Михаил Сергеев - «The Coliseum» (Колизей). Часть 1 Страница 49

– Но-о-о! Вытягивай родимыя! – кнут пришелся по правому дышловому. Рессоры скрипнули. – Но-о-о! Посторонней! – услышала Елена и заметила прильнувшее к стеклу лицо Наташи.

Она стояла минут пять не двигаясь. Карету сменили другие, пошли пролетки, телеги, такие же шумные, крикливые и разные. Многие тоже высовывались, показывая на странного вида одинокую барышню с корзинкой, но никто уже не останавливался. Елена опустила руку в карман плаща и… обомлела.

«Боже! – от мелькнувшей мысли женщина привстала на цыпочках и повернулась вслед уходящему потоку. Глаза тщетно искали знакомый экипаж… – У меня же лекарство! Сильнейший антибиотик! Безухов! – резануло в голове. – Где же он?!» – Елена бросилась поперек обозов в сторону Сухаревской башни.

– Куды! Куды ж, твою в коромысло! Тпру-у-у, – натягивая изо всех сил вожжи, закричали сразу несколько кучеров.

– Вот так барышня!.. – раздался веселый смех с повозки рядом, – коня-то точно остановит! Не Кутузова ли ищете, мадмуазель? – пятеро раненных офицеров голосом и видом остановили поток ругательств. – Давайте к нам, прелестница! Вместе искать будем!.. – самый молодой из них, с перевязанной рукой, улыбался во весь рот.

Всё это Елена успела заметить краем глаза, но уже через секунду оказалась на другой стороне, и, миновав три дома, выбежала на площадь. Там, у самой арки, по-прежнему стояли две фигуры. Не узнать их было нельзя. Видимо ожидая кого-то, они переговаривались, а безбородый старичок указывал в сторону Неглинной. Вдруг он увидел Елену. Тут же, повернув соседа спиной, желтый старик начал подталкивать Безухова в арку. Она кинулась за ними. То ли нерешительность Пьера, то ли неповоротливость и неумение делать любое дело быстро сыграли свою роль, но не прошло и минуты, как Елена преградила им путь.

Сконфуженный и удивленный граф вопросительно смотрел на явление:

– Вы?! Разве вы не уехали?!

– Я уйду, сейчас же уйду, Петр Кирилыч… – она поставила корзинку на землю. – Но мне вам нужно сказать… нужно передать одну вещь, – Елена резким движением, так, что мужчина вздрогнул, вложила ему в руку пакетик. – Запомните, две пилюли… раз в день! Раз в день! Запомнили?!

– Но… зачем?! Мне?! Не понимаю…

– Не вам, Болконскому. Он впереди обоза! Князь умирает… надежды никакой… слышите?! Никакой! Только это! – женщина потрясла сжатым кулаком мужчины.

– Но… почему сами? Вы же только…

– Забыла! Забыла, простите!

– Но как же… я? У меня дела-с… – Безухов растерянно посмотрел на старичка. Огромный рост и нерешительность Пьера невероятным образом совмещались, особо и всегда, влияя на происходящее вокруг. – Впрочем, что ж это… конечно, я непременно передам… но согласитесь… всё это как-то странно, да-с, весьма странно… И ваше появление, слова… Наташа и… – он опустил взгляд на руку, – это.

– Торопитесь! Дорога каждая минута!

– Минуты наших планов, несомненно-с, также дороги, милейшая! – визгливо крикнул вдруг старичок.

– Но, Платон Платоныч, – Пьер ласково и умоляюще посмотрел на того, – не дороже ведь жизни моего друга, впрочем, что ж я говорю… жизни и простого человека…

– Вы правы, правы! – отчаянно запричитала Елена и… вдруг замолкла с напряженным лицом, вглядываясь в спутника Пьера.

– А мальчик?! Должен снова ждать? Такую же?! Забыла?! – старик торжествующе смотрел на нее.

– Да, да… вторая струна должна быть у него… – как-то спокойно, выпрямившись, задумчиво ответила женщина. – И решительно сунула руку в карман: – Вот, возьмите еще… нужно дернуть два раза. Ради бога! Скажите ему… я вернусь! Обязательно вернусь! И не спрашивайте больше ни о чем! Мне… не с кем… у вас всё должно получиться!

Растерянность Пьера была полной.

– Петр Кирилыч, вы же были немного масоном! Ну же! Вам не надо объяснять такие вещи. Поверьте, это для спасения…и не только вашего друга! И потом… – голос поник, – у нас просто нет выхода. Я прошу, Петр Кирилыч! Я не могу и здесь бросить вас… так, и там… тоже ждут…

Струна оказалась у Безухова в руке.

– Мальчику? Но какому? Ах ты, боже мой. Мне ведь…

– А кому-с он нужен там?! В парафин посылаешь?!.. – процедил старик, перебив мужчину.

Тут Лена пришла в себя.

– Пока последняя у меня, никто его не тронет! Не посмеют! Иначе не дождутся! – И уже зло бросила: – Съели?! Платон Платоныч?! Яблоко раздора! Не сработало! Четыре Балтийских моря! Я узнала вас! Бороду бы наклеили. Одного грима маловато для таких!

