Сергей Дубянский - Пятая жизнь Страница 48

— Подожди, — колдун замер; его глаза на неподвижном лице медленно перемещались в орбитах, изучая каждый уголок.

— Что-то не так? — Юля, уже направившаяся, было, в комнату, встревожено обернулась; окинула взглядом коридор, но не обнаружила ничего страшного; хотя как посмотреть?.. До вчерашнего дня опасность представлялась ей исключительно в виде зримых и осязаемых вещей, а сейчас она неожиданно поняла — это все ерунда, в сравнении с тем, что кружится вокруг нас, протягивая нити из прошлого и будущего.

— По-моему, за тобой пришли.

— Кто?!.. — Юля испуганно прижала ладони к лицу. Новое миропонимание тут же родило жутких призраков, готовых утащить ее в мрачный Мидгейм, куда ей уже не хотелось — сулившая так много, нынешняя жизнь казалась ей гораздо лучше.

— Сейчас узнаем.

Паша собирался вернуться к лифту, когда послышался щелчок, и дверь открылась. Он не испугался, но и подготовиться к встрече со «сладкой парочкой» не успел, поэтому растерянно уставился на мужчину в джинсах и клетчатой рубашке; в нем не было ничего особенного, кроме глаз, смотревших как-то… они будто растворяли в пространстве!

Паша почувствовал, что превращается в студнеобразную массу; его естества оставалось все меньше и меньше… Он схватился за перила, но это не помогло — надо было отвести взгляд, чтоб прервать поток уходящей энергии, только сил на это не хватало; показалось, еще пара минут и его пустая оболочка упадет на пол, как сдувшийся воздушный шарик. Однако колдун не стал доводить ситуацию до столь дикого конца и улыбнулся.

— Да, она здесь.

— Кто? — Паша уже забыл о жене, занятый лишь тем, как бы уцелеть в неравном поединке.

— Юля, — колдун отступил в сторону, открывая гостю обзор, — с ней все в порядке, и скоро она вернется домой.

Страшный потусторонний мир, родившийся в Юлином сознании, мгновенно рухнул, обнажив подлость и коварство мира реального. …Сука! Он следил за мной! Унизиться до такого!.. И меня унизить!.. Я ж не лезу к его Кате, хотя могла б устроить разборки!.. Какое ж он ничтожество!..

Немая сцена затягивалась (колдун, видимо, решил сначала предоставить супругам возможность разобраться самим), и Юля спросила:

— Ты зачем явился?

— Не знаю…

Таким убитым Юля не видела мужа никогда; ей стало смешно, но засмеяться она не успела.

— Никогда не входи в ямынь; девять буйволов не вытащат тебя оттуда… — грозно произнес колдун.

… Куда не входить? — Юля удивленно повернулась к нему, — какие буйволы?.. Но на Пашином лице не возникло никакой реакции, и колдун продолжал:

— Разве ты никогда не входил в широкие ворота, возле которых стоят две картонные фигуры в доспехах, и лица их искажены гневом? Разве ты никогда не стоял у красного стола, где сидел человек в шапке из лисьего меха с пуговкой и конским хвостом? Разве у этого человека не был выбрит лоб, а сзади не было длинной черной косы? Ты помнишь, как держал в руках бамбуковую палку и ждал, пока человек в шапке бросит на пол деревянные бирки? Зачем они, ты помнишь?

— Не помню…

— Ты должен помнить, как собирал их, считал, и только тогда знал, сколько ударов нанести обвиняемому. А скажи, почему бирки тебе бросали на пол?

— Потому что… потому что…

— Потому что судья брезговал не только дотрагиваться до палача, но даже разговаривать с ним! Ты помнишь это?

— Наверное…

— И как это место называлось?

— Наверное, ямынь?..

— Да. А ты помнишь, где жил?

— В доме…

— Как назывался твой дом?

— Не помню…

— Фанза. Он был обмазан глиной и имел соломенную крышу; в окна ты вставил бумагу, а единственной мебелью был кан, на котором ты спал ночью, сидел днем, мимо него проходило тепло по дымоходу, согревая тебя. Больше у тебя ничего не было. Так зачем ты пришел сюда, палач?

Несмотря на агрессивный напор чужих впечатлений, куда Юлин любовник старался погрузить его, в Пашином сознании вспыхивали проблески здравого смысла; с трудом, словно говоря на чужом языке, он произнес:

— Я пришел за своей женой…

— Разве она здесь? — колдун мельком взглянул на Юлю и прочитал на ее лице откровенный ужас, — это не твоя жена. Твоей жене с шести лет бинтовали ноги, поэтому у нее атрофировались пальцы, и она еле могла ходить! Зато ее ноги считались самыми красивыми в городе и все называли их «золотыми лилиями»; ее грудь, стянутая бинтами, перестала расти, оставшись двумя прыщиками на худых ребрах. Это была самая красивая грудь!.. Разве могла б она носить такие туфли и такую блузку?

— Нет…

— Тогда иди к своей жене, Чжан Чжоу.

Паша отступил, и черная дверь перед ним закрылась.

— Больше он не будет нам мешать, — довольный колдун повернулся к Юле.

— Это была его прошлая жизнь? — Юля перевела дыхание.

— Ну, что ты? — колдун засмеялся, — разве я могу без шара заглянуть в прошлое? Конечно, нет. В голове болтается столько чужих жизней!.. Мне просто хотелось немножко напугать его. Ладно, пойдем пить кофе, а потом займемся делами.

…А кто докажет, что и со мной он не сыграл такую же шутку?.. — Юля уставилась на колдуна широко открытыми глазами, — он просто начитался исторических книжек, а я, дура, поверила! Люди смертны, и никаких прошлых жизней нет! Это неисполнимая мечта, которой пользуются всякие шарлатаны; это такой же обман, как и Бог, и все, все, все!!..

Прекрасный призрачный замок, построенный вчера, рухнул, и бурная река жизни, мелея, превратилась в ручеек, уверенно заворачивавший свое русло на опостылевшую кухню. На глаза навернулись слезы…

Паша глубоко вздохнул, и неясные видения исчезли; осталась лишь черная дверь, такая же, как и в тысячах других квартир. Но сила воздействия оказалась велика, поэтому до конца отделаться от непонятных слов и робко прорисовывавшихся в воображении странных картинок, не удалось. Он уже не напрягал, а грубо насиловал свою фантазию, пытаясь придать образам четкость и узнаваемость, но это ни к чему не приводило — замелькали лишь кадры из фильмов про самураев, однако ощутить себя среди них Паша так и не смог. Голова раскалывалась, как после грандиозной пьянки; казалось, в затылок вливали свинец, и заполняя черепную коробку, он начинал пульсировать в висках, гоня боль по всему организму.

Медленно спустившись по лестнице, Паша вышел на улицу. Ветерок, налетевший с водохранилища, чей-то смех во дворе, хлопнувшая дверь, противно взвывшая сигнализация — все это постепенно возвращало привычное ощущение мира. Он уже ясно понимал, кем является на самом деле, узнавал привычный пейзаж правого берега, но одна бредовая и очень живучая мысль продолжала плавать в расплавленном свинце.

…Слово «ямынь» я действительно где-то слышал. Абсурд полный!.. И как Юлька спуталась с таким типом? А вдруг не «спуталась»? Вдруг, он воздействует на нее, а она не в силах сопротивляться? И что тогда? Такому ведь не набьешь морду…

Чем дальше Паша отходил от злополучного дома, тем спокойнее делались мысли. …Собственно, а причем тут я? Ведь этот «чернокнижник» не лез в мою жизнь, пока я сам к нему не сунулся; больше не буду — пусть все идет, как шло. Если Юльке он нравится (или она ему), то я не стану мешать. Я ж хотел только убедиться, что жена мне изменяет, и убедился; а этот козел сам вышел. Спасибо, я все понял — продолжайте, ребята, — Паша посмотрел на часы, — а Катька еще на работе и можно заехать за ней. Китайский, блин, палач с бамбуковой палкой… не мог уж придумать роль повеселее, а то хрень какая-то…

Он открыл машину, с удовольствием вдохнув знакомый запах салона; сразу голова стала болеть гораздо меньше. …Сейчас поужинаем, выпьем, и все встанет на свои места…

— Что с тобой? — колдун поставил перед Юлей дымящуюся чашку, но девушка молчала, — если ты не расслабишься, то ничему не сможешь научиться — тут нужна полная концентрация.

Вспомнив вчерашний день, Юля решила, что скрыть свои мысли все равно не сможет, а высказав их вслух, по крайней мере, получит хоть какие-то объяснения. …А они мне нужны?.. Ведь если закрадывается хоть малейшее сомнение, веру можно считать потерянной; а без веры заниматься тем, что нельзя ни увидеть, ни пощупать, бессмысленно…

— Ты раздумала учиться? — спросил колдун.

— Не то, чтоб раздумала… — Юля вяло пожала плечами, — боль вы снимаете реально, и это здорово; так я тоже хочу, но остальное… понимаете, я почти уверена, что Пашка ощущал себя палачом так же, как я, епископом, хотя никогда им не был. Я что подумала — может, тогда и я никакой не епископ? И никакие это не воспоминания о прошлых жизнях…

— Думать, твое право, — перебил колдун, — и верить или не верить, тоже твое право; мне с того ни жарко, ни холодно, поэтому что-то доказывать я не собираюсь. Вопрос в другом — если человек мне не верит, я не смогу ничему его научить, поэтому боюсь, что занятья отменяются. Хотя я все равно считаю свою миссию выполненной, ведь то, зачем ты приходила, я тебе поведал; если считаешь это обманом, можешь забыть.