Максим Далин - Цикл "Город внизу" (СИ) Страница 5

Ланс рванулся вперед, чтобы попытаться их остановить — вдруг почувствовав странную близость к ним всем, даже к бесноватому Хэллу — но тут мрак лопнул с грохотом и звоном, рассыпавшись вдребезги…

Ланс рывком сел в постели, весь в поту, с колотящимся сердцем.

Будильник надрывался от звона. Ланс с досадой хлопнул по нему ладонью.

— Ланс! — крикнула мама из кухни. — Не засни снова, сегодня Дневной Закон первым уроком!

За окном, в щели между штор, еле брезжил тусклый осенний рассвет. Начинался нормальный день нормального мальчика из семьи истинно верующих.

Я проспал, подумал Ланс. Я вчера прилег на минуточку, подождать, когда все заснут — и сам вырубился, дурак, подлец, тупая скотина! Это — как трусость: нашел-таки способ не грешить, удобрение убогое…

Я проспал все попытки что-то изменить…

Он встал с постели, чувствуя сонную истому и ломоту во всем теле, и поплелся в ванную, в тоске и крайней досаде. Включил воду. Долго смотрел на свое отражение в зеркале: замученная физиономия с синяками под глазами — и откуда-то тонкая красная полоска через лоб и щеку, вроде ожога, и лицо кажется почти незнакомым…

— Ланс, возьми полотенце! — сказал из-за двери бабушкин голос.

Ланс открыл дверь в ванную — и отшатнулся. Над воротом бабушкиного халата мертвая серо-зеленая голова с белесыми слепыми глазами растянула рот в резиновой улыбке — а из ноздри уже ползет усик, покачиваясь в воздухе в поисках опоры и живой человеческой плоти.

Нестерпимый запах лопуха и крапивы наполнил легкие.

Лесной Царь

…Разве ты не видишь Лесного Царя?…

Специально для Ирины Клеандровой (и для собственной радости, конечно). Мой вариант «авторизированного перевода» Гёте. Несколько колебался, думая, выкладывать ли. Это не моя, это, в сущности, чужая сказка. Но… раз уж я обещал Ирине — пусть будет.

Судя по промелькнувшему указателю, до города оставалось еще семьдесят шесть километров.

— Если бы ты не копался целый час, мы бы уже дома были, — раздраженно сказал отец. — Темень, хоть глаз выколи… большая радость ехать в такую погоду и в такую пору. Мог бы остаться у бабушки, если так невмоготу собраться по-человечески…

— Мне в школу завтра, — сказал сын настолько невыразительно, как только смог. Любой оттенок выражения мог бы придать этой простой фразе некий дурной смысл и сделать нестерпимой и без того тяжелую дорогу. К примеру, отцу могло показаться, что сын не хочет уезжать от бабушки, что ему не хочется в школу, что ему не нравится строгий домашний порядок… любое из этих предположений могло бы не понравиться отцу.

Сын надеялся, что бесстрастность тона избавит его от необходимости продолжать разговор, но именно она показалась отцу то ли недостаточно уважительной, то ли слишком легкомысленной.

— Да если бы ты действительно о школе думал, то еще днем на электричке уехал бы! — сказал отец неприязненно.

— Мама не любит, когда я езжу один, — сказал сын и отвернулся к окну.

Ноябрьские сумерки стояли черным-чернешеньки. Пригородная трасса свистела под колесами, блестя в свете фар. Лес летел навстречу — из лесных стен острый дальний свет вдруг выхватывал на краткий миг резкие детали: сук тянулся к дороге костлявой рукой, лохматая ель пьяно взмахивала рваным подолом, широкие ленты тумана ползли между черных стволов…

Полоса тумана, белесая в темноте, длинно расстелилась вдоль трассы, вздрагивая, колеблясь от встречного ветра — и сын, следивший за дорогой остановившимися глазами, вдруг подумал, что не такая уж она и длинная. И вовсе не неподвижная. Туман, как кометный шлейф, летел за автомобилем, завиваясь, вихрясь — и что-то было в нем странное и тревожное, даже более странное и тревожное, чем вся ночная дорога вообще. Необычное. Ненормальное.

На крутом повороте туман лизнул дверцу машины. Лес подступил вплотную — а сын вдруг явственно увидел и видел целый миг, в дорожном трансе растянувшийся на вечность, в туманном клубе бледный абрис лица, без черт, без выражения — венчаемый мутно мерцающей диадемой в каплях росы. Не фигура, не тень даже — сущность, а не существо, вихрь влажного холода, еле обозначенный туманом — но эта сущность взглянула без глаз внутрь человека, наполнив душу мгновенным и убийственным ощущением даже не страха, а тянущей запредельной жути.

— Папа! — выдохнул сын, еле сумев произнести слово, замирая, вцепившись в ремень безопасности. Позвал на помощь, как смог.

— …уже достаточно большой, — говорил отец в этот момент, но начала фразы сын то ли не слышал, то ли не помнил. — И твоя мать могла бы понять. Ну что еще?

«Лесной Царь!» — шепнула темнота. «Не надо бояться, — прошелестел туман. — Я — Лесной Царь. Твой Лесной Царь. Твой новый друг. Дыши, дыши…»

— Папа, ты чуть не задел Лесного Царя, — еле слышно сказал сын, не в силах оторвать взгляда от туманного мрака. — Машиной… Ты же видишь — Лесного Царя… в короне и с хвостом…

— Где? — голос отца прозвучал, скорее, удивленно, чем раздраженно. — Совершенно пустая дорога.

— Вот, — сын, мучаясь собственной беззащитностью и бесцеремонностью жеста, показал пальцем.

— Сколько раз говорил — пальцем показывают только деревенские хамы, — проворчал отец. — Никого там нет. Только полоса тумана — и все.

Лес слегка расступился. Из разрыва облаков выскользнула луна, холодная и белая, рассеяв угрюмую темноту земли. Вершины деревьев, уже нагие, кроны причудливых форм, напоминающие рисунком ветвей сложный рисунок капилляров в человеческих легких, сухая мертвая трава — все это выступило из мрака, показываясь, гордясь своей строгой и жестокой красотой. Показываясь именно ему — сыну.

«Ты мог бы увидеть и больше, — заметил голос в голове. Теперь он звучал почти по-человечески. Весело, дружелюбно — он был, пожалуй, приятным, этот голос. Сын чуть-чуть расслабился. — Осенью мертво не все. На моих тайных берегах цветут чудесные цветы, там еще тепло, как летом — вода в реке нежна, как атлас, мягка, как молоко…песок белый и золотой. Хочешь выкупаться? Будет весело!»

Сын невольно улыбнулся — чуть-чуть, но заметно. Мама не позволяла ему купаться, боясь, что он утонет — сама она плавать не умела. У отца летом никогда не было времени съездить с сыном куда-нибудь к воде, но если, паче чаяния, его вдруг удавалось уговорить — купание длилось не больше пары минут. «Сейчас же выходи. Во всем должен быть порядок»…

«Искупаемся и поиграем», — предложил Лесной Царь, и сын услыхал в его голосе теплый смешок. Он был не старше сына, этот Лесной Царь — и он был веселым парнем. Ему явно было наплевать, что у сына нет комиксов с Человеком-Пауком, и что ему почти не позволяют играть в компьютерные игры: отец считает, что полчаса в несколько дней — это более, чем достаточно. «Потом мы могли бы побродить по моему лесу. И кстати — у моей мамы нашлась бы удобная одежда для тебя. И красивая. Ты бы сам выбрал. Ненавидишь ведь эту куртку, да?»

— Да… — кивнул сын, улыбаясь в темноту за ветровым стеклом. Да, эту дурацкую сиреневую куртку с каким-то гадким котенком, нашитым на карман, носить было нестерпимым позорищем. Весь класс потешался, но мама с отцом и слышать ничего не желали. Мама говорила: «Очень симпатичная куртка, тепленькая. И все так ходят», — а отец сразу начинал кричать, что сын — неблагодарный и капризный, избалованный паршивец. Вот когда отец был мальчиком, дети и думать не смели о такой одежде — а сейчас каждый паршивец только нос морщит, ничем его не удивишь, зажрался…

«Ты ведь просто хотел бы, чтобы тебя послушали, да?» — сказал Лесной Царь ласково. Нет, он, все-таки, был чуточку постарше. Классе в шестом, может быть… если только Лесные Цари ходят в школу, подумал сын и хихикнул. Такие большие парни знают массу всякой всячины — поиграть было бы очень здорово, но кто из них станет возиться с малявкой? «Вот бы с тобой поболтать, — мечтательно сказал Лесной Царь. — Знаешь, вечером, когда заря уже догорает, появляются звезды, в лесу у меня тихо-тихо… Мы разожгли бы костер, поболтали бы о том — о сём…»

Вот бы посидеть у костра, подумал сын, глядя в ненастную темень и не видя ее. Интересно, у него в лесу живет много диких зверей? Ему белки, наверное, прямо в руки лезут… а вдруг у него есть ручной волк?

Лесной Царь уже начал, было, что-то говорить про волка — но тут автомобиль встряхнуло на выбоине в асфальте. Сын стукнулся головой о стекло дверцы, моргнул и очнулся. Мертвый темный лес метнулся в сторону от автомобиля, но бледный шепчущий призрак по-прежнему скользил с ним наравне, не отставая и не обгоняя.