– Тот другой! Другой! Не для него! – мужичонка схватил Безухова за руку и потянул к себе.

– Ага! Значит, палач! Шинельку-то, поди, с мертвого стянули?! Нутро поприкрыть! А почему к нему?! Зачем он вам?! Ну, говорите же! – Елена кивнула на Пьера и подступила ближе.

– Пылью каторжною задохнетесь! – зашипел старик, вцепившись в спутника.

Безухов остолбенел.

– Ну-ка, позвольте, Петр Кирилыч, – она осторожно вытянула из его застывшей руки струну и, вспоминая что-то, трижды щелкнула.

– Памва… безгневный… беззавистливый… – залепетал мужичонка, кивая на Пьера, – никто не смог соединиться… вот я… меня направили… все мемы заняты… не хватает… – и вдруг злобно выкрикнул, прячась за широкую спину графа: – Дело чести! В нормального превратить! Да-с! Чести!

– Нет ее у вас! Не получиться! Не такой он. Не такой!!!

– Э, не-е-ет, – оскалился старикашка, – таится! Таится внутри-то. У каждого-с! Надобно… с уменьем подойти-то… и матушку придушим-с! Подмочь токмо, подтолкнуть… разбудить! Беспримерно выходило! Всегда-с!

– Ах ты, гадина! – губы Лены задрожали. – Заруби себе на носу – в жизни у тебя было одно доброе дело – когда съел горчицу и три дня не мог видеть!., людей! Земля отдыхала! Так ешь ее, не отвлекаясь! Пока назад не полезет.

– Нет! Нет! Не-е-ет! – мужичонка затряс головой, оттолкнул графа и, зажимая пальцами рот, сквозь которые брызнула коричневая масса, бросился вглубь арки.

– Что?! Что всё это значит?! Извольте пояснить, сударыня… Вы оскорбили… и вообще… – Безухов растерянно оглядывался вслед компаньону, разводя руки, и тут же переводил взгляд на женщину.

Елена в таком же в изумлении только бормотала:

– Мне уже нечего вам сказать, Петр Кирилыч… Возьмите… и прощайте. – Струна опять оказалась у Пьера. – Спасайте своего друга и мальчика, – Елена пожала большие руки и сделала шаг назад: – простите… я тороплюсь… очень тороплюсь, – и умоляюще посмотрела на него. Затем повернулась и быстро зашагала прочь, отирая платком слезы.

Одиночество забытой корзинки старая Москва разделяла недолго.

А вы? Вы, дорогой читатель, оценили ее роль? Корзинки?[5]

– Ну, какой такой приют, барышня?! – с подозрением оглядывая незнакомку, дворецкий развел руками. – Господа третьего дня еще съехали-с. Я да сторож Васька, вот и весь приют-то. Побойтесь бога, как же впустить-то незнакомого человека? Да в такую смуту-с? Да что надобно-то вам-с, толком скажите, авось и подсобим…

– Книга, адрес-календарь тысяча восемьсот пятьдесят шестого года… – безнадежно прошептала Елена – Странности какие-то изволите. Окстись, матушка, год-то какой нынче? Двенадцатый! – он развел руками. – Ехали бы вы, барышня, подальше куда… мы-то люди подневольные… Даст бог, минуют супостаты господский дом, – дворецкий перекрестился, – а вам-то… эх, от греха бы подальше. Ступайте, ступайте, сердешная…

Дверь захлопнулась.

Елена снова стояла в грязи и грохоте проезжающих телег, карет и повозок с хозяйским скарбом, стонущими раненными и дворовыми. Прошло несколько минут. Слезы успели обсохнуть. Отчаяние уже злило женщину. И тут, вспомнив о пружинке, которую спрятала в тот же карман плаща там, в карете, она быстро опустила руку.

– Боже, какая же из них привела меня сюда?! Неужели перепутала!

«Другого у меня ничего нет, – понимая бессмысленность вопроса, подумала Елена. – Одна – вернуться во дворец. У кого она теперь? А вторая? Куда ведет вторая?

Что случится со мной? Ладно, хуже не будет!» – женщина выдохнула и резко дернула струну.

Путешественница поневоле, она стояла на проспекте посреди современных зданий. Слева, вдали, шумело Садовое кольцо, и просматривались купола церкви.

«Москва! Значит, вторая, – наша героиня облегченно повертела в руках струну, – но что же это было?..»

«Сухаревская башня, Пьер Безухов – ее любимец, украденный Людкой Толстовой, которая сходила с ума от романа. Минуту назад здесь, на Мещанской, Троицкой – нынешнему Проспекту Мира… впереди обоза ехал умирающий Андрей Болконский… а Наташа не подозревала… но Толстова уверяла – знала. Говорила, что Наташа знала? Или знала сама? – пыталась вспомнить Елена. Мысли путались. – Зачем мне всё это?»

Так, размышляя, женщина двигалась вдоль домов. Через пару минут она достигла цели.

– Вы сегодня уже второй человек, кто интересуется. С утра-то я был в управлении, а мой заместитель приняла женщину… Тоже очень интересовалась. Впрочем, сейчас древности в моде, – директор усмехнулся.