Роберт Хайнлайн - Дорога Славы Страница 48

Я спросил Руфо:

— Какую пользу приносило Яйцо ТАМ?

— Никакой, — согласился он. — Да они скоро поняли, что пользы от него не будет нигде — без НЕЕ. Им была нужна или его обслуга из кибернетиков… или Ее Мудрость. Они не могли открыть Яйцо. Только ОНА может сделать это без всякой помощи. Вот они и устроили для НЕЕ ловушку. Чтобы схватить Ее Мудрость или убить ЕЕ — лучше схватить и, если потребуется, убить — и попытаться достать основных сотрудников здесь, на Центре. Но на второй вариант, пока жива была ОНА, они не отваживались.

Стар организовала поиск с целью определения наилучшего способа вернуть Яйцо. Вторгнуться на Карт-Хокеш? Машины сказали: “Ну нет, черт возьми!” Я бы тоже сказал нет. Как можно вторгнуться в такое место, где человеку не только нельзя ни есть, ни пить ничего местного, а и воздухом-то нельзя дышать дольше нескольких часов? Когда массированная атака приведет к уничтожению того, ради чего она начата? Когда плацдармами служат два узеньких Прохода?

Компьютеры постоянно, вне зависимости от постановки вопроса, выдавали один и тот же дурацкий ответ:

— Я.

То есть “Герой” — человек с сильными мышцами, слабым умишком и бережным отношением к собственной шкуре. Плюс кое-что еще. Рейд такого-то человека, при условии помощи со стороны самой Стар, мог привести к успеху. Руфо был включен из-за появившегося у Стар предчувствия (предчувствия Их Мудростей эквивалентны гениальным прозрениям), и машины с этим согласились.

— Я был призван, — как сказал Руфо. — Поэтому я отказался. Только у меня, черт возьми, вое время отшибало разум там, где дело касалось Ее, Она избаловала меня еще ребенком.

Последовали годы поисков строго определенного человека. То есть меня, нипочем не понять, почему. А тем временем храбрецы выясняли положение и постепенно создавали карту Башни. Стар сама ходила в разведку и заодно завязала знакомства в Невии.

Является ли Невия частью Империи? И да и нет. На планете Невии находятся единственные Врата на Карт-Хокеш, не считая тех, что стоят на планете плохишей; в этом и состоит ее важность для Империи — а Невии Империя не важна вовсе.

Данный “Герой” мог скорее всего быть найден на планете варварской, типа Земли. Стар проверила и отвергла бессчетное множество кандидатов, отобранных из многих диких народов, прежде чем чутье подсказало ей, что могу подойти я.

Я спросил у Руфо, сколько шансов давали нам машины.

— Почему ты об этом спрашиваешь? — потребовал узнать он.

— Ну, я маленько разбираюсь в кибернетике.

— Это тебе только кажется. Но все же… предсказание было. Тринадцать процентов за успех, семнадцать, что ничего не выйдет, — и семьдесят процентов за то, что все мы погибнем.

Я присвистнул.

— Ты-то что свистишь! — сказал он с возмущением. — Ты-то знал не больше, чем лошадь кавалериста. Тебе нечего было бояться.

— Я боялся.

— У тебя на это времени не было. Так было рассчитано. Наш единственный шанс был в отчаянной быстроте и полной неожиданности. А вот я знал. Мальчик, когда там в Башне ты велел нам подождать, а сам скрылся и не возвращался, господи, я перепугался так, что успел покаяться за все прожитое.

После подготовки рейд развивался так, как я о нем рассказывал, Или очень близко к этому, хотя не исключено, что я видел не точно то, что случалось, а скорее то, что способен был принимать мой ум. Я подразумеваю “волшебство”, “магию”. Сколько уже раз дикари приходили к выводу: “волшебство”, когда “цивилизованный” человек демонстрировал то, что дикарю непонятно. Как часто окультуренные дикари (которые умеют только ручки крутить) приклеивают ярлыки типа “телевидение”, когда по-честному надо бы сказать “волшебство”.

Стар, однако, на этом слове вовсе не настаивала. Она приняла его, когда на этом настоял я.

Но все-таки я бы расстроился, если бы все, что я видел, оказалось чем-то таким, что, сможет построить “Уэстерн Электрик”,[79] как только лаборатории Белла преодолеют технические дефекты. Где-нибудь должно же оставаться хоть чуть-чуть магии, просто для вкуса.

Ах да, то, что я уснул при первом переходе, было сделано затем, чтобы у дикаря не отшибло от страха ум. Да и “черные ложа” вместе с нами не перенеслись — это было постгипнотическое внушение, произведенное специалистом: моей женой.

Говорил ли я о том, что случилось с плохишами? Ничего. Врата их были разрушены; они изолированы до тех пор, пока не разработают принципов межзвездного путешествия. По небрежным нормам Империи — и так сойдет. Их Мудрости никогда не носят камня за пазухой.

ГЛАВА XVIII

ПРЕКРАСНА планета Центр; почти как Земля, но без ее недостатков. В минувшие тысячелетия ее перекроили так, что стала она Страной Утопией, Пустынь, снегов и джунглей оставили столько, чтобы хватало для развлечений; потопам и прочим бедствиям при перестройке в существовании было отказано.

Она не перенаселена, но по своим размерам — величиной она с Марс, только с океанами — народу на ней порядочно. Сила тяжести на поверхности почти та же, что и на Земле. (Как я понял, постоянная повыше). Почти половина населения временная, поскольку неповторимая красота ее и уникальное культурное достояние — средоточие Двадцати Вселенных — превращают ее в рай для туристов. Для удобства посетителей делается все с наивозможной тщательностью, как у швейцарцев, только с технологией, которой Земля не знает.

Наши со Стар резиденции располагались в дюжине мест по всей планете (и без счету в иных Вселенных); диапазон их простирался от дворцов до крохотной рыбацкой избушки, где Стар приходилось самой готовить. В основном, жили мы внутри искусственной горы, где размещались Яйцо и обслуживающий его персонал; туда входили залы, комнаты для собраний, секретариат и так далее. Стар, когда она бывала в рабочем настроении, хотелось иметь все это под рукой. Однако посол какой-нибудь системы или путешествующий император сотни систем имел не больше шансов быть приглашенным в наши комнаты, чем бродяга у задней двери поместья в Беверли Хиллз — в гостиную.

Но если, он приходился Стар по душе, она могла и в полночь притащить его домой перекусить. Она как-то раз так и сделала — привела какого-то махонького забавного эльфа с четырьмя руками и привычкой подстукивать своим жестам. Только публичных спектаклей она не устраивала и не томилась обязанностью присутствовать на них. Она не проводила пресс-конференций, не произносила речей, не принимала детских делегаций, на закладывала краеугольных камней, не провозглашала особых “Дней”, не совершала церемониальных выходов, не подписывала документов, не опровергала слухов — ничего из того, что уносит время у монархов и вообще начальства на Земле.

Она советовалась с отдельными людьми, нередко вызывая их из других Вселенных, и в распоряжении ее находилось полное собрание новостей отовсюду, организованное в выработанной веками системе. Именно с помощью этой системы она решала, какие проблемы подлежат рассмотрению. Одной из постоянных жалоб была та, что Империя игнорирует “жизненно важные вопросы” — и это было справедливо. Ее Мудрость выносила решения только по отобранным ею проблемам; убежденность в саморазрешимости большинства вопросов лежала в основе системы.

Мы часто бывали на всяких мероприятиях; ходить в гости нам нравилось обоим, а выбор для Ее Мудрости и Консорта был неограничен. Существовал один анти-церемониал: Стар не откликалась на приглашения ни отказом, ни согласием, появлялась, когда ей вздумается и отказывалась от особых знаков внимания. Для столичного общества это было коренной переменой, поскольку предшественник ее установил протокол более строгий, чем в Ватикане.

Одна хозяйка салона пожаловалась мне, как СКУЧНО стало в обществе при новых правилах ~ не смогу ли я что-нибудь предпринять?

Я предпринял. Разыскал Стар и рассказал ей услышанное, вслед за чем мы ушли на бал пьяных художников — настоящее луау!

Центр — это такое рагу из культур, рас, обычаев и стилей, что правил в нем немного. Единственным неизменным законом было: не лезь со своими законами ко мне. Каждый носил то же, что и дома, или экспериментировал с другими стилями; любой званый вечер был похож на маскарад со свободой выбора костюмов. Приглашенный мог бы, не вызывая нареканий, абсолютно голым появиться на званом вечере — иные, слабое меньшинство, так и делали. Я говорю не о нелюдях и волосатых людях; одежда не для них. Я имею в виду людей, которых в американской одежде было бы не отличить в Нью-Йорке, и других, которые даже на Л’иль дю Леван привлекли бы к себе внимание, ибо волос у них нет вовсе, вплоть до бровей. Это для них является источником гордости; показывает их “превосходство” над нами, волосатыми обезьянами, они горды этим так же, как голытьба Джорджии гордится нехваткой меланина. Поэтому обнаженными они ходят чаще, чем другие человеческие расы. Мне их внешность показалась пугающей, но к этому привыкаешь.