Йохен Шимманг - Новый центр Страница 5

Зандер отвел меня в мою квартиру. Сам он жил прямо в библиотеке, а мне приготовили жилье в уже перестроенных мастерских, в двухстах метрах севернее библиотеки. Большая, скудно обставленная комната, совмещающая функции гостиной и спальни, небольшая ванная, кухня.

— Наверное, можно найти для тебя что-нибудь попросторнее, — сказал Зандер, но я тут же ответил: — Не надо.

Меня это жилье вполне устраивало. Зандер нерешительно остановился в дверях, и я кивнул ему в знак того, что он может идти. Мне хотелось остаться одному. Я опустил японские жалюзи из рисовой бумаги, шесть полотнищ, каждое из которых двигалось отдельно, и уселся в кресло, обтянутое черной тканью. Потом чуть отодвинул вбок одно из полотнищ и выглянул наружу. Я наблюдал, как загорались одни огни и гасли другие, различал исчезающие в разных направлениях силуэты людей в темноте. Подождите чуть-чуть, подумалось мне, скоро и я вольюсь в ваши ряды.

В этот первый вечер я начал читать объемистый роман Грегора Корфа «Заговор Сони». В нем рассказывалась любовная история времен до моего рождения, которая разворачивалась в сфере политики и спецслужб в те годы, когда в новой Германии царила еще полная неразбериха. В краткой аннотации на суперобложке говорилось, что автор, «бывший влиятельный советник в боннских кругах», представляет в этом романе «и свой собственный опыт в несколько переработанном виде». Роман был лихо написан и, если говорить вкратце, повествовал о том, как герой и рассказчик, некий Норберт Зете, чиновник ведомства федерального канцлера, в восьмидесятые годы влюбляется в молодую женщину по имени Соня, которая работает в администрации бундестага. Опытному читателю довольно скоро становится ясно, что эта куколка — агент «Штази». Я стал листать роман дальше и увидел, что в игру вступают потом и другие спецслужбы — от МИ6[18] и ФБР до МОССАДа — и что в книге встретится все, что положено по жанру: свержение министров, подлые убийства и предательства всех мастей. Да иначе на восемьсот страниц было бы не развернуться. На суперобложке красовались хвалебные отзывы прессы и одобрительное высказывание Джона Ле Карре. Чтиво этого рода мне всегда доставляло удовольствие. Более того, при иных обстоятельствах я бы и сам не отказался поработать на какую-нибудь спецслужбу, но, как известно, пока дальше черного рынка не продвинулся.

На следующее утро Зандер в первом приближении познакомил меня с библиотечной систематикой, чтобы я мог помогать ему в составлении каталогов. При всей любви к книгам я был все-таки перекати-поле, студент-недоучка, который позже успешно реализовал себя совсем в другой области, а именно в торговле. А вот Зандера я не мог представить себе иначе как погруженным в книги с раннего утра и до поздней ночи.

Вскоре после знакомства он рассказал мне одну историю. Однажды в детском саду он нашел тугой резиновый мячик и засунул его в карман. Когда дети играли, он сидел в сторонке. Воспитательница трижды спрашивала его, почему он молчит и не случилось ли с ним чего, и каждый раз Зандер отвечал: «Я вообще люблю помолчать, и у меня ничего не случилось. Все в порядке». Ему было четыре года, и когда он в третий повторил то же самое, воспитательница рассмеялась, кажется, почувствовала облегчение и оставила его в покое, не принимая никаких строгих мер. Зандер в этот день долго стоял в уголке и улыбался, а потом вынул из кармана мячик и, размахнувшись, изо всех сил бросил его в лицо девочке, стоявшей рядом. Страшный рев и крики, разумеется, глаз у девочки заплыл, вызвали врача, а воспитательница — она в этот день была с детьми одна, потому что ее напарница заболела, — позвонила маме Зандера и попросила забрать ребенка. После этого она не придумала ничего лучше, как запереть его в своей крохотной каморке, пока не придет мать. Извиняться перед девочкой он отказался. Воспитательница, которая очень его любила, в отчаянии смотрела на него, стоя в дверях, он же решил ее утешить и сказал: «Не беспокойтесь. Все в порядке». Она в недоумении покачала головой и вновь вернулась на улицу, к гомонящим детям, а каморку заперла снаружи. Наверное, она думала в тот момент: «Я все делаю неправильно. Все происходит совсем по-другому, чем нас учили». Этого мы никогда не узнаем. Воспитательница сейчас уже пожилая дама, а может быть, она и умерла. Зандер помнит, что ее звали Ингрид и что он тоже очень ее любил.

В каморке стоял электрический чайник и стакан с растворимым кофе, а в мойке, в уже остывшей воде плавала грязная чашка. На маленьком письменном столике он обнаружил серую папку, почти пустую, рядом лежала слегка помятая книжица карманного формата.

— Помню, — рассказывал Зандер, — я был слегка удивлен тогда, потому что никогда не видел Ингрид с книгой в руках.

Зандер взял книгу и открыл ее, и если тот факт, что Ингрид здесь, у себя в комнатке, прятала от глаз детей книгу, его удивил, то, похоже, он совсем не удивился тому, что, когда глаза его привыкли к черной вязи буковок на белом фоне, он смог эту вязь без труда расшифровать. Да и чему было удивляться, ведь до сих пор ему никто не говорил, что дети в четыре года, как правило, читать не умеют. «Миссис Дэллоуэй[19] сказала, — прочитал он, — что она сама пойдет и купит цветы».

— Конечно, — говорил Зандер, рассказывая мне эту историю, — тогда я не мог ни удивиться, ни счесть совершенно естественным то, что воспитательница читает Вирджинию Вулф, потому что я вообще не знал, кто такая Вирджиния Вулф и какие читательницы ее читают. Возможно, в этом не было ничего удивительного, потому что тогда Вирджиния Вулф считалась литературным вождем феминизма, и тот факт, что она, воспитательница по имени Ингрид, в данный момент, наверное, озабоченно беседовавшая с врачом там, на улице, вообще интересовалась такой литературой, был тоже вовсе не странным, ведь я не знал, какие хитросплетения судьбы побудили ее стать воспитательницей, не мечтала ли она до этого о какой-то другой профессии и, может быть, мечтает о ней до сих пор.

Итак, мама Зандера пришла, чтобы его забрать, Ингрид открыла дверь, и обе женщины увидели маленького Кая Зандера, сидящего на полу в уголке, что само по себе не вызвало удивления, но в руках у него была книга, и вот это уж воистину было странно и даже слегка забавно, поэтому их озабоченные лица озарила легкая улыбка, в которой превосходство взрослых смешивалось со своего рода облегчением, ведь маленький Кай никому не причинил больше никакого вреда и не раскрошил в мелкую крошку все вокруг. В улыбке Ингрид облегчения было больше, чем в улыбке матери, у которой наверняка не шел из головы тот приступ агрессии, который случился у сына. Именно Ингрид заговорила первой, она спросила чуть игриво: «Смотри-ка, ты нашел мою книжку! Ну и что там написано?»

Зандер перелистнул страницы назад и произнес: «Миссис Дэллоуэй сказала, что она сама пойдет и купит цветы». И тогда он увидел, как лица обеих его мам — настоящей и детсадовской — охватывает неописуемый ужас.

— Потом я никогда ее ни о чем не расспрашивал, — сказал Зандер, — но иногда мне приходит в голову, что моя мама в тот момент подумала, будто породила чудовище. Хотя мне было всего четыре года, могу поклясться, выражение лица у нее тогда было отнюдь не радостное.

Почему же его родители тогда ничего не замечали? В конце концов, дома у Зандеров книги водились, хотя о настоящей библиотеке речи не шло. Отец работал в управлении сталелитейного концерна, и книги в квартире, разумеется, были, причем в свободном доступе. Тихими вечерами, когда его мать в своей извечной депрессии лежала на кровати в темной спальне, маленький Кай брал одну книгу за другой и принимался их листать, прочитывал там и сям по нескольку предложений, пока не добрался до своей первой настоящей книги, «Снежной королевы» Андерсена. Это было за несколько недель до того случая в детской саду, жарким августовским днем, при рассеянном свете, сочившемся сквозь опущенные жалюзи. Сказка подействовала на него фантастически — возможно, оттого только, что он впервые в жизни как настоящий читатель одолел книгу от начала и до конца, — и он рассказал об этом маме. Его заворожила история о зеркальных осколках, один из которых попал в глаз маленькому Каю, и, конечно, особенно в этой истории привлекло его то, что главного героя звали так же, как его самого. Он восхищался маленькой Гердой, которая, несмотря на все преграды, не пугаясь того, что надежд почти никаких, отправляется на поиски Кая. Ему исключительно понравились оба ворона, которые в конце концов приводят Кая в замок Снежной королевы и за это их награждают постоянным титулом придворных воронов. С маленькой разбойницей он готов был ехать куда угодно.

— Вот только конец сказки мне уже тогда не очень нравился, — рассказывал Зандер. — У меня было смутное ощущение, что концовка довольно пошлая, и мне было жаль девочку и мальчика, которые теперь, повзрослев, снова оказались дома и обречены остаться там навсегда.