рук дамара, барабан, напоминающий по форме песочные часы. Из звуков этого барабана образовался санскритский алфавит, и все остальные алфавиты тоже — все человеческие языки. Из этого же барабана появляется и творение… В одной из левых рук Шива держит пламя. Этот огонь разрушает и сжигает весь материальный мир. Таким образом, танцующий Бог есть разрушитель и созидатель одновременно…

Он мог бы рассказывать и дальше, были бы слушатели. Свободные руки Шивы показывали полные мистического смысла мудры, и даже поднятая нога была приподнята не просто так — этот жест символизировал майю, то есть иллюзию. Можно было поговорить и про барабан, и про браслеты на ногах, и про набедренную повязку из тигровой шкуры.

Синий толстяк с усами тоже оказался под божественной пятой не просто так. Это был злобный карлик с труднозапоминаемым именем на "М" (наверно, поэтому вместо него и выныривал Микоян — один раз Олег даже сказал так важным туристам из Баку, и никто из них не удивился). Карлика создали в богоборческих целях какие-то медитативные мудрецы древности, но он не смог причинить Шиве вреда.

Олег в свое время сочинил бедняге такую эпитафию:

У Шивы четыре руки,в руках его барабан и огонь.Но трогать его не моги, не моги,не будь, братан, таким дураком.

Однако сейчас Олег задумался не о поверженном Микояне. Повернувшись к лампе боком, он поднял руки в стороны — так, что ладони с растопыренными пальцами оказались на одной линии с головой и фонарем. Вокруг головы на стене возник ирокез из пальцев — словно шипы над черепом динозавра.

Если бы у него, как у Шивы, была рука с пылающим в ней огнем, она вполне могла бы выполнять роль фонаря. Тень бы не изменилась. А если была бы еще одна, с магическим барабанчиком, то тень этого инструмента слилась бы с тенью головы, и никто не догадался бы, что именно из барабанчика рождаются заполняющие голову слова и мысли. Все четыре руки слились бы в одну кляксу, вроде овала с рептильным ирокезом, который он видел перед собой на стене… Шива, ей-богу, Шива… Затанцевался, совсем себя забыл, и решил, что он и есть тень. Типичнейший случай.

Трехнедельная тень поглядела на Олега с любопытством, но не сказала ничего.

Возрастом совершеннолетия для тени был один лунный месяц.

Олег не помнил, откуда это стало ему известно, но предполагал, что от самой тени. Она могла послать ему сообщение в коротком сне, куда он часто проваливался во время своих созерцаний, или нашептать что-нибудь в ухо, пока его ум был занят другим.

В двадцать девятый день практики он сел на свое место между фонарем и стеной с некоторой опаской. Но ничего необычного не случилось. На тридцатый день тоже. А на тридцать первый Олег решил проявить активность сам.

Усевшись перед стеной рано утром, он перепробовал все — рюмку, трезубец Шивы, копье судьбы и еще много промежуточных безымянных комбинаций. На тень это не произвело никакого впечатления. Прошло больше двух часов, и у него стали болеть ноги. Тогда он вдруг гаркнул на стену:

— Говорить будем?

Как ни странно, это подействовало. Тень сразу ответила — мало того, Олег услышал именно то, что хотел.

"Ты думаешь, что есть тайный смысл в рассказе Платона про пещеру. И в изображении танцующего Шивы тоже…"

Именно так, согласился Олег.

"Такой смысл действительно есть. Но даже если ты с ним ознакомишься, то вряд ли поймешь. И уж точно не запомнишь надолго".

Олег выразил полную готовность к такому ограничению.

"Кроме того, — добавила тень как-то грустно, — это знание доступно только тени… Но здесь как раз проблемы не будет. И еще — один из нас заплатит за это жизнью…"

Последнее понравилось Олегу значительно меньше. Он ожидал продолжения, но тень молчала, и скоро стало ясно, что она решила ограничиться этими смутными и жутковатыми словами.

Олег хотел встать с кровати, но вдруг заметил, что его тень приобрела какую-то странную плотность и густоту. Она выглядела так, будто ее покрыли черной масляной краской. И еще у нее появилась глубина, словно ее выдавили в стене.

Олег с изумлением увидел, что, если он двигает головой из стороны в сторону, с тенью ничего не происходит — она остается неподвижной. Он поднял руку и помахал ею в воздухе. Черный контур на стене даже не шелохнулся, а следа руки на стене не появилось.

Такого просто не могло быть.

Олег осторожно поднес ладонь к тени и почувствовал, что какая-то сила затягивает его руку во тьму. Сперва это было еле заметно, но чем ближе к темному пятну оказывались его пальцы, тем мощнее делалось притяжение, и, когда он подумал, что может не успеть отдернуть руку, было уже поздно.

Пальцы прижало к стене, а в следующий миг произошло немыслимое — они прошли сквозь нее, и непреодолимая сила, сдернув Олега с кровати, протащила его через стену, словно кто-то очень серьезный с той стороны, не довольствуясь простым рукопожатием, решил познакомиться с ним ближе. Рывок был резким и грубым, однако Олег точно вписался в черный контур тени — как пуля в ствол.