Вероника Рот - Дивергент Страница 50

Я стараюсь сохранять спокойствие. Задаю себе вопросы, которым нас учили Бесстрашные. Что вы будете делать, если кто-то нападет на вас сзади? Толкну его локтем в живот или в пах. Я представляю, как убегаю. Жаль, у меня нет оружия. Это мысли Бесстрашных, и они стали моими.

Что вы будете делать, если два человека нападают на вас спереди?

Я следую за мужчиной по пустому светящемуся коридору, ведущему в офис. Стены из стекла: кажется, я знаю, какая фракция проектировала мою школу.

За металлическим столом сидит женщина. Я смотрю на ее лицо. То же самое лицо возвышается на портрете в библиотеке Эрудитов. То же самое лицо украшает каждую их статью. Как давно я ненавижу его? Не могу вспомнить.

— Сядь, — говорит Джанин. Ее голос звучит знакомо, особенно, когда она раздражена. Ее ясные серые глаза сфокусированы на мне.

— Я лучше постою.

— Сядь, — повторяет она. Я точно слышала ее голос раньше.

Я слышала его в коридоре, она говорила с Эриком, перед тем, как на меня напали. Я слышала, как она упоминала о Дивергент. И еще перед тем я слышала его…

— Ваш голос был в моделировании, — говорю я. — В тесте на способности.

Она и есть та опасность, о которой предупреждали мама и Тори, она та, из-за чего опасно быть Дивергент. И она сидит напротив.

— Ты права. Тест на способности, наверное, мое самое большое достижение в науке, — отвечает она. — Я просматривала твои результаты, Беатрис. Очевидно, возникла какая-то ошибка с твоим тестом, и результаты пришлось вбивать вручную. Ты об этом знала?

— Нет.

— Ты знала, что ты вторая за все время существования фракций, кто, получив результат Отречение, перешел к Бесстрашным?

— Нет, — отвечаю я, оправляясь от шока. Тобиас и я были единственными? Но его результат был правдой, а мой нет. Так что, на самом деле он единственный.

Внутри меня екает при мысли о нем. Но сейчас меня не волнует, насколько он особенный. Он назвал меня жалкой.

— Почему ты выбрала Бесстрашие? — спрашивает Джанин.

— Какое это имеет значение? — Я пытаюсь смягчить голос, но не получается. — Разве вы не собираетесь сделать мне выговор за отказ от моей фракции и поиск моего брата? «Фракция важнее крови», не так ли? — Я делаю паузу. — Почему я сразу попала к вам в офис? Что-то настолько важное?

Может, это заденет ее? Ее губы на секунду поджимаются.

— Я оставлю выговоры Бесстрашным, — произносит она, откинувшись на стуле.

Я опираюсь на спинку стула, того, на который не пожелала сесть, и крепко вцепляюсь в нее пальцами. За окном позади Джанин виден город. В отдалении лениво движется поезд.

— Что касается причин твоего присутствия здесь… простое любопытство, — говорит она. — Просматривая твои записи, я заметила еще одну ошибку в уже другом твоем моделировании. И опять результат не был записан. Ты знала об этом?

— Как вы смогли увидеть их? Только Бесстрашные имеют к ним доступ.

— Из-за того, что Эрудиты разработали моделирование, у нас есть некое… скажем так, взаимопонимание с Бесстрашными, Беатрис. — Она наклоняет голову и улыбается. — Я просто забочусь об исправности нашего оборудования. Если оно работало неправильно, когда ты была рядом, я должна быть уверена, что такого не повторится, понимаешь?

Я понимаю только одно: она лжет. Плевать ей на оборудование. Она подозревает, что что-то не так с результатами моего теста. Как и лидеры Бесстрашных, она вынюхивает все о Дивергент. Возможно, из-за того, что Джанин разработала сыворотку моделирования, моя мама и хочет, чтобы Калеб разузнал все о ней.

Но что такого угрожающего в моей способности управлять моделированием? Почему это беспокоит лидеров Эрудитов и всех остальных?

Я не могу ответить ни на один из этих вопросов. Но взгляд, которым она смотрит на меня, напоминает взгляд собаки, готовой к нападению, которая была на тесте на способности, — жестокий и хищный. Она хочет разорвать меня на кусочки. Я не могу сейчас подчиниться. Я тоже становлюсь собакой, готовой к нападению.

Я чувствую свой пульс в горле.

— Я не знаю, как это работает, — произношу я, — но от жидкости, которую мне ввели, у меня разболелся живот. Может, мой инструктор отвлекся, потому что боялся, что меня стошнит, и забыл записать результат. Я чувствовала себя так же и после теста на способности.

— У тебя всегда такой чувствительный желудок, Беатрис? — Ее голос не отличить от лезвия бритвы. Она стучит ногтями по стеклянной поверхности стола.

— Еще с детства, — отвечаю я так спокойно, как только могу. Я отпускаю спинку стула и обхожу его, чтобы сесть. Я не могу выглядеть напряженной, хоть и чувствую себя именно такой: словно мои внутренности сжимаются.

— Ты была чрезвычайно успешна на этапе моделирования, — говорит она. — Чему ты приписываешь легкость, с которой ты прошла страхи?

— Моей храбрости, — отвечаю я, глядя ей прямо в глаза. Другие фракции описывают Бесстрашных следующим образом: нахальные, агрессивные, импульсивные. Дерзкие. Я должна оправдать ее ожидания. Я ухмыляюсь. — Я лучшее, что у них есть и когда-либо было.

Я наклоняюсь вперед, опираясь локтями на колени. Мне придется пойти дальше, чтобы убедить ее.

— Вы хотите знать, почему я выбрала Бесстрашие? — спрашиваю я. — Что ж, это из-за скуки. — Все глубже и глубже. Ложь требует отдачи. — Я устала быть маленькой, хорошей, самоотверженной девочкой и хотела выбраться оттуда.

— И ты не скучаешь по своим родителям? — деликатно спрашивает Джанин.

— Скучаю ли я по ругани из-за того, что смотрю в зеркало? Скучаю ли я по запрету говорить за обедом? — Я качаю головой. — Нет, я не скучаю по ним. Они больше не моя семья.

Ложь обжигает мое горло, выливаясь наружу, или, может, это слезы, которым я сопротивляюсь. Я представляю свою маму с расческой и ножницами, стоящую у меня за спиной, слегка улыбающуюся, подстригающую мои волосы, и мне хочется плакать, а не оскорблять ее.

— Означает ли это… — Джанин замолкает на несколько секунд, поджимая губы, — что ты согласна с содержанием статей, направленных против политических лидеров города?

Статей, выставляющих мою семью продажными, властолюбивыми, настоящими диктаторами? Статей с тонкими намеками на революцию и скрытыми угрозами? Из-за них у меня начинает болеть живот. Зная, что она одна из тех, кто написал эти статьи, я хочу придушить ее.

Я улыбаюсь.

— Полностью, — говорю я.

Один из лакеев Джанин, мужчина в синей рубашке и солнечных очках, отвозит меня обратно в корпус Бесстрашных на серебряной машине обтекаемой формы, какой я никогда раньше не видела. Двигатель практически бесшумный. Когда я спрашиваю мужчину об этом, он объясняет, что это из-за солнечных батарей, и пускается в долгое объяснение того, как батареи на крыше превращают солнечный свет в энергию. Через минуту я перестаю слушать его и просто смотрю в окно.

Не знаю, что со мной сделают, когда я вернусь. Но подозреваю, что нечего хорошего. Я представляю свои ноги болтающимися над пропастью и закусываю губу.

Когда водитель подъезжает к стеклянному зданию над корпусом Бесстрашных, Эрик ждет меня у двери. Он хватает меня за руку и тащит к зданию, не поблагодарив водителя. Пальцы Эрика сжаты так сильно, что я подозреваю, что скоро на месте их хватки будут синяки.

Он встает между мной и дверью, ведущей внутрь, и начинает хрустеть пальцами. Один за другим.

Я непроизвольно содрогаюсь.

Все, что я слышу, это хруст его суставов и мое собственное дыхание, которое с каждой секундой ускоряется. Начиная говорить, он скрещивает пальцы перед собой.

— С возвращением, Трис.

— Эрик.

Он медленно придвигается ко мне.

— О чем… — тихо произносит он, — вообще, — добавляет он громче, — ты думала?

— Я… — Он так близко, что я вижу проколы его пирсинга. — Я не знаю.

— Я вынужден назвать тебя предательницей, Трис, — говорит он. — Ты никогда раньше не слышала выражения «фракция важнее крови»?

Я видела, как Эрик делает ужасные вещи. Я слышала, как он говорит ужасные вещи. Но я никогда не видела его таким. Он больше не маньяк, он полностью контролирует себя. Осторожный и спокойный.

Впервые я распознала в Эрике того, кем он является на самом деле: Эрудита, скрывающегося под маской Бесстрашного, гения, столь же хорошего, сколь и садиста, охотника за Дивергент.

Я хочу убежать.

— Ты была недовольна жизнью здесь? Может, ты разочарована в своем выборе? — Обе его брови, все в пирсинге, взлетают вверх, образуя морщинки на лбу. — Я хочу услышать объяснение, почему ты предала Бесстрашие, себя и меня… — Он ударяет себя по груди. — Убежав на территорию другой фракции?

— Я… — Я глубоко вдыхаю. Он бы убил меня, если бы знал, кто я; я чувствую это. Его руки сжимаются в кулаки. Мы одни. Если что-то случится со мной, никто даже не узнает, что это было, не увидит…