Андрей Валентинов - Нуар Страница 42

Все верно, Липка — парень неглупый, а я не всегда вовремя прикусываю язык. Отшутиться? А собственно, зачем?

— Прорекаю, господин поручик. То, что мы сейчас видим — амба. Врангель продержится в Крыму до ноября, на Дальнем Востоке будут драться еще два года, но это уже агония. Большевизия победит, хотя и не во всемирном масштабе, и будет править… Да, еще семьдесят один год и сколько-то там месяцев. Сосчитай сам — до декабря 1991-го.

Поручик покачал головой.

— Злой ты человек, Родион! Ох, злой! Семьдесят один год, да. Пообещал бы двадцать, что ли… Постой, так ведь это у Нострадамуса было! Чего-то там задрожит, восстанет новый Вавилон, презренный город будет расти благодаря всяким мерзостям, а продлится все это, дай бог памяти… Семьдесят три года и семь месяцев, да. Если считать с разгона Учредилки, как раз и выходит… Фу, ты, а я уже испугался! Подумал, а вдруг ты и правду, того…

— «Говорили в народе друг другу: что это сталось с сыном Кисовым? Неужели и Саул во пророках?» Да зачем нам пророк, Липка? Неужели с самого начала не ясно было? После того, как в ноябре 1917-го профукали Москву, я не просто понял, прочувствовал. Там бы один регулярный батальон справился, как в 1905-м. Пленных не брать, патронов не жалеть — вот и вся тактика. Только батальона на месте не оказалось.

По небу, в густой весенней синеве, неслышно плыли белые облака. А над Москвой тогда висели тяжелые серые тучи. Снег, дождь, снова снег… Как бездарно продули! У будущих «красных» не было ничего, кроме необстрелянных работяг и непохмеленных дезертиров во главе с великим полководцем Колей Бухариным. Пушки, нацеленные на Кремль, наводили профессор астрономии на пару с австрийским военнопленным. И все равно победили. «Белая гвардия, путь твой высок…» Сапожники!..

— Ты, значит, после Москвы, — раздумчиво проговорил Липка. — А я вот раньше… Погоди-ка!..

Он стащил с головы фуражку и вновь выглянул из окопа. Повертел головой, присел, вернул фуражку на место, не забыв сдвинуть ее на затылок.

— Какая-то сволочь роится. По виду точно нестроевые, то ли обозники грабить собрались, то ли расстрельная команда по наши души… Так вот, Родион, я все понял еще в марте, после «великой бескровной», когда Государь отрекся. Не потому, что я монархист. Я не за царя, я за Империю. Разница, я тебе скажу, большая…

Я оторвал пальцы от ноющей скулы, полюбовался пятнышками присохшей крови. Молодец Липка! Самое время и место для политологических диспутов. Империю ему подавай!..

— То есть, Фёдор, ты бы согласился, если Россия осталась бы империей без Императора? Как нынешний Германский Рейх без Вильгельма? С сохранением органических законов, административного устройства и всех основ государственности, включая Табель о рангах?

Поручик поглядел изумленно, открыл рот, снова закрыл. Наконец, выдохнул:

— Der Teufel soll den Kerl buserieren! Soll das alles buserieren![42] Родька, да мне в жизнь так не сформулировать. Конечно, конечно!..

Слышать из его уст «тойфеля» да еще вкупе с «Родькой» мне еще не приходилось. Видать, и вправду задело.

— Наши монархисты — слюнявые идиоты. Только и могут, что Николашку оплакивать, от которого, между прочим, сами и отреклись, да. Скоро даже из, прости господи, Александры Федоровны святую сотворят, вот увидишь. Личности вторичны, главное — принципы. Если бы большевики восстановили Красную Империю, я бы за оружие не взялся. Служил бы где-нибудь письмоводителем, а расстреляли бы — значит, судьба. Но в том-то и дело, что эта сволочь строит никакую не Всемирную Коммунию. Сознательно, инстинктивно, даже не знаю, но они возвращают Средневековье — самое настоящее Московское царство. Два века нашей имперской истории они просто отменили!

Собравшись с силами, я встал, прислонившись затылком к холодной земле. Липка наверняка понимает, что боец из меня сейчас никакой. Вот и тешит байками. Дать приказ, чтобы уходил? Не послушает, голубая остзейская кровь.

— Ну, Московское царство. И что? Это, Липа, все равно лучше, чем Махно или какая-нибудь Кронштадтская республика. А если уж, извини, в самые глубины нырять, то до Петра государство было державой русского народа, а не компании космополитов, присягнувших престолу.

Поручик, взглянув укоризненно, вновь снял фуражку, пружинисто вскочил, выглянул. Смотрел на этот раз недолго, не более секунды. Вернувшись на место, вздохнул:

— Русский народ — это мы с тобой, Родион. И наши товарищи, живые и мертвые. Нас и наших предков Империя вылепила и в печи огненной обожгла, да. А остальные — только глина под ногами. Из глины этой большевики наскоро налепили големов…

Достал револьвер, морщась, прокрутил барабан.

— …А големы, господин ротный, изволят жаловать аккурат сюда. Не меньше взвода, на нас двоих вполне хватит, да. Последний парад, Родя! Как ты говоришь, амба.

Я встал, расстегнул кобуру «нагана», а затем полез в карман шинели, где ждал своего часа небольшой плоский «браунинг» образца 1900 года, во время оно высочайше рекомендованный господам офицерам для ношения вне строя. Его я берег именно ради подобного случая.

— Значит, и вправду конец командировке, Липка. Сейчас сниму шлем и пойду заваривать кофе. И «July Morning»[43] поставлю, давно уже хочется.

— А крылышки привязать? — неунывающий поручик достал второй «наган». — Предлагаю план. Изображаем «жмуров», а как только господа красножопые начнут по карманам шарить, валим всех, покуда патроны есть. А потом — ты кофе завариваешь, а я с Валькой Семистроевым коньячку выпью, да. Эх, не прочитали молитву, непорядок… Командуй, ротный!

— Уже, — улыбнулся я. — Считай, скомандовал. «Наверх вы, товарищи, все по местам!..»

— О, да-да!

Липка усмехнулся в ответ, подмигнул:

Auf Deck, Kameraden, all' auf Deck!Heraus zur letzten Parade!Der stolze «Warjag» ergibt sich nicht,Wir brauchen keine Gnade!

An den Masten die bunten Wimpel empor,Die klirrenden Anker gelichtet,In stürmischer Eil` zum Gefechte klarDie blanken Geschütze gerichtet![44]

Я бросил взгляд на плывущие по небу облака и мысленно пожелал Липке, чтобы коньяк в его бутылке никогда не кончался. Как там дальше у герра Грейнца?

От пристани нашей мы в битву уйдем,Навстречу грозящей нам смерти,За Родину в море открытом умрём,Где ждут желтолицые черти!

И тут мы услышали, как разорвался первый снаряд.

Общий план. Эль-Джадира.

Февраль 1945 года.

— Арабы это, мсье. Как есть «крысаки». Обнаглели — дальше некуда. Раньше, сами знаете, их в порт на пушечный выстрел не подпускали, а сейчас многих парней, что в доках старались, в армию забрали, вот руки рабочие и понадобились.

В кабинете было накурено и грязно. Со стены хмуро смотрел носатый де Голль, начальничий стол завален папками, в углу двое «ажанов» деловито просматривали некий список. Один время от времени тыкал в него пальцем, второй же кивал, явно одобряя.

— Только какие у них руки, мсье, у «крысаков» этих? Лишь воровать и умеют. И еще грабить, особенно если на гашиш не хватает. Прямо ассасины!

Сержант, командовавший патрулем, оказался знакомым. Именно он проверял у пассажира «Текоры» документы в ночь приезда. Служивый тоже узнал подданного Турецкой республики Ричарда Грая, что сократило формальности до минимума. В паспорт он все-таки заглянул, удовлетворенно кивнув при виде свежих печатей, после чего развил бурную деятельность. Потерпевшего усадили в полицейское авто, заехали в ближайшую аптеку, после чего бывший штабс-капитан, украшенный свежей повязкой, был доставлен на «пост», то есть в участок. Вспомнив финал «Касабланки», Ричард Грай ждал распоряжения по поводу «обычных подозреваемых», которое последовало незамедлительно. Он даже не успел допить чашку свежезаваренного кофе.

— Я, мсье, уже распорядился, — сержант горделиво огладил пышные пшеничные усы. — Есть у меня на примете одна «крысячья» банда, их это почерк. Подстерегают, понимаете ли, прилично одетых господ — и нож к горлу. А теперь, видать, обнаглели, за «стволы» взялись. Да еще среди белого дня, понимаете ли! Они вас наверняка еще внизу срисовали, а пока вы, мсье Грай, поднимались, на авто подъехали, вкруговую. У них старый «Рено», красный, переднее стекло в трещинах. Не видели такой, пока по улице шли?

Бывший штабс-капитан поглядел на служивого не без интереса. Сам он пришел к такому же выводу. «Рено», ни красного, ни иного колера, он не заметил, но на горку можно въехать и с соседней улицы. Невелик крюк.

Сержант между тем, кликнув полицейских, сам заглянул в список. Бегло просмотрев, солидно откашлялся.

— С этих, стало быть, и начнем. Действуйте, ребята! И без церемоний, потому как нечего по живым людям стрелять!

Служивые бодро откозыряли и протопали к двери. Сержант, вновь огладив усы, взялся за кофейник